Наследие исполинов. Никто, кроме нас - Васильев Владимир Николаевич

Саня для наглядности залил описанный объем цветом. МакГрегори сообразил спустя пару секунд.

— Ух ты! Так это ж кварк-гравитонная сшивка! Грубо, но похоже, похоже, не отнять! И что это нам даст?

Сориал с сомнением пялился на застывший фрактал изображения.

— Че-то вы мудрите, други, — пробормотал он с сомнением. — Какая еще сшивка, мать ее? Это не менее похоже, например, на дохлого осьминога.

МакГрегори покосился на него, то ли неодобрительно, то ли оценивающе, однако смолчал.

— Ладно, — вздохнул Саня. — Запомним и смотрим дальше. Хотя… Чего там смотреть-то? Сплошная объемная нелинейность.

— Давай финиш теперь прокрутим, — предложил Шулейко. — Я уже дважды глянул — мороз по коже. Хотя, как подумаешь, что армада могла финишировать штатно… Кто знает, что стало бы с Солнечной?

Они вертели изображение и так, и сяк, и эдак; просматривали его линейно и враздрай; смотрели инверсно; и мысли Сани то и дело возвращались к фракталу с залитым объемом, действительно до странности похожим на схематичное изображение пресловутой гравитонной сшивки, базисного понятия физики икс-привода, мгновенной почты, не говоря уж о банальной антигравитации. Разумеется, схема этой сшивки была весьма условной и напоминала реальное распределение полей не более, чем схема атома водорода (протон с вращающимся в некотором отдалении по орбите электроном) напоминает реальный атом водорода.

Но все-таки…

Что-то подсказывало Веселову — неспроста это сходство.

— Слышь, Вася… А никак нельзя узнать: эти микросолнца так и болтались кучкой или дрейфовали относительно друг друга? А?

Шулейко с сомнением двинул бровями:

— Да кто ж разберет теперь… Бросили их лет семьсот назад, если я ничего не путаю. Кто ж будет за свалкой следить? Кому это на фиг нужно?

Саня огорченно вздохнул.

— А база эта, рядом которая? Вели же они наблюдения хоть иногда? Наверняка по фону можно выяснить? А?

— Дело говоришь, — поддержал молодого бригадира МакГрегори. — На станции данные должны храниться. Вряд ли регулярные, но за последние лет десять несколько записей наверняка найдется. Персонал с базы вроде эвакуировался? Надо через «хозчасть» запросить, пусть раскопают.

Саня машинально потянулся к коммуникатору, но тут входная перепонка с чмоканьем расслоилась и в лабораторию ввалился Эдик Свирский — физик из основной команды «Квазара», больше года тщетно штурмующей тайны генераторов.

— Привет! — поздоровался он; взгляд у Эдика был диковатый. Отчасти оттого, что он слегка, почти незаметно, косил, отчасти потому, что Эдик являл собой образчик классического сумасшедшего ученого в молодости. Постоянное общение с а'йешами свело почти на нет остатки Эдикова человекоподобия, он уже и мыслил не вполне как человек, как-то иначе. Но физиком был, как слышал Саня, многообещающим.

— Здравствуй, Эдик.

— Мне тут сказали, будто вы накопали что-то интересное? Ы?

Саня переглянулся с МакГрегори — самое время было выдать что-нибудь вроде: «На ловца и зверь бежит». МакГрегори едва заметно кивнул.

— А кто сказал-то? — поинтересовался Саня.

— Да эти… Громилы из «хозчасти». Приперся один и грит: а не сходить ли тебе, яйцеголовый, в четвертую лабораторию? Я и пошел.

Саня задумчиво кивнул, подумав: «А не опережает ли Абсолют события?»; потом коротким движением раскрыл над пультом заветный фрактал с закрашенным «осьминогом» (тоже было, в общем, похоже) и вяло ткнул пальцем:

— Вот… Ничего не напоминает?

Эдик всмотрелся. Внимательно, цепко.

— Напоминает вообще-то. Каракатицу на мелководье. А что это?

Саня объяснил. Эдик задумался.

А потом с размаху уселся на пол.

— Ё-моё! Вы хоть сами соображаете, что это означает? Нет? Я так и думал…

Ведущий физик «Квазара» был инопланетянином. Разумным кристаллом с холодной планеты Са-А'Йеши. В вольном переводе это означало нечто вроде «Новая родина».

Впрочем, к полковнику Попову обратился все равно не он, и это было как нельзя кстати. Обратился лучший из физиков-людей, профессор Андрей Бекасов с Офелии, один из замов босса-а'йеша.

Андрей Бекасов выглядел на удивление импозантно — высоченный, широкоплечий, с совершенно седой шевелюрой и такой же бородой-эспаньолкой, в стильной, подчеркнутонебрежно сидящей паре и начищенных штиблетах со встроенными в подошву пустотками. От него так и веяло породой и голубыми кровями. Насколько Попов знал, Бекасов действительно происходил из знатного и богатого рода, а его совокупное состояние в пангала выражалось по крайней мере одиннадцатизначной цифрой.

Появился он неожиданно; во всяком случае вот так вот быстро полковник Попов научников в гости не ждал. С момента, когда искатель Шулейко покинул кабинет полковника и отправился охмурять безотказного Саню Веселова, прошло всего шесть часов с небольшим.

Сначала ожил коммуникатор. Один из восьми меченых, Дейв МакГрегори, попросил уточнить былое расположение микросолнц вблизи «Боро-Боро». Полковник распорядился — Райд помчался исполнять.

Потом вошел Ле Бурже — глаза на лбу. Он молча предъявил три голограммы, на которых красовались три схематических «ежика» — несколько точек, соединенных линиями. Точек везде было восемь, располагались они единообразно: две в центре, четыре — чуть в отдалении, наклонным ромбиком, и две — еще дальше, по обе стороны ромбика.

Попов внимательно рассмотрел голограммы и вопросительно уставился на Ле Бурже. Тот принялся объяснять:

— Это, — сказал он, указывая на первую голограмму, — схема расположения микросолнц и взорванного имперского корабля на окраине Солнечной. Это, — Ле Бурже указал на вторую, — схематическое изображение гравитационного диполя, оно же — кварк-гравитонная сшивка. И наконец, это, — рука зависла над третьей, — взаимное расположение звездных систем в галактике, на планетах которых родились наши меченые.

Попов еще раз взглянул на голограммы. Топологическое сходство расположения восьми точек на каждой из них было налицо.

— Масштабы кое-где соблюдены нечетко и мелкие погрешности, разумеется, есть. Но в целом схемы выдержаны очень строго, — добавил Ле Бурже.

— И? — Попов как всегда не спешил делать выводы.

Ле Бурже развел руками:

— Я не знаю, что думать, господин полковник. Но это определенно не может быть простым совпадением.

Попов на минуту задумался. Он пытался уловить связь между этими тремя системами.

— Давно ты это раскопал? — спросил он вскоре.

— Только что. Собственно, сходство диполя и расположения микросолнц заметили Веселов и МакГрегори. И еще научник один, из молодых, Эдуард Свирский. Сообщили мне. Я глянул — и смутился: больно знакомая фигура получается, я это совершенно точно уже видел раньше. Сунулся в базу — и почти сразу нашел: один из планов разработки «Лицо в небесах». Скопировал и сразу к вам.

Попов жестом попросил Ле Бурже помолчать, ненадолго задумался, а спустя буквально пару минут вошел ординарец и сообщил, что профессор Бекасов просит аудиенции. Полковник велел Ле Бурже оставить снимки и пойти проветриться, а сам принялся ожидать Бекасова.

Тот появился тотчас же, видимо, действительно ждал за перепонкой.

Бекасов, обыкновенно вальяжный и добродушный, на этот раз хмурился и подозрительно блестел глазами. Как студент. Умудренному годами и наукой профессору подобный блеск был несвойственен — и это еще мягко сказано.

— Уважаемый… э-э-э… коллега, — сказал Бекасов с порога.

Попов не приветствовал, когда его называли по имени-отчеству, предпочитал безличную форму обращения или нейтральное «господин полковник».

— Я вас слушаю, профессор. Проходите.

Бекасов продефилировал по кабинету и, поддернув штанины брюк, сел на стул.

— Скажите, это помещение прослушивается? — поинтересовался он довольно живо. Чувствовалось, что профессор не считает этот вопрос праздным.

— Посторонними — нет, — пускаться в пространные объяснения Попов не любил. Не стал и сейчас.