Общая психопатология. Том 1 - Евгений Васильевич Черносвитов

Еще не изжиты противоречия среди психиатров и общих психопатологов, в определении тревоги. Они восходят к классикам психиатрии. Так, по Крепелину (см. Э. Крепелин. «Учебник по психиатрии». М., 1910, стр.237—240), «…Тревога (angst) не отражается ни одним чувством, но вместе с тем не отражает ни духовного, ни физического состояния человека. Она связана с самой сущностью сознания, его витальными (энергетическими) основами. Клиницисты имеют дело лишь с психическими и физическими последствиями тревоги». (См.: T. Berze, H. Genle. Psychology der schizophrenic. Berlin, 1929). T. Berze относил тревогу к основной «настроенности», и определял, как «неописуемое жуткое изменение во взаимосвязи „Я – мир“, близкое к дереализации». Она квалифицировалась им как «боязливое напряжение, ожидание грозящей опасности, идущей из глубин бытия или „Я“ при доминировании в переживаниях вселенского холода и пустоты». (См., также, Е. Блейлер. «Руководство по психиатрии». Берлин. 1920, стр. 30—317). Блейлеру принадлежит понятие «свободно плавающая тревога». Он указывает на «разлитой, заполняющий все пустоты бытия, трансцендентный для субъекта и принципиально непознаваемый характер тревоги». Об «отсутствии ясного и точного чувства, которое отвечало бы феномену тревоги», говорит и Ясперс (см. K. Jaspers. Allegemeine Psychopathologie. Berlin, 1923, p. 77—84). Советский психиатр О. В. Кербиков, определял тревогу, как «своеобразное самоощущение диффузного характера, которое входит в основу настроения человека» (см. О. В. Кербиков. «Острая шизофрения». М., 1949, стр. 58—62).

Итак, феномен тревоги является уникальным и, пожалуй, формирует психически самостоятельное состоянием человека, феномены его и Духовности, Логоса, и Сомы.

Когда мы говорим о тревоге, то так или иначе касаемся витальных основ субъективности, «событий» внутренней и внешней жизни. Приобретение субъектом своего предмета, его утрата, смена предметов в переживании, – все знаменуется феноменом тревоги. Здесь необходимо подчеркнуть, что ни в рамках нормальных, то есть, повседневных переживаний, ни в патологических состояниях, будь то психотические, психогенные, социогенные «переживания», тревога, как таковая, не имеет психологически понятной связи ни с одним предметом переживания. Тревога – это единственное, «историю» чего нельзя выдумать! В глубине своей, тревога всегда не мотивирована и не предопределена своей оторванностью от самого субъекта («Я»). Тревога – это состояние самосознания, которое «больше» любого переживания человека. Но, источники тревоги, не всегда в «предметном» мире. Вспомним «сердце, полное тревоги» Тютчева. Тревога словно указывает на какое-то внутреннее противоречие между субъективностью и субъектом. Ибо, и во внутреннем мире человека, ему бывает и одиноко, и не уютно, и опасно. Обычное «расщепление» «Я» с самим собой, обнаруживающее себя в двух основных качествах – бидоминантности («Я» – «другое Я») и бимодальности («Я» – не-Я»), не позволяет тревоги слиться с событийной ситуацией. Отсюда ее «плавающий» характер. Субъект обращается к своему самосознанию, когда тревога ищет конкретное ситуационное воплощение, то есть, предмет. «Предметная неопределенность» тревоги выражается в ее мучительности, непереносимости. Вспомним еще раз: «Нельзя, кажется, долго жить, что-то испытав, если испытанное остается без всякой истории» (М. Фриш. «Назову себя Гантенбайном». М., 1975, стр. 207). Можно догадаться, что испытывает Гантенбайн? Тревогу!

«Несчастнейшее самосознание» Сёрена Обю Кьеркегора, с феноменологической и клинической точек зрения (которые здесь совпадают) – это состояние тревоги. «Опустошенного переживания», по Кьеркегору.

Но если предмет тревоги «найден», то возникает другой феномен тревожного ряда – страх. Это генезис страха – весьма примечательное явление. Как бы ни мучительна была бы тревога, как бы ни опустошала она субъекта, последний стремится не к противоположному психологическому состоянию – покою, а к «опредмечиванию» тревоги. Человек, охваченный тревогой, ищет не покоя, а ее источник, то есть, предмет. Неудержимое влечение к страху – логика аффекта, не имеющего предмета! И «внешний», и «внутренний» миры человека, входят в его субъективность, через тревогу.

Если говорить о «пороге» субъективности, значит иметь в виду тревогу. Любая интенция сознания, будь то в функции самопознания или саморегуляции, начинается с тревоги, если она выходит за порог субъективности.

Это нужно пояснить. Предмет всегда является субъекту в качестве «не – Я», то есть с непременными атрибутами «чуждости». Еще до того, как «предмет» должен вписаться в субъективные пространственно-временные параметры и осмысляться как «свой», он будет представлять для субъекта некую «внутреннюю оппозицию» (внутреннего редактора – В. М. Шукшин). Субъект в поисках «предмета своего переживания», оказывается у «порога» своего сознания. Новый предмет всегда переструктурирует в содержательно-ценностном плане и самосознание и сознание. Отсюда он изначально угрожает стабильности и спонтанности субъекта. Следовательно, обоснованно вызывает у него тревогу. Только сосредоточенное на самом себе в «пустом» самосознании «Я», не знает тревоги.

Переходим к более подробному рассмотрению феноменов «тревожного ряда». Здесь нужно начать со следующего пояснения. Если разворачивается тревожный ряд, то он заполняет все пространство субъективности, как в бидоминантном, так и бимодальном качествах. Тревога касается любого отношения с другим человеком и всякой связи субъекта, с внешним миром. Получаются некие формулы: «Я» – тревожный ряд – «другое» «Я» (бидоминатность) и «Я» – тревожный ряд – «не-Я» (бимодальность). В таких субъективных условиях реализуются основные функции сознания – самопознание и саморегуляция. Особо необходимо сказать об отношении феномена тревоги к другим феноменам «тревожного ряда».

Тревога для субъекта в каждое мгновение, то есть, при каждой интенции сознания, спонтанна и значит предпослана всем другим феноменам. Последние, обнаруживаются уже в ее условиях. Акт осознания в себе тревоги (в рефлексии) предполагает развертывание феноменов указанного порядка. Только страх, ибо он всегда связан с конкретной ситуацией. И боль, так как она сама образует свой ряд, могут выступать самостоятельно. Например. Я еду в поезде, смотрю в окно и вижу сменяющиеся картины: лес, поляна, пригорок, деревенька, пригород и т. д. Мысли мои – далеко «от меня». Они – о доме, о семье, о работе, о друге и т. д. А, на душе тяжесть! Неясное тревожное предчувствие «беды», которое трудно определить словами! Оно нарастает. Вслед за ним возникает внутреннее напряжение, скованность. Пейзаж за окном уже не «впечатляет». Он все больше и больше превращается в «мелькание слайдов». Мысли становятся также «механическими». Они не фиксируются мной, вытесняются из самосознания! Ибо, все заполняет тревога!

Каждое феномен тревожного ряда как бы манифестирует тревогу: ни один из них не является в этом отношении привилегированным.

Напряжение – феноменологически первое явление тревожного ряда. «Дурные предчувствия», «враждебная настороженность», «прикованность» внимания к своей соматической сфере, – основные знаменосцы напряжения. Напряженное самосознание «конфликтует» с самим собой, и с «другим» в себе, если бидоминирует. В бимодальном состоянии, напряженный субъект подвергает «мировой порядок» сомнению «Мировая скорбь» – также из тревожно-напряженного ряда. Переживания в состоянии напряжения, всегда беспредметны. Ибо, напряжение «заволакивает» собой любой предмет. То же самое происходит с внешними и внутренними «конфликтами». Напряженный субъект неконфликтный субъект! В напряжении нет четко определенных «версий» субъективности. «Я» теряет из виду свой вектор. Это приводит,

– во—первых, к внутренней дезориентировке субъекта, ибо субъективная актуализация переживаний теряет свою определенность; любой внешний и внутренний импульс, одинаково усиливает состояние напряженности и способствуют тревоге;

– во-вторых, – к нарушению мышления.

Так, психологически понятно, что всякое неприятное, мучительное, сковывающее субъекта и его внимание, пусть элементарное ощущение, например, кожный зуд, нарушает ход мысли. И это происходит не из-за «слабой воли», ибо человек не «может» отвлечься от «приятной боли» – зуда!

В состоянии напряжения, распространяющегося на Сому, возникают качественно иные неприятные ощущения – сенестопатии (см. ниже). Предмет, теряющий из-за напряжения субъекта свои параметры – это расстройство логических форм самопознания. И, прежде всего, аутоидентичности и аутоидентификации. «Я – есмь – Я», может тотально замениться формулой «Я – есмь – боль». И, в действительности есть так называемые «альгические личности», для которой боль – обычный состояние! (См. «Сома»). Дезориентировка в собственном самосознании (Духе) и нарушение предметного мышления (дезориентировка в Логосе) – две стороны одного явления – напряжения. А оно непосредственно переходит в тревогу, или принимает формы «панических атак».

Основные формы тревожного состояния:

1) Тревожность как общее настроение – диффузное разлитое чувство, имеющее предметом ощущение самости («тревожное» «чувство Я»).

2) «Ипохондрическое настроение» – от непонятного внутреннего дискомфорта, до ясного переживания