Через розовые очки - Нина Матвеевна Соротокина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему только удовольствие? А любовь? Голубые тоже люди. Но только ко мне это не имеет никакого отношения. Ты спрашиваешь — я отвечаю.
— Я воспитана в семье, которая ко всему этиму относилась брезгливо.
— Нашла чем хвастаться. Я, может, тоже в такой семье воспитан, но надо и свою голову иметь. Мы на пороге третьего тысячелетия.
Все, хватит, она устала и хочет есть. А еще она хочет вымыть руки. Может быть, даже принять ванну. И голову вымыть, потому что очень ноет затылок.
Даша ушла в ванную и долго терла пальцы губкой под горячей струей. Разговор с Антоном не получился. Зачем ему подиум? Он просто хочет угодить Варе? Его истовая любовь к ней, это любовь победителя, который долго бился за свой придуманный образ. Прирученное счастье тем более требует жертв. Это счастье надо все время подкармливать. Антону нужно любым способом закрепить успех. Это Варька–негодница довела его до подобной, неустойчивой жизни. Тоже мне, пример для подражания! А что, собственно, имеет в жизни эта нордическая дива? Уехала за границу, нашла кучу богатых любовников, которые готовы служить всем ее прихотям. Подумаешь, счастье! Она, Даша, тоже человек, человек со своим духовным миром, богатым, между прочим, она любит работать, и она устала бегать от бандитов.
Но, если честно, какими бы маленькими не были Варины успехи, та получила все, что хотела. Она поставила планку на большую высоту, и счастлива. А у Даши вообще нет планки. Она себе не нравится, никогда не нравилась, всегда хотелось того, не знаю чего, и все‑то ей мало, и чего‑то недостает. Ясно только, что она совсем не хочет иметь двух богатых мужиков, из которых один увез бы ее за границу. И она имеет право на Антона. Имеет право совсем не меньше, чем Варя. Тут Даша хмыкнула. Ведь Варя на него и не претендует. "Да забирай его со всеми потрохами", — вот бы что она сказала. Здесь уместно обозначить не ее права на этого рыцаря от моды. Здесь уместно спросить — а нужна ли ему Даша Измайлова взамен Вари Соткиной. Пришла пора бороться за Антона. А это значит, что сейчас она выйдет из ванны и скажет, что он любит не Варю — нимфу глянцевых журналов, а ее — дурнушку из Пригова переулка.
Стол уже был накрыт и выглядел очаровательно. И салфетки были в тон тарелок, и дымящаяся картошка была посыпана укропом, и салат был полит майонезом. Как через вату вспыли в ушах знакомые рекламные призывы: "Мама… Вовочка… мама… кальве". Тьфу, черт!
Но вначале она поест. Она поест, а потом все скажет.
— Что будешь пить? Водку, мартини или сразу с шампанского начнем.
— Водку, мартини и шампанское, все смешать. И еще дай мне картошку, селедку с маминой подливой, и еще дай мне икры, ветчины вот этой со слезой и зелени… много.
— Оголодала, девочка, — счастливо рассмеялся Антон, ловко наполняя тарелку.
Они церемонно чокнулись — за твой партфоле, выпили — вначале по доброй русской привычке водку. Ох, так и обожгло! Жевательный процесс — один из основных в жизни, это ясно. На сытый желудок все страхи выглядят почти безобидно. Потом они еще раз выпили — за нашу любовь, еще раз закусили.
— Что ты там бубнишь себе под нос? — Антон потянулся через стол, вот уже и целоваться захотелось.
— А забавно… подиум в древнем Риме — это площадка вовсе не для актеров, а для привилегированной публики, для зрителей в цирке или амфитеатре.
— Какая ты умная, сил нет.
— А сейчас все поменялось местами. А может и не поменялось, потому что сейчас актеры самые привилегированные и есть.
— Значит, мне идти на подиум?
— Конечно, иди. Ты будешь разгуливать по площадке, трудить голень, а я буду приносить тебе в узелке пироги с грибами и молоко в бутылке.
Еще выпили, потом Даша поняла, что если она сейчас не скажет главного, то просто завалится спать — где угодно, хоть на полу. Оказывается, на голодный желудок водка с шампанским действует как‑то особенно.
— Твое дело мы обговорили — теперь я. Можно?
— Все можно, говори, родная.
— Вот что, Антон, я хотела тебе сказать. И это очень важно. Понимаешь, я не Варя…
— Это в каком смысле?
— В том смысле, что я просто похожа на нее. На самом деле я совсем другой человек. Ты такой красивый, а я — жалкая копия. Меня зовут… — она тяжело вздохнула и пригубила шампанское. — Впрочем, мне‑то без разницы — Варя я или Даша. Все дело в тебе. Да, мой мальчик… Сейчас я испытаю тебя на крепость. Запомни, я — Даща Измайлова.
— Как пожелаете, — дурашливо согласился он. — За Дашу Измайлову! — и опрокинул в рот водку.
Нет, он не вдрызг опьянел, и Даша пока форму держала. Он просто пытался понять, что она от него хочет. Дурит? Хотя сознаемся, фраза эта дурацкая очень настороживала. По пьяному делу они играют в полное понимание, мол, до всего договорились, но дураку ясно — он ее опять не устраивает, опять он с подиумом не угадал. Может быть, она хочет его бросить таким вот варварским способом. От Вареньки–вострушки всего можно ожидать. Посмотрим, что она дальше выкинет. Главное, не задавать вопросов. Он наполнил рюмки. Даша посмотрела на водку испуганно:
— Нет, я пожалуй, больше пить не буду.
— А я, пожалуй, выпью.
— Мы встретились в бане, — продолжала Даша. — Ты в баню ходшь? А мы ходим… С легким паром! Каждый год тридцать первого декабря… Впрочем, это из кино. А мы встретились в августе. В мире, оказывается, уже накоплено столько, как это… генетического материала, что природа в состоянии создавать копии. Да и не только природа. Овцу Долли знаешь? Ну ту, полученную методом клонирования. Правда, Долли удалось получить только с двести двадцать седьмой попытки. А уж с какой попытки я получилась, не знаю. Я тоже — овца, только явный брак. Если хочешь, можешь называть меня Долли Измайлова. Двести двадцать восьмая попытка… или двадцать девятая? Что‑то я запуталась.
— Варька, что ты плетешь, не пугай меня, — тряхнул головой Антон, словно призраков отгонял, не желая ступать с твердой земли на топкую, опасную тропку.
— Боишься? Я тоже испугалась.
