Осенний мост - Такаси Мацуока

Сатико взглянула в сторону трапа. Мистер Старк и госпожа Хэйко уже готовились сойти на берег.

— Ох, мне нужно идти. Потом вы мне расскажете еще что-нибудь!

И она поспешила на помощь к госпоже Хэйко.

— Смотри, как госпожа Хэйко опирается на руку мистера Старка, — сказал Сёдзи.

— Да. Она выглядит нездоровой с тех самых пор, как корабль отплыл из Японии.

— И не похоже, чтобы ей становилось лучше.

— Теперь, когда мы прибыли к месту назначения, возможно, ей поможет уход врачей. Ведь здешние жители разбираются в медицине, верно?

— Да, — сказал Сёдзи. — Насколько я понимаю, они научились этому искусству от голландцев, как и мы.

Некоторое время они молча наблюдали, как Старк, Хэйко и Сатико покидают корабль. Они медленно двинулись через порт к ожидающему их экипажу.

— Сатико очень мила, — сказал Дзиро.

— Будь осторожен, — сказал Сёдзи.

— А что такое?

— Я слыхал, будто она ниндзя.

— Я слыхал это о госпоже Хэйко, но не о Сатико.

— Не будь дураком, — сказал Сёдзи. — Если госпожа Хэйко — ниндзя, то как может Сатико не быть ниндзя?

— По-моему, это вовсе не обязательно, — возразил Дзиро.

— Посмотри на нас, — сказал Сёдзи.

— А при чем тут мы? Мы уж точно не ниндзя.

— Нет-нет, конечно же. Я имел в виду совсем другое. Князь Гэндзи — самурай, и потому его самые доверенные слуги — тоже самураи. Разве с госпожой Хэйко не тот же самый случай?

Они посмотрели, как Старк, Хэйко и Сатико уселись в экипаж, и тот покатил в сторону города.

— Она не похожа на человека, склонного к насилию, — сказал Дзиро с надеждой, чуть большей, чем испытывал на самом деле.

— А госпожа Хэйко? — поинтересовался Сёдзи.

— И она не похожа, потому-то мне и не верится в слухи, которые о ней ходят, — сказал Дзиро. — Помнишь, господин Хидё как-то услышал, как об этом говорили. Он строго отчитал тех, кто так говорил, и на месяц отправил дежурить на конюшню, чтобы они не болтали чепуху.

— Если эти слухи были лживы, — сказал Сёдзи, — почему он просто не высмеял их?

Дзиро хотелось бы знать, действительно ли Сёдзи в это верит, или возражает лишь затем, чтобы подорвать все его романтические намерения в отношении Сатико и расчистить дорогу себе. Это трудно было понять. Пожалуй, лучшим исходом для всех заинтересованных сторон стало бы своевременное возвращение на родину.

— Вот, приляг, — сказал Старк, подводя Хэйко к ближайшему дивану. Еще до того, как они покинули Японию, он договорился о постройке этого дома на лесистом холме за городом. За тот год, что его здесь не было, город успел дойти до этого холма, но пока что на нем почти не было других построек.

— Я не инвалид, — сказала Хэйко.

— Конечно, нет. Но пока что нет никаких чрезвычайных обстоятельств, которые тебе нужно было бы улаживать, и никаких битв, в которых нужно было бы сражаться. Так что отдыхай, пока есть возможность.

— Во время плавания я только и делала, что отдыхала.

— Если я правильно помню, ты еще носилась так, будто хотела скинуть плод.

Хэйко рассмеялась.

— В самом деле?

— Похоже, время уже прошло.

— Три месяца, — сказала Хэйко. — Сверх обычного срока.

— Когда князь Гэндзи узнает об этом…

— Он не узнает, — сказала Хэйко. — Во всяком случае, пока.

— Но зачем откладывать? Чем раньше он узнает, тем лучше.

— Не стоит привлекать его внимание, пока мы не будем уверены.

— Уверены в чем? Насчет твоего состояния никаких сомнений нет.

Хэйко улыбнулась.

— Мы не можем быть уверены, что ребенок выживет. Зачем беспокоить его по делу, которое может оказаться совершенно пустячным?

— Я думаю, Хэйко, он хотел бы об этом знать, и я думаю, что он предпочел бы узнать об этом прямо сейчас.

— Подождем, пока ребенок родится. Если мы сообщим ему сейчас, возможно, он будет недоволен. Он может приказать покончить с этим делом.

Старк был ошеломлен.

— Покончить с ребенком? Но почему?

— Он — князь, — сказала Хэйко. — Кто знает, что он сделает? Обстоятельства необычны, и потому трудно предсказать, какие чувства это у него вызовет. Но точно можно сказать, что шансы ребенка будут выше, когда он уже родится. Приказ о его казни менее вероятен, чем распоряжение прервать беременность.

— Не стану утверждать, будто за год я стал намного лучше понимать Японию, — сказал Старк, — но я все-таки не могу поверить, чтобы Гэндзи пошел на такое варварство, да еще и без причин. — Ему пришлось сделать над собою усилие, чтобы успокоиться и взять себя в руки. — В любом случае, мы теперь в Америке. Даже если он и отдаст такой приказ, никто здесь не совершит такого ужасного дела.

— Дзиро и Сёдзи, — сказала Хэйко.

— Прежде я их убью.

Хэйко улыбнулась Старку. И, как всегда, лицо ее при этом сделалось таким нежным и ласковым, что у Старка перехватило дыхание.

— А меня ты тоже убьешь, Мэттью?

Старк уставился на нее и долгое время не мог произнести ни слова. Когда же он наконец заговорил, то голос его был хриплым. Он спросил, хотя и так знал ответ:

— Неужели ты убьешь собственного ребенка?

— Я выполню приказ моего князя.

— Я не верю, чтобы он отдал подобный приказ, — повторил Старк. — Я не вижу для этого никаких причин.

— Я не утверждала, что он это сделает, — сказала Хэйко. — Возможно, он будет счастлив. Но он — князь. У князей есть свои соображения, каких нет у обычных людей. Лучше избегать ненужного риска, не так ли?

Взгляд Старка был устремлен куда-то вдаль, и вид у него сделался совершенно несчастный.

Хэйко было жаль его. Она объяснила бы ему все, если бы могла, но ее и саму терзала неуверенность.

Продолжая делать вид, что любит ее, Гэндзи отправил ее в изгнание. Конечно же, он это так не называл. Он вручил ей значительную сумму золотом и поручил основать прочную опору для клана здесь, в Америке. Он попросил Мэттью Старка, его верного американского друга, защищать и опекать ее у него на родине. Но оставался один простой, неопровержимый факт: теперь между ними пролег океан, и произошло это по распоряжению Гэндзи.

Хэйко верила, что он любит ее. То, как он смотрел на нее, как он к ней прикасался, его интонации, выражение его лица — даже то, как он дышал, когда спал рядом с нею, — все это говорило Хэйко, что он любит ее не меньше, чем она его — а она никого в жизни не любила так сильно.

И все же она очутилась здесь, в этой чуждой стране, а он остался там, на другом краю света. Почему он отослал ее? Узнает ли она об этом хоть когда-нибудь? А когда он узнает о рождении ребенка, что он станет делать? Велит ей вернуться? Прикажет убить и ребенка, и ее?