Вторая мировая война - Энтони Бивор

Стилуэлл, возможно, чувствуя ответственность за неудачи, приведшие к потере Мандалая, загорелся идеей возвращения Бирмы. Его долгосрочный план, составленный после возобновления работы Бирманской дороги, предполагал перевооружение и подготовку сил Чан Кайши с целью победы над японцами в Китае. 7 декабря 1942 г. генерал Маршалл в Вашингтоне объявил, что Америка заинтересована в овладении северной Бирмой не ради укрепления армии Чан Кайши, а лишь для возобновления поставок. Он хотел только «скорейшей организации действий американских ВВС с территории Китая».

На Маршалла произвели большое впечатление доклады о бывших «Летающих тиграх» Шеннолта, которые после Перл-Харбора стали 14-й авиагруппой ВВС США. «Бомбардировочные удары с довольно малыми для ВВС США потерями, – отмечал он, – уже причинили японцам ущерб, несопоставимый с количеством участвовавших в них американских самолетов». Шено обращался непосредственно к Рузвельту, утверждая, что может уничтожить японские ВВС в Китае, атаковать японские маршруты снабжения в Южно-Китайском море и даже начать налеты на Токио. Шеннолт был уверен, что может силами одной только авиации «добиться падения Японии», подобно тому как главный маршал авиации сэр Артур Харрис в Англии считал, что его бомбардировщики могут самостоятельно, без помощи других родов войск и союзников, победить Германию. Хотя Вашингтон и не разделял такого чрезмерного оптимизма, воздушные операции с авиабаз в Китае казались более перспективным предложением, чем надежды Стилуэлла на укрепление в будущем китайской армии. Стилуэлл был возмущен подобным пренебрежением к его идеям и затаил смертельную обиду на Шеннолта. Маршалл вынужден был написать ему жесткое в январе 1943 г. письмо, в котором потребовал оказывать всевозможную помощь Шеннолта, но это письмо не возымело на Стилуэлла никакого действия.

Точно так же столкновение личных амбиций не способствовало выработке внятной стратегии и в войне на Тихом океане, в основном из-за навязчивой идеи генерала Макартура относительно Филиппин и его решимости выполнить обещание «я вернусь». Он настаивал на наступлении в Новой Гвинее, чтобы очистить этот район от остатков японских сил и затем приступить к подготовке вторжения на Филиппины. Блестяще используя прессу, Макартур сумел убедить американское общественное мнение в том, что моральный долг США обязывает их освободить своего полуколониального союзника от ужасов японской оккупации.

ВМС США выступали с гораздо более практичным планом, предлагая продвигаться вперед, к Японии, последовательно захватывая одну группу островов за другой, и таким образом отсекая от снабжения удаленные гарнизоны противника, разбросанные в океане на большом расстоянии друг от друга. Не в состоянии разрешить тупиковую ситуацию с Макартуром, Комитет начальников штабов пошел на компромисс, приняв так называемую стратегию «двойной оси», в соответствии с которой наступление шло бы в обоих направлениях одновременно. Только США с их невероятным уровнем производства кораблей и самолетов способны были чего-то достичь при столь нерациональном распылении сил.

Быстро растущая мощь США на Тихом океане очень мало помогла китайским националистам, а политика «двойной оси» оттеснила снабжение китайских войск на одно из последних мест в планах американцев. С другой стороны, решительный поворот в судьбах войны к концу 1942 г., особенно на Гуадалканале, вынудил Токио отменить планы крупного наступления в Китае, согласно которым японская армия должна была продвинуться до Сычуани и уничтожить правительство националистов в Чунцине.

Глава 24

Сталинград

Август–сентябрь 1942 г.

Узнав, что советские войска отошли на окраины Сталинграда, Сталин пришел в ярость. «Что они себе там думают?! – взорвался он в телефонном разговоре с генералом Александром Василевским, которого послали в Сталинград, чтобы он докладывал Ставке о положении дел на месте. – Разве они не понимают, что это катастрофа не только для Сталинграда? Мы потеряем свою главную водную артерию, а с нею и доступ к нефти». В это время войска Паулюса наступали на город с севера, а два танковых корпуса Гота стремительно продвигались к Сталинграду с юга.

Василий Гроссман, первым из корреспондентов добравшийся до разбомбленного немцами города, был встревожен, как и все остальные. «Эта война на самой границе с Казахстаном, в низовьях Волги, вызывала ощущение ножа, глубоко всаженного в спину». Когда он увидел разрушенные бомбежкой здания с пустыми глазницами окон и сгоревшие трамваи на улицах, то сравнил руины города с «Помпеями, застигнутыми гибелью среди полного жизни дня».

25 августа 1942 г. в Сталинграде было объявлено осадное положение. 10-я стрелковая дивизия НКВД организовала «истребительные батальоны» из мужчин и женщин, рабочих оборонного завода «Баррикады», металлургического завода «Красный Октябрь» и тракторного завода им. Дзержинского. Кое-как вооруженные, они были брошены в бой против немецкой 16-й танковой дивизии с вполне предсказуемым результатом. Вооруженные пулеметами заградотряды из комсомольцев располагались позади, чтобы предотвратить всякое отступление. К северо-западу от города 1-й гвардейской армии было приказано атаковать во фланг XIV танковый корпус генерала Густава фон Витерсхайма, ожидавший подкреплений и боеприпасов. План советского командования заключался в том, чтобы соединиться с частями оттесняемой в город 62-й армии. Но немецкие танки при поддержке авиации Рихтгофена в течение первой недели сентября отбили все контратаки советских войск.

Люфтваффе не прекращали бомбить полностью разрушенный к тому времени город. Они также бомбили и обстреливали с бреющего полета паромные переправы на реке, колесные пароходы и малые суда, пытавшиеся эвакуировать гражданское население с правого берега Волги на левый. Гитлер, помешавшийся на уничтожении большевистского врага, 2 сентября издал новый приказ. «Фюрер приказывает: при взятии города уничтожить все мужское население, так как Сталинград, с его убежденным коммунистическим населением численностью в один миллион человек, представляет собой особую опасность».

Чувства немецких солдат были различными, как видно из их писем домой. Некоторые выражали ликование по поводу приближающейся победы; авторы других жаловались, что, в отличие от Франции, здесь нечего купить, чтобы отправить домой. Их жены просили меха, особенно астраханские. «Пожалуйста, пришли мне в подарок из России хоть что-нибудь», – просит одна из жен. Налеты Королевских ВВС на Германию не способствовали обнадеживающим новостям из дома. Родственники жаловались на то, что все больше и больше мужчин призывают в армию. «Когда прекратится все это свинство? – читал в письме с родины солдат Мюллер. – Скоро станут отправлять в бой шестнадцатилетних». А его подруга сообщала, что больше не ходит в кино, так как не может смотреть кинохронику с фронтовыми новостями.

Вечером 7 сентября, несмотря на кажущийся успех наступления на Сталинград, Гитлера охватил приступ бешеной ярости. Генерал Альфред Йодль только что вернулся в штаб фюрера в Виннице из поездки к генерал-фельдмаршалу Листу, командующему Группой армий A на Кавказе. Когда Гитлер пожаловался на неспособность Листа выполнить то, что ему было приказано, Йодль ответил, что Лист сделал именно то, что ему сказали. Гитлер закричал: «Это ложь!» – и выбежал из комнаты. После этого он приказал, чтобы на ежедневных совещаниях по текущему положению стенографисты записывали каждое слово.

Генерала Варлимонта из OKW, вернувшегося после короткого отсутствия, поразило резкое изменение в атмосфере штаба. Гитлер встретил его «долгим, пылающим ненавистью взглядом». Варлимонт позже признавался, что подумал в тот момент: «Этот человек потерял лицо, он осознал, что его карта бита». Другие сподвижники Гитлера также отметили его полную отрешенность. Он больше не разделял трапезу со своей свитой, не пожимал руки. Он, казалось, никому не доверял. Через две недели с небольшим Гитлер сместил генерала Гальдера с должности начальника Генерального штаба сухопутных войск.

Площадь территорий, оккупированных Третьим рейхом, достигла максимума. Немецкие войска были разбросаны на просторах от Волги до Атлантического побережья Франции, и от мыса Нордкап до Сахары. Но теперь Гитлер был одержим идеей захвата Сталинграда, главным образом потому, что город носил имя Сталина. Берия отзывался о сражении как о «противостоянии двух баранов», поскольку оно стало вопросом престижа для обоих лидеров. Гитлер прежде всего ухватился за идею символической победы под Сталинградом взамен надвигающейся неудачи в овладении нефтяными месторождениями Кавказа. Вермахт действительно достиг «кульминационной точки»: его наступление выдохлось, немецкие войска уже были не в состоянии отражать новые атаки противника.