Волк среди волков - Ханс Фаллада

Старуха Лееге ласково захныкала:

— Пишут внуки и картиночки тоже присылают.

— Ну, что же они пишут и как им там за морем живется?

Да вот что они пишут, этого она сказать не может, старый кот разбил ее очки еще летошний год; вот если этот год будет урожай на ягоды, пожалуй, хватит на новые очки!

А почему она не попросит кого-нибудь прочитать письма?

Нет, этого нипочем нельзя, а вдруг там прописано, что внукам живется плохо, сейчас же по всей деревне раззвонят, а чтобы о внуках трепались, она не хочет. Можно и обождать с письмами, пока у нее новые очки будут.

Неужто же они так-таки ничего не посылают старой бабке, ну там сколько ни на есть деньжат или посылочку?

Еще бы, посылают, красивые пестрые картиночки посылают; а с едой, верно, там, у индейцев, не очень-то!

Они подошли к ветхой хибарке, притулившейся на живодерне под елями и казавшейся настоящим колдуньиным жильем, страшным, как в сказках. Тайный советник осмотрел под жалобное причитание старухи расползшуюся от ветхости, замшелую, развалившуюся крышу и сзади, и спереди, и по коньку. Но тайный советник вдруг стал человеком дотошным и уже не спешил отделаться от старухи. Ибо настоящая лиса чует гуся в целом возу соломы. Итак, он толкнул дверь и вошел в ветхую лачугу, потому что он что-то чуял носом. Внутри дом под елями на живодерне был ничуть не лучше, чем снаружи, ни дать ни взять свиной хлев, да еще вопрос, не подохнут ли в таком хлеве свиньи: все запакощено и загажено.

Но теперь тайного советника не беспокоили ни грязь, ни вонь, ни лохмотья, ни нищенский скарб, — он зорко оглядывал все своими старческими хитрыми глазами, и вот он уже увидел то, что искал — старую фотографию на стене, а за фотографией что-то засунуто.

— Да, это Эрнстель, — захныкала старуха. — Он переселился последним, как раз в начале тринадцатого года, еще до войны…

— А это одна из тех картиночек, что тебе присылает Эрнст, да? У тебя еще такие есть?

Есть, есть у нее еще такие, несколько штук осталось в письмах и по краю кухонного шкафа налеплены.

— Слушай-ка, Лееге, — сказал тайный советник. — Новую крышу ты получишь, это я тебе обещаю. Хочешь козу? Тоже получишь. И еды досыта. И очки тоже. И топливо…

Старуха вытянула вперед обе руки, словно отодвигая обратно к тайному советнику все это изобилие даров, и принялась превозносить своего доброго, старого барина…

Но тайный советник торопился.

— Сиди здесь и никуда не уходи, Лееге, не позже как через полчаса я вернусь вместе со старостой, может быть, и пастора приведу, а ты не трогайся с места и картиночки ни одной не отдавай…

Старуха Лееге клялась и божилась, что не тронется с места.

И все было сделано правильно и по закону; с тайным советником пришли пастор и староста и произвели обыск, а старуха Лееге только диву давалась на троих господ, которые так усердно перевертывали и перетряхивали ее скарб. Даже ее теплые чулки вывернули наизнанку, староста вытряхнул солому из тюфяка — и все это в поисках радужных картинок.

Старуха Лееге ничего не понимала, и сколько они ни трубили ей в уши, что это «настоящие» деньги, золото, валюта, а те деньги — дерьмо, обман, навоз, — ей все же казалось, будто трое почтенных господ: помещик, представитель духовенства и представитель общины — превратились в малых ребят и ищут у нее в лачуге пасхальные яйца.

Тайный советник фон Тешов чувствовал себя как рыба в воде и только время от времени возмущался и отпускал замечания, вроде того, что ему, старику, пришлось вмешаться и позаботиться о своей бывшей работнице, для которой он по закону ничего не обязан делать, а вот господин староста, по самой своей должности обязанный заботиться о местной бедноте, и господин пастор, по слову божьему обязанный заботиться о своих прихожанах, сидели и в ус не дули, и старуха, при всем своем богатстве, чуть не захлебнулась от дождя и чуть не подохла с голода.

Староста, да и пастор возражали на эти неоднократные колкости как могли — то есть отмалчивались, и как только было установлено и занесено в протокол, что капитал старухи составляет двести восемьдесят пять долларов, пастор поспешил уйти: ведь дело в надежных руках. Староста взял бумажки и обещал старухе завтра же прислать за картиночки кровельщика. И корзину с едой. И козу, ну, само собой и козу, Лееге. И новые очки, ладно, ладно, Лееге…

И оба — тайный советник и староста — медленно пошли с живодерни, мимо погоста, к деревне, а у них за спиной постепенно замирало благодарное хныканье Лееге.

— Что же вы будете делать с деньгами, Гаазе? — спросил тайный советник.

— Н-да, господин тайный советник, это такая штука, ну, да утро вечера мудренее.

— Помнится, я где-то читал, что валюту надо сдавать в банк, позондировал почву тайный советник. — Но, возможно, это и не так.

— Н-да, господин тайный советник, если я сдам в банк, то получу кучу денег, а если через неделю старухе Лееге захочется пакетик кофе, мне придется сказать: деньги уже все, Лееге.

— Жаль мне старуху, Гаазе.

— Н-да, господин тайный советник, мне ее от души жаль.

— Но раз есть такое постановление, ничего не поделаешь.

— А может, и не совсем такое, вы могли считаться, господин тайный советник.

— Ну, разумеется, мог. В газетах столько всего понапечатано.

Оба в раздумье продолжали свой путь — длинный, сухой староста с морщинистой, мятой физиономией и приземистый плотный тайный советник с пунцовой физиономией — но свои морщины есть и на ней.

— Да тут еще горячая пора, уборка, — снова завел разговор староста, кому есть время ехать во Франкфурт менять в банке деньги? А я должен дать кровельщику, и за солому заплатить, и за козу — ведь долларами нельзя. Во-первых, пойдут всякие толки, а потом я и права не имею.

— Значит, надо разменять у кого-то деньги, пока недосуг их сдавать, высказал свое мнение тайный советник.

— Н-да, — задумчиво отозвался староста. — Вот это-то я и соображаю. Да только у кого во время уборки столько свободных денег?

— Помнится, у меня в несгораемом шкафу еще кое-что есть. Я погляжу, Гаазе, и сегодня вечерком дам вам ответ.

— Я вчера отмолотился, — сказал староста, тоже зондируя почву, — и думаю завтра свезти хлеб. Да только, господин тайный советник, послезавтра я должен вернуть деньги вашему лесничему…

Тайный советник как воды в рот набрал.

— Может, лесничий и подождал бы денька два? Может, опять дождливый день выдастся, опять бы обмолотились.

— Никак в толк не возьму, — ответил наконец тайный советник, простите, Гаазе, я, верно, оглох на оба уха, но я никак в толк не возьму. Это уж не по книбушевской ли закладной в десять тысяч марок мирного времени?

Староста прикусил язык. Потом сказал ворчливо:

— Я тоже, господин тайный советник, никак в толк не возьму, но ваш Книбуш стреляный воробей, он надул меня, и теперь я не могу выкупить у него закладную и должен давать ему сорок центнеров ржи ежегодных процентов. Вот куда уйдет завтра рожь…

— Ах, дети, дети! — ухмыльнулся старый барин, чрезвычайно обрадованный, что кто-то опять влип (ибо ничего он так не уважал, как надувательство, обман и затрещины!). — Ах, дети, дети, ну и дела у вас… Теперь я понимаю, почему франкфуртский следователь так плохо отзывается о Книбуше…

— Я написал только правду!.. — запальчиво крикнул староста.

— Ну конечно, а как же иначе? — сказал старый тайный советник, очень довольный. — Всегда по правде, по порядку и по закону! Ну, да об этом мы побеседуем еще сегодня вечерком. Я зайду к вам — принесу деньги, чтобы вы могли обменять доллары, потому что ваших денег за рожь на все не хватит. Я вас, Гаазе, охотно выручу. А попаду как-нибудь во Франкфурт, сдам свои доллары, и вы, когда туда попадете, сдадите свои — господа в Берлине могут и подождать. И лесничий Книбуш тоже может подождать, об этом я позабочусь, положитесь на меня. Ну и хитрый же пес, старик Книбуш, околпачил мужика, никогда бы не поверил, что он на это способен. Ну, вы мне сегодня вечерком расскажете…

— Сегодня доллар стоит миллион сто тысяч марок, — так и менять будем? задумчиво спросил староста.

— Разумеется, — сказал тайный советник. — А то как же еще?

— А если он завтра подымется? Тогда я сяду на мель со всей этой кучей денег и ничего не смогу ей на них купить!

— Ну, некоторое время вы все-таки сможете покупать, да и вообще купите немножко про запас. Ну, а кончатся деньги, что поделаешь, кончились. Приди кто другой и заметь картиночки на стене, ей бы и вовсе ничего не досталось. Да потом мы ведь читали письма, внук ежемесячно посылает ей десять долларов, а к рождению и к рождеству еще двадцать долларов сверх того, — вот и опять кое-что набежит. У старухи Лееге во всю жизнь столько не было!

— Только бы никто не проболтался, не то разговору не оберешься.