Дело принципа - Денис Викторович Драгунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром они проснулись злые и голодные.
Напившись воды, они сели в кружок и стали думать, что делать дальше. Их вожак, к которому были обращены все вопросы, покряхтел, почесал свой лохматый затылок и рассказал ужасную историю, как он с товарищами когда-то давно зазимовал в высоких широтах на маленьком островке, где было все: вода, домик с печкой, кремни и кресала, и даже дрова, и даже несколько бутылок рому. Наверно, им посчастливилось наткнуться на зимовье зверобоев. «Даже соль была, представьте себе, братцы, в квадратном лубяном туеске. Но совсем не было жратвы. Вернее, было полтора мешка сухарей и початый бочонок солонины. На неделю хватило. А нам предстояло еще месяц ждать, пока сойдут льды. А нас было, хо-хо! — вы не поверите — ровно пятнадцать человек! И мы, — продолжал вожак, кряхтя и даже как будто бы стыдясь, — и мы бросили жребий».
— Какое мучительство! — сказала я Петеру.
Напоминаю вам, что все это происходило во сне. Это во сне Петер рассказывал мне эту странную притчу, и я во сне с ним разговаривала.
— Какое мучительство, — сказала я, — бросать жребий! Лучше бы тайком, без всякого предупреждения, зарезали бы во сне самого жирного. Это гораздо милосерднее.
— Там, наверное, не было жирных, — возразил Петер. — Откуда жирные среди пиратов?
— Ну, тогда самого мясистого, в смысле, мускулистого, — не отставала я.
— Самого мускулистого черта с два зарежешь, — возразил Петер. — Он проснется, вскочит и сам тебе голову отвернет.
— Надо было впятером на него! — сказала я. — Заранее договориться и ночью на него накинуться. Двое за руки, двое за ноги, а пятый кинжалом по горлу!
Петер махнул рукой и продолжал:
— В общем, вожак рассказал своим товарищам о том, как на зимнем островке они спаслись, сожрав двух человек из пятнадцати, и добавил: «Хо-хо! Всего двое из пятнадцати, сущая ерунда, в любом абордажном бою из пятнадцати гибнут пятеро». Короче, он предложил всем бросить жребий. Понятное дело, для чего. Половина пиратов была за, половина против. Семь против семи. Но те семеро, которые были против, они, наверное, просто боялись, что жребий упадет на них. А те семь, которые были за, они почему-то были уверены, что их минует участь быть съеденными. Пираты долго препирались и дрались, пока наконец не победили сторонники жребия. Поскольку Хесус все так же лежал на камнях в сторонке, устремив неподвижный взгляд в небо, его попросили устроить жеребьевку. Пираты собрали на берегу четырнадцать белых камешков и один черный, завязали их в тряпицу и отдали ему.
— В общем, так, парень, — сказал вожак. — Держи этот мешочек, а мы будем подходить к тебе, отвернувшись, и брать по камешку.
Сказано — сделано.
И, конечно, оказалось так, что черный камешек достался вожаку.
— Ну что же, — сказал один из пиратов, поглаживая вожака по затылку, ну совершенно так же, как ягненка перед закланием, — ты был хорошим парнем и останешься таким в нашей памяти надолго, — и он похлопал себя по брюху и тут же получил страшную зуботычину от вожака, который, ясное дело, не собирался так легко расставаться с жизнью.
Опять началась драка.
— Как смешно, — сказала я во сне. — Как же они собирались его есть, когда у них не было ни ножей, ни огня? Неужели они в самом деле собирались грызть его зубами, как звери?
— То-то и оно, — сказал Петер. — Они действительно звери. Даже хуже зверей. Потому что зверь действует по своим возможностям и никому не хочет зла. У зверя нет души и свободной воли. Ястреб клюет перепелку не потому, что он злой, а потому, что так велит природа, а может быть, даже сам Бог. А люди просто полны свирепости — тупой и бессмысленной.
— Похоже на то, — кивнула я.
— И действительно, — продолжал Петер, — о чем думали эти люди, катаясь по камням, нанося друг другу удары, ругаясь, проклиная все на свете? Чего они хотели? Только выместить свою злобу и больше ничего. Когда четырнадцать человек дерутся, не имея общей цели, не желая, скажем, вдесятером побить четверых, а когда они дерутся просто так, от переполняющей их отчаянной злости, как пьяные мужики на площади перед трактиром, — такая драка кончается ничем. Драчуны сидят на земле, утирают разбитые носы и выплевывают выбитые зубы. Так вышло и на этот раз.
Пираты, отплевываясь, сморкаясь кровью, почесывая синяки, расселись у ручья, с опаской глядя друг на друга.
И в этот миг они услышали какой-то странный плеск. Обернулись — к берегу острова подошел целый косяк жирных серебристых рыб. Там была небольшая отмель, и рыбы плескались на этой отмели, подставляя свои блестящие бока солнечным лучам. Несколько самых сообразительных пиратов быстро вбежали в воду по пояс и стали руками выхватывать из воды рыб и швырять их на берег.
Рыбу надо было выпотрошить и зажарить. Задача, казалось бы, невозможная, но странным образом вдруг снова набежали облака, сверкнула молния, ударил гром, и одно из деревьев вдруг загорелось. «А вот и огонь!» — закричал Хесус. — Пираты сломали еще несколько деревьев, разложили внушительный костер, который через некоторое время прогорел, оставив россыпь горячих угольев. И тут уже Хесус, острой веточкой выпотрошив рыбу, положил ее запекаться.
— А ты, парень, видать, повар? — закричали пираты.
— Вроде того, — ответил Хесус. — На Доминикане я служил поваром у своего господина. Впрочем, я не только готовил. Я был его верным слугой, я делал все, что он мне прикажет. А когда господин был в отлучке, даже оставался за хозяина.
Пираты наелись, напились воды — кто-то пожалел, что нету больше рома, — и стали укладываться, побросав в костер рыбьи кости и головы, и только один из них предложил Хесусу позаботиться об угольках, чтобы можно было развести огонь завтра. Очевидно, пираты решили, раз Хесус работал поваром и вообще был слугой у своего господина на Доминикане, то он и у них будет кем-то вроде повара, а может, и слуги.
— А спасибо? — вдруг сказал Хесус.
— Ну, спасибо, — нехотя сказал кто-то. — Молодец. Рыбку хорошо запек.
— Не мне спасибо, —
