Отражения (Трилогия) - Вероника Иванова

С Мирримой я так больше и не поговорил — времени не хватило, да и... Она не рвалась продолжить неоконченный разговор, а у вашего покорного слуги не было сил ломать возведённые укрепления. Всё бы ничего, но на душе остался кислый осадок: я никак не мог понять, изменилось ли отношение Мирримы ко мне или нет. И если изменилось, то в какую сторону? Оставалось только надеяться: хуже уже стать не может. Некуда...

Так уж получилось, что городские стены остались далеко позади, а солнце всё никак не хотело прятаться за зубчатой линией гор — Рианна так и не увидела всего великолепия «Рассветного камня». Смутно подозреваю, что надутые губы и подчёркнуто безразличное выражение лица в сочетании с детской обидой во взгляде были вызваны именно этим обстоятельством. И, конечно, виноватым — по негласному, но очевидному соглашению компании, рассредоточившейся по фургону — опять был признан некто по имени Джерон. Можно подумать, срочность отъезда объяснялась моим непреодолимым желанием оказаться в подчинении у сельского доктора! Как бы не так! Не хотел я возвращаться. Нисколечко не хотел. Правда, при этом сгорал от любопытства, требующего ответа на вопрос: какого цвета глаза Дэриена? Такие же ореховые, как и у близнецов? Очень может быть, хотя полной уверенности я не ощущал. Далеко ходить не будем: у Магрит, моей единоутробной и жутко старшей сестры, глаза синие, как самое высокое небо, — говорят, что отец обладал таким же сокровищем — а у Майрона... Какого же цвета глаза у братца? Фрэлл! Я начинаю забывать родственников? Не рановато ли? О, при встрече узнаю с первого взгляда, но вот мысленно нарисовать портрет не удаётся. Кажется, тоже синие. Нет, вру: зелёные, но с отклонением в синеву, похожие на морскую пучину, которую я имел счастье несколько раз видеть... Нет, пусть у Дэриена окажутся золотистые глаза! Я так хочу! Имею я право чуть-чуть покапризничать и настоять на своём капризе? Имею. Потому как никто ничего никогда не узнает. Хм, что-то в этом есть... Подходит для девиза на боевом щите. «Никто. Нигде. Никогда». Надо будет запомнить и при случае записать...

Рогар был прав: дорогу вчерне отремонтировали. Конечно, гружённые дроблёным камнем и песком подводы и группки дорожных строителей то и дело попадались нам по пути, но проехать уже было можно. По кочкам и впадинам, в сопровождении стука зубов и прямо-таки морской качки, но — можно. Что мы и сделали. С минимальными потерями — только у одной из лошадей расшаталась подкова, но на первом же привале Нано умело привёл обувку тягловой силы в порядок.

Матушка приняла решение остановиться на ночлег, когда повороты дороги стали совершенно неразличимы в сгустившемся вечернем тумане. Место для привала она выбирала, даже не глядя на местность, — очевидно, окрестности торгового тракта были ей знакомы так же хорошо, как и внутренности собственного фургона. Я не участвовал в подготовке лагеря для ночлега и терпеливо ждал в сторонке. По очень простой причине: никто не посчитал нужным освободить меня от наручников. Конечно, трапезничать со скованными руками было не слишком удобно, но я ухитрился ничего не пролить и не просыпать. А несколько позже, завернувшись в одеяло (спальное место мне отвели на достаточном отдалении от костра, но рядом с фургоном, с одной из стоек которого я и был соединён «поводком»), ваш покорный слуга велел сну погулять и погрузился в размышления о дне минувшем.

Скорый отъезд — главная странность. Зачем Мастер выпихнул нас из города на ночь глядя, подвергая тем самым ещё большей опасности? Ответ прост и примитивен: в городе опасность представлялась ему куда большей, чем за пределами крепостных стен. Откуда исходила опасность? Ну, тут мне даже не надо выбирать из нескольких вариантов: от Чародейской гильдии Мирака. И я таки их понимаю, как говаривал один из моих последних неблагодарных работодателей.

В самом деле, вчера ночью произошло из ряда вон выходящее событие — проснулся Фонтан. И не просто проснулся, а выполнил своё прямое предназначение: защитил город от разрушения. Скорее всего, на памяти местных летописцев это было первое пробуждение дарёного артефакта. Будем надеяться, что и — последнее... Поскольку ударные силы местных магов были отозваны из города для проведения дорожных работ, активировать защиту мог только Мост. Вроде бы всё просто? Нет, не просто. Мосты на дороге не валяются. Более того: даже не по каждой дороге ходят. То, что в критической ситуации подвернулась неинициированная заготовка, — чистой воды везение, и даже больше: огромное счастье. Для города, я имею в виду. А вот для кого-то, кто послужил причиной гнева Сердца Гор, случившееся вовсе не счастливая случайность. Себя в расчёт не беру: наглотался последствий досыта. Но я всего лишь «стоял у истоков» неприятности, а ведь для того, чтобы камень покатился вниз по горному склону, нужно не только убрать подпорки, но и, собственно, толкнуть. И кто-то — толкнул. По злому умыслу или же — без? Следовало бы разобраться, потому как небрежность заслуживает сурового наказания, а намерение... Намерение причинить вред заслуживает того, чтобы быть стёртым из памяти мира. Вместе с персоной, оное намерение осуществившей. Впрочем, всё перечисленное — не моего ума дело. На это есть комендант, на это есть Орлиное Гнездо, на это есть... Да Рогар, на худой конец! Раз уж он с завидной регулярностью шляется по просторам Четырёх Шемов, пусть и займётся расследованием! Не собираюсь помогать. Ни капельки. Во-первых, «спасибо» мне не скажут. Знаю. Пробовал. Во-вторых: мне совершенно наплевать на внутреннюю и внешнюю политику Королевских Домов. Ссорятся, мирятся — на здоровье! Только меня не впутывайте, пожалуйста... Любопытно, ради чего следовало обрушить городские стены? Заваленный проход в Россонскую долину никому не нужен. Или всё-таки нужен? А может, дело в том, что долина должна была быть изолирована? На некоторое, достаточное для грязных дел, время. Запросто...

Нет, всё, пора спать! Политическая ситуация в стране мне неизвестна (по причине невероятной лени), а гадать на облаках — слишком глупое занятие. Тем более что в черноте неба этих самых облаков и не наблюдается. Прохладная будет ночь, однако...

Когда горы окончательно скрылись за линией леса, дела пошли веселее: проезжий тракт стал гораздо шире, и к нему начали отовсюду сбегаться всевозможные дороги, дорожки и дорожечки — приятное свидетельство густонаселённых земель. И постоялые дворы стали попадаться едва ли не чаще, чем грибы после дождя. Последнее было мне на руку больше, чем всем остальным, потому что вносило в мою скучную жизнь некоторое разнообразие. Например, я мог послушать, о чём говорят люди, — из спутников Матушки никто (и она сама — также) не соизволил развлечь меня беседой. Ни разу за прошедшую неделю. Впрочем, я не настаивал. Не считал возможным. Меня кормили, укладывали спать, потенциально — оберегали от неприятностей... Чего же ещё желать? Лёгкой дружеской беседы, вот чего! Я с удивлением для себя отметил, что привык находиться «не в одиночестве». И когда успел, скажите на милость? А ведь успел... Да что уж говорить: я был бы рад общению даже с опасным противником, только бы не разговаривать самому с собой. Не потому, что собеседник — никакой, а потому что прокручивать в голове одни и те же наблюдения, время от времени обзаводящиеся (или же теряющие их) гипотезами, кои объясняют всё или ровным счётом ничего, — занятие неблагодарное. После часа усиленной работы мозг начинает натужно скрипеть и недобрым словом поминать своего настырного хозяина. Проще говоря: перенапрягается. А содержимое моей головы уже было опасно близко к подобному перенапряжению.