Черный человек. Книга 2 - Василий Головачев

То, что ее нет в квартире Ландсберга, он видел, но что-то останавливало его в оценке этого факта, некий странный запах знакомого образа. Тень Купавы присутствовала здесь и нашептывала молитву спасения. Господи, а дочь-то где?! Мальгин даже остановился, пораженный открытием. Купава должна была быть там, где находилась Дарья. Но… и присутствия дочери он не чувствовал нигде на Земле.

Ландсберг жил в старинном коттедже, стилизованном под древний замок, охраняемом роботами и собаками. Жил один! Хотя в этом громадном поместье спокойно могли жить три-четыре семьи. Отыскать здесь кого-нибудь с помощью обычного осмотра не представлялось возможным, и Мальгин вынужден был выйти в гиперчувственную сферу, сразу подключившись к громадному пространству человеческих страстей, биоэнергетических концентраций живой природы Земли и космоса.

Ни глубоких подвалов, ни сырых, мрачных подземелий, ни лабиринта тайных ходов Клим не обнаружил, но строение, имитирующее башню в готическом стиле, в котором работал и жил Ландсберг, нашел быстро. Собаки — огромные черные ризеншнауцеры пропустили его, будто и не заметили, а киберам с хитроумной лучевой системой защиты пришлось тихо сжечь кристаллические мозги, выдав запороговый нерешаемый алгоритм. Дважды обшарив все помещения трехэтажной башни, вмещавшей зал для гостей, бильярдную, комнату видеоигр, две спальни, столовую и оранжерею, и не найдя никаких следов пребывания Купавы, Мальгин с холодной яростью устремился было к другим строениям замка, но какой-то тихий… не звук и не пси-импульс — слабая тень пси-вызова, живо напомнившая мистический зов, заставила его вдруг вернуться в одну из спален Ландсберга, явно предназначенную для женщины.

На стенах спальни, удачно имитирующих каменную кладку, драпированных занавесями, кроме бронзовых светильников и зеркал, висело несколько картин, и взор Мальгина привлекла одна из них, почти скрытая балдахином широкой кровати. Сердце прыгнуло вниз, когда он подошел ближе и увидел свечение, идущее от простого листа картины, висевшей без рамы в дециметре от стены. Сомнений быть не могло — перед Климом висела не картина, а хроносрез — слой многомерного пространства с остановленным на срезе временем, подобный висящим у него дома. Вспомнилось предупреждение Паломника о таких «картинах» на Земле, очевидно, это была одна из них, принесенная Купаве Шаламовым или кем-то из путешественников, Железовским или Ромашиным. «Шестерки» Ландсберга прихватили их во время своих игр и принесли хозяину, чтобы доставить ему удовольствие. Удовольствие… безумие! «Срезы» так легко разблокировать! Ничего не надо включать, давить, мять, надо только представить, что ты туда входишь…

Странное дерево слева с кружевным стволом, состоящим из жил, дырчатых древесных наплывов и пленок, опирающихся на растяжки ходульных корней. На концах его сросшихся в арки и овалы ветвей — шапки крупнозернистой желтой пены. Холмистая оранжево-сиреневая равнина, заросшая белым бамбуком с вершинами, расходящимися дымными султанами, опускается к подножию дикой горной страны. На фоне гор — спиралевидные, металлические на вид постройки со шпилями, вонзавшимися в розово-голубое небо. На переднем плане рядом с деревом — громадный зверь с туловищем динозавра в ромбовидной, блистающей изумрудной зеленью броне и с головой гигантской зубастой черепахи. Он поднял четырехпалую когтистую лапу и чуть повернул голову, глядя куда-то вниз в угол картины. А там… Мальгин сглотнул ставшую горькой слюну. В углу картины, за коричневым валуном, пряталась человеческая фигурка в белой накидке. Женщина. Женщина, прикрывшая собой нечто, похожее на половинку ореха. Колыбель-антиграв. Это были…

— Купава… Дарья! — прошептал Мальгин. Вихрем взметнулись мысли: как она догадалась? зачем? что толкнуло ее на этот шаг? отчаяние? безумие? но ведь она не одна, у нее ребенок? Как можно рисковать им?! Господи, правы были древние мудрецы: кто всегда делает то, что хочет, редко делает то, что должен.[94]

И снова послышался ему тихий, на грани слышимости, пси-зов, ассоциирующийся с улыбкой ребенка, глотком парного молока и мягким язычком котенка, лизнувшего щеку. И Мальгин наконец понял, что за таинственный зов он слышал на Земле и в космосе: дочь звала его, дочь с задатками интрасенса, установившая мостик парасвязи голым подсознанием, с потрясающей точностью выбора! Косвенное, а может быть, и прямое доказательство любви и родства душ: без любви зачать такого ребенка невозможно…

Мальгин очнулся. Лицо пылало, а душа была полна слез. И нежности. И радости. И боли.

В «картину» так легко войти… чтобы никогда не выйти! Никогда!… Или для него нет такого слова? И все же без помощи не обойтись. Чтобы удержать зыбкий туннель перехода из мира в мир сквозь мембрану хроносреза, нужен мощный пси-излучатель… которого не существует в природе. Во всяком случае, здесь, на Земле. Но излучателем может послужить и мозг! Кто-нибудь из интрасенсов? Аристарх, например, или его подруга. Согласятся ли они? Услышал бы Паломник… или хотя бы Лондон.

Мальгин «растопырился» в пространстве, увеличиваясь в десятки, тысячи, миллионы раз, пока не заполнил собой весь космос, крикнул во весь голос, отсеивая эхо от скоплений мертвой материи, но ни ответа Паломника, ни Лондона не услышал. Видимо, в настоящий момент они были далеко не только от Земли, но и от этой Вселенной. Зато ответил еще кто-то, знакомый и незнакомый одновременно, свирепый, сильный, властный:

— Клим, какого дьявола тебе нужно? Ты не меня ищешь? Не твои ли псы пытались тут выяснить со мной отношения? Если так — берегись!

— Да?! Кого ты имеешь в виду?

— Братьев некоего Ордена. Пытались усыпить меня, но только разозлили, я их «успокоил». Один из них заявил, что руководишь всем ты. Это правда? О, а это еще кто?…

Мальгин облился потом, почуяв неладное.

— Кто там, Дан? Ты где?

— Твои клевреты, Ромашин и Хан. Надо же, вычислили! Снова скажешь, что не ты их послал? Ну, герои-разведчики, я вам сейчас покажу!

— Не трогай их, Дан! Они ничего дурного не замыслили, поговори с ними, прости их от души, ты же умеешь… Слышишь?

— Убирайся! — долетел импульс ненависти. — Жди меня в гости, приятель!

Только этого мне не хватало, подумал хирург, сжимаясь в точку. Выход из поля гиперчувственного восприятия был столь стремителен, что он едва отдышался. Биоэнергетика человеческого тела слишком бедна, чтобы обеспечить гипердействия достаточно крупного масштаба, но менять тело Мальгин пока не хотел, надо было как-то выкручиваться. Однако связаться с Железовским он не успел: Шаламов — псинеур, с почти задавленным человеческим «я», с разрушенной психикой, сигналы которой типа «хочу Купаву» воспринимались как команды, несмотря на короткий пси-контакт, запеленговал местонахождение хирурга и прибыл в Хаапсалу спустя четверть часа после пси-контакта. Он был не просто раздражен появлением Ромашина и Джумы Хана, но разъярен до звериного исступления и, вобрав всю энергию необузданного властолюбия, эгоизма, фанатичного человеконенавистничества неведомых боевиков Ордена, совершивших нападение на него, не захотел выслушать друзей Мальгина. Темная, слепая, дикая ярость переполняли его сожженную душу, и это был уже не человек — Монстр!