Приключения Аввакума Захова - Андрей Гуляшки

ДОПРОС НА ЧЕРДАКЕ

В пять часов семнадцать минут пополудни Савве Крыстанову удалось связаться по телефону с Институтом специальных исследо- ваний при Министерстве национальной обороны и сообщить дежурному офицеру, что инженер Теодосий Дянков убит и что он, Савва Крыстанов, застал его квартиру отпертой и пустой. Несколькими секундами позднее дежурный офицер связался с начальником Госбезопасности, который со своей стороны немедленно уведомил о случившемся руководителя Особого отдела, полковника Константина Манова.

Полковник Манов лично не был знаком с Теодосием Дянковым, но, поскольку не раз получал распоряжение обеспечить безопасность инженеру, когда тот выезжал на периферию, и имел представление о характере работы, проводимой институтом, — он в первую же минуту оценил огромное политическое значение убийства и те неприятные последствия, которых, разумеется, можно было ожидать. Поэтому он решил во что бы то ни стало привлечь к следствию сотрудника Госбезопасности, майора контрразведки Аввакума Захова.

И вот Аввакум сидел перед ним. А он улыбался приятелю милой, добродушно-сварливой улыбкой и мерил его хитроватым, торжествующим взглядом: «Видишь, видишь, а ты ещё собираешься расстаться с нами!»

Дождь внезапно припустил, на улице потемнело. Фары автомобилей уже начали прокладывать жёлтые дорожки, дождевые капли вспыхивали в потёмках и тотчас исчезали, скоротечные, как секунды, отсчитываемые большими электрическими часами.

Стрелки часов показывали двадцать семь минут шестого.

— Краткое распоряжение… — сказал Аввакум, положив руку на трубку внутреннего телефона. Он старался не смотреть полковнику в лицо. — Разрешаете?

— Ну, конечно! — полковник развёл руками. — Распоряжайся! — Ему хотелось сказать. «К чему этот официальный тон, когда мы одни?» Но он промолчал.

Распоряжение действительно было кратким, о слежке за людьми из окружения убитого, который был известен органам в связи с его охраной.

Во дворе их ожидали две закрытые «Волги». В первой рядом с водителем сидел лейтенант Петров, благоухающий одеколоном, выбритый, как для свидания, в модной темно-синей болонье.

Обе машины подъехали к дому в стиле барокко в ту минуту, когда им навстречу на большой скорости показался темно-зелёный военный «газик» Затормозив, он проехался по мокрому асфальту, как на полозьях Когда он, наконец, остановился в десятке метров от входа в дом, из него проворно выскочил и моментально побежал к железной резной ограде молодой офицер — капитан инженерных войск.

Осмотр всего дома, полоски земли, отделявшей его от соседнего здания, обследование и фотографирование следов, вынос обоих трупов — все это закончилось лишь к семи часам вечера. За это время пришла племянница инженера, довольно высокая смуглая брюнетка с весёлыми глазами и плотно сжатыми, чересчур накрашенными капризными губами. Девушку сопровождал её жених Леонид Бошнаков, дирижёр эстрадного оркестра, на первый взгляд мужчина из тех, про которых говорят «Словно со страниц модного журнала сошёл». Это первое впечатление вытекало главным образом из шаблонности его элегантного костюма: короткий, но прямого покроя двубортный жилет, горизонтальная полоска платка над верхним кармашком пиджака, к синему костюму — галстук бабочкой в мелких жёлтых цветочках, пояс широкого, чуть ниже колен пальто, с вечно поднятым воротником — прикреплён под талией, и концы его небрежно свисают. Поэтому-то он и походил на «сошедшего со страниц модного журнала». Впрочем, в отличие от моделей, он был плешив, с неподвижными, немного насмешливыми глазами и с острым костлявым подбородком, свидетельствующим о сварливости и — кто его знает! — быть может, о чувственности. Или о врождённой артистичности.

Так вот, племянница покойного Вера и её жених появились чуть позже половины седьмого. Приведённая в замешательство сообщением о смерти чуть ли не троюродного дяди (труп был уже увезён), девушка собралась было заплакать и. может быть, действительно заплакала бы, если бы полковник, умудрённый житейским опытом, немедленно не сунул ей в руки внушительный документ, скреплённый большой четырехугольной печатью. Это было завещание, о чем девушка догадалась с первого же взгляда, несмотря на то, что её глаза уже налились слезами. Полковник пояснил, что документ, обнаруженный в бумажнике покойного, будет ей окончательно передан соответствующим нотариусом, вероятно, чере3 несколько дней заодно с другими бумагами, адресованными лично ей Впрочем, пусть она бросит хотя бы беглый взгляд на сей документ, поскольку умершему уже ни до чего нет дела, а жизнь остаётся жизнью а требует своего. Эти благожелательные слова немного успокоили девушку, хотя она и выслушала их вполуха, так как, покуда полковник говорил, торопилась прочесть наиболее существенное в документе. Неудобно же в подобных случаях углубляться в продолжительное чтение.

Итак, племянница инженера, её жених и первый свидетель, сообщивший о несчастье, — доктор математических наук Савва Крыстанов — выслушали любезную просьбу не покидать дом до окончания предварительного следствия по делу о двух убийствах.

В этот вечер дирижёр оказался свободным — была пятница, выходной день эстрадного оркестра. Он сказал, что ему все равно и что если это необходимо товарищам из следственных органов, то он с удовольствием останется в квартире к их услугам даже до полуночи. Один лишь доктор математических наук глубоко переживал смерть инженера. Повесив нос и сгорбившись, он уныло сидел под канделябром. Курил сигарету за сигаретой, но, не докурив, забывал о них и, лишь когда окурок обжигал ему пальцы, глубоко затягивался и сердито бросал его в огромную пепельницу кованого железа, стоявшую, словно блюдо, на треножнике рядом с канделябром.

Допрос на чердаке вёл один из инспекторов угрозыска. Группа работников Госбезопасности вопросы задавала редко, а Аввакум вообще не принимал участия в диалоге и стоял в стороне, укрывшись за громоздким кирпичным стволом центрального дымохода. Отдельные моменты показаний старшего сержанта Ставри Александрова и Владимира Вла-дова, которого старший сержант и его напарник застали склонившимся над трупом убитого милиционера, можно свести к следующим монологам:

ПОКАЗАНИЯ СТАРШЕГО СЕРЖАНТА СТАВРИ АЛЕКСАНДРОВА

«Я и мой напарник Иван Стойчев, тоже старший сержант ГАИ, находились в управленческом «газике» на том месте, где улица Обориште выходит на площадь. Возле нас остановился на своём мотоцикле младший сержант ГАИ Кирилл Наумов, и мы втроём обсуждали, кому в каком направлении двигаться, имея задачей контролировать движение в секторе между бульварами Заимова и Русским, а также по шоссе — до ответвления на аэропорт Враждебна.

Мы выехали из Управления почти сразу же после семнадцати часов и на перекрёстке оказались, вероятно, в семнадцать десять. Проговорили мы не больше одной-двух минут, когда мимо нас промчался зелёный «москвич» со скоростью по меньшей мере девяносто километров, то есть на тридцать километров больше самой максимальной, с которой разрешается двигаться машинам в этом районе. Младший сержант Кирилл Наумов немедленно включил мотор и устремился в погоню за нарушителем. По причине туманной погоды и большой скорости, развитой преследуемым, нам не удалось установить номер «москвича». К тому же мы были страшно поражены — редко случается, чтобы по улицам двигались с такой бешеной скоростью. Вот я и сказал Стойчеву: «Не кажется ли тебе все это дело немного особенным?» А он мне сказал: «Очень я тревожусь за Кирилла, гляди, какой мокрый асфальт». Мчаться по мокрому асфальту на мотоцикле со скоростью девяносто километров!… И, недолго думая, мы тоже тронулись. На углу улицы Априлова мы затормозили и спросили постового: «Ты не видал зелёный «москвич» и за ним наш мотоцикл?» Он указал на улицу Обориште. — «Как не видать! «москвич» сшиб на углу тележку с каштанами». — «А мотоцикл?» — спросили мы. Ведь каштаны, даже если они и рассыпались, можно собрать, а если человек грохнется об асфальт на девяностокилометровой скорости, так от него мало что соберёшь! «Москвич» задержался на повороте, и наш товарищ, поди, уже его нагнал». Мы дали газ, проехали по улице и — глядь, на первом же перекрёстке зелёный «москвич». Пустой, стоит на месте. Ладно, но как узнать, тот самый или не тот самый? Таких зелёных «москвичей» у нас ведь развелось до черта! Мы дальше, но едем уже медленнее — рассуждаем по поводу создавшейся ситуации, и вдруг — перед железной оградой наш мотоцикл! Калитка — настежь, парадная дверь — тоже настежь. «Тут беглец и спрятался, и наш товарищ, стало быть, преследует его», — догадались мы, остановились у ворот и — бегом по лестнице. По лестнице — на чердак! Где же ещё спрятаться нарушителю, если не на чердаке? Не будет же он звонить в квартиры! А если и будет, так кто его впустит?