Путь Короля. Том 2 - Гаррисон Гарри "Феликс Бойд"

Высотой не больше семи футов, определил Шеф. Он осторожно поднял лесенку. Дерево старое, сухое, древностью в восемь с лишним столетий, если еретики не врут. Однако оно было предварительно хорошо просушено и никогда не хранилось на открытом воздухе. В Йорке, в старинных римских казармах, Шефу показывали лестницы и хоры, которые, как его уверяли, были построены еще во времена древних римлян. Нельзя было считать Грааль подделкой просто на том основании, что дерево так хорошо сохранилось. Несомненно, принципы еретиков запрещали им украшать реликвию золотом и самоцветами, как это сделали христиане с бесчисленными кусочками подлинного Креста Господня. Во всяком случае, лесенка была легкой, можно нести одной рукой. Неудобно только поднимать по винтовой лестнице. А что касается колючего кустарника снаружи…

— Ладно, — сказал Шеф, извлекая Грааль из гроба. — Ришье, бери свои книги, сделай сверток, их понесешь ты. Вы, парни, берите золотые подсвечники, тарелки, все золотые вещи, заворачивайте их в тряпки, разделите между собой, чтобы удобно было нести.

— В тряпки? — откликнулся Свирелька.

— Эти господа в соседней комнате не станут возражать, если вы возьмете у них одежду. Особенно для такой цели, — сказал Шеф, стараясь развеять атмосферу благоговейного ужаса. — Будь они живы, они сами велели бы вам сделать это. Их духи поддержат вас.

Мальчики неохотно повернулись и занялись своим скорбным делом. С лесенкой в руках Шеф прошел через обитель смерти и, остановившись на ступеньках, прислушался. В тишину подземелья по-прежнему доносились крики сверху. Плохой признак.

Шум сопровождал их в нелегком подъеме по винтовой лестнице, становясь все громче и явственно перекрывая их тяжелое дыхание. Шеф устало шагал впереди, утратив представление, как высоко они уже поднялись и где может находиться вращающийся на оси потайной камень. Грааль он нес в левой руке, чтобы не задевать за центральный столп винтовой лестницы. Каждый раз, когда реликвия стукалась о ступеньку или о стену, Ришье вздрагивал, иногда жалобно постанывал. Будь здесь посветлее, он бросился бы собирать каждый кусочек отваливающейся от лесенки коры.

Сзади зашипели. Шеф остановился, сообразив, что проскочил мимо нужного камня. Ришье, уже не заботясь о секретности, нащупал какой-то каменный выступ и потянул его на себя. В стене, казавшейся сплошной, проступила трещина, потайная каменная дверь снова могла свободно вращаться на своей оси. Шеф помялся, аккуратно прислонил наверху Грааль к стене и спустился на три ступеньки вниз. Когда Ришье толкнул верхнюю половину камня наружу, Шеф поднырнул под медленно поднимающуюся внутрь нижнюю половину и уставился в темноту.

Не совсем в темноту. Ночь по-прежнему пронзали сполохи света, но теперь это было красное зарево, а не разноцветье арабских огней. Видел ли кто-нибудь, как выдвинулся камень? Тревожных криков слышно не было, вокруг крепости царила полная тишина. Шеф разглядел кустарник, через который они пробрались сюда, разглядел горы вдали. Нигде уже не метались паникеры, не видно было и часовых, вообще не видно было никакого движения. «Там слишком светло», — сказал себе Шеф, хотя прямо перед ним простирались глубокие тени от крепостной стены и склонов ущелья.

Кожа его покрылась мурашками. Он нырнул назад, подставил плечи под камень и, поднатужившись, повернул его на место. В мерцающем свете единственной свечи, которую Шеф разрешил оставить, Ришье испуганно уставился на него.

— Слишком тихо, — коротко сказал Шеф. — Мне доводилось слышать такую тишину раньше. Это значит, что они караулят. Может быть, путь наружу тоже. Может быть, они знают, что мы внутри.

— Мы не можем оставаться здесь.

— Нет! Нет! — раздался голос, которого Шеф никогда раньше не слышал, голос одного из пастушков. Он верещал на местном диалекте, которого Шеф не понимал, однако в голосе слышались безошибочные нотки. Нервы у мальчика не выдержали переживаний: тайной вылазки в стан врага, благоговения перед святилищем, ужаса при раздевании мертвецов, холода мрачных стен. — Laissetz, laissetz те parti. — Паренек толкнул камень, снова открыл выход, хотя и не полностью, но достаточно, чтобы проскользнуть в него как ласка, даже не отвязав заплечный мешок с золотом. Шеф схватился за мальчишку, но в руке у него остался только оторвавшийся клочок рубашки. А сам пастушок исчез. Шеф чуть-чуть повернул камень и приник глазом к щели шириной не более полуфута.

Он не увидел ничего, услышал лишь легкий топот босых ног по камням. Потом и этот звук стих. Тишина, несомый ветром слабый запах гари. И тут, когда Шеф уже был почти готов подавить свои опасения и повести группу вперед, раздался тихий, но отчетливый треск, словно от сломавшейся палки, тоненький, тут же прервавшийся крик, звон, будто от далекого гонга. Звон металла о камень.

Шеф снова затворил камень, на этот раз с решимостью обреченного.

— Вы слышали, — сказал он. — Его поймали. Теперь они знают, что мы здесь.

— Мы в ловушке, — задохнулся от ужаса Ришье. — Вместе с Граалем, ради спасения которого умерли наши старейшины.

— Эта винтовая лестница ведет не только вниз, но и вверх, — заметил Шеф.

— Мы не сможем разобрать стену изнутри, нас услышат.

— Но наверху должна быть еще одна потайная дверь, такая же, как эта, только ведущая внутрь крепости.

Ришье проглотил слюну.

— Она находится под башней. Под сгоревшей башней, где умер Маркабру.

— Значит, мы вылезем среди кучи обломков, это хорошо.

— Башня стояла во дворе напротив главных ворот. Не думаю, что отсюда есть какой-то другой выход. В крепостном дворе полно людей императора, его превратили в госпиталь для раненных в боях и пострадавших во время разборки стен. Мы не сможем просто так пройти по двору. Тем более с Граалем на плече! Хотя… ребята могут сойти за рабочих или их помощников, и я тоже, но вот ты…

Слишком высокий, хотел он сказать, похож на германца, только без оружия. И слишком приметный.

— Покажи мне, где кончается лестница, — сказал Шеф, в голове у которого уже созрел план. — Это не может быть далеко от того места, где кирками пробили дыру.

Бруно, милостью Божьей император Римской империи, а по своему собственному разумению — заместитель Бога на земле, стоял в главных воротах крепости Пигпуньент и наблюдал за ведущимися во дворе работами. Куда бы ни упал его взгляд, там люди начинали стараться изо всех сил. Это не доставляло ему особого удовольствия. Так и должно быть. Хотя лицо императора оставалось бесстрастным, его переполняло такое неистовство, что он с трудом владел собой. Дважды во время своей бешеной скачки от места падения летающей машины обратно в крепость он с такой силой непроизвольно сжимал поводья, что жеребец вставал на дыбы, едва не скидывая седока. Зато он вернулся вовремя. В этом он был уверен. Как и в другом — все представление с огнями в небе было именно тем, о чем догадался его тщедушный дьякон: отвлекающим маневром. Несомненное свидетельство, что искомая реликвия находится где-то поблизости. Если бы он только мог взять ее! Сжимая в руке снабженное новым древком Копье, с которым никогда не расставался, Бруно позволил себе то, что делал лишь в моменты сильнейших переживаний: прижался щекой к наконечнику, пролившему кровь Сына Господня, чтобы ощутить исходящие от металла силу и уверенность, по праву предназначенные для императора.

Во дворе царила суматоха, как на последней несжатой полоске поля, где загнанные в ловушку крысы мечутся, пытаясь избежать приближающихся к ним серпов и дубинок. Но так могло показаться только постороннему глазу. Император же видел порядок в кажущемся беспорядке. Люди, которые днем и ночью работали над разорением этого гнезда еретиков, снова были пригнаны на работу со своими кирками и тачками, крепили блоки и канаты огромного подъемного механизма, с помощью которого вывороченные камни скидывали в пропасть. В углу двора их начальник, позволивший людям бросить работу, когда появились огни в небе, вопил, лежа на козлах из скрещенных копий, а два сержанта Ордена методично отсчитывали назначенные императором две сотни ударов плетью. Его бывший заместитель, ныне повышенный в должности, побледнев от страха, стоял в центре двора и выкрикивал распоряжения.