Исландские саги. Ирландский эпос - Автор неизвестен - Европейская старинная литература
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда прошли три ночи, противники снарядились для поединка. Иллуги Черный последовал за своим сыном со множеством людей, а за Храфном — законоговорцтель Скафти, отец Храфна и все родичи.
Но прежде чем Гуннлауг вышел на остров, он сказал такую вису:
— Выйду на остров без страха, — Острый клинок наготове, — Боги, даруйте победу Скальду в раздоре стали! Пусть мой меч пополам Расколет скалу шелома[325], Мужу коварному Хельги Отделит от тела череп.
Храфн сказал в ответ такую вису:
— Скальду знать не дано, Кого ожидает удача. Смертные косы остры, Кости рубить готовы. Если же нежной деве Стать суждено вдовою, Ей об отваге Храфна Каждый на тинге расскажет.
Хермунд держал щит своему брату Гуннлаугу, а Свертинг, сын Бьёрна Козы, — Храфну. Было условлено, что тремя марками серебра должен был откупиться тот, кто будет ранен. Храфн должен был первым нанести удар, потому что он был вызван на поединок. Он ударил по щиту Гуннлауга сверху, и меч его тотчас же сломался пополам ниже рукоятки, потому что удар был нанесен с большой силой. Однако острие меча отскочило от щита, попало в щеку Гуннлаугу и слегка ранило его. Тогда их родичи и многие другие люди подбежали и встали между ними. Гуннлауг сказал:
— Я объявляю Храфна побежденным, потому что он лишился оружия.
— А я объявляю побежденным тебя, — возразил Храфн, — потому что ты ранен.
Тогда Гуннлауг пришел в ярость и в страшном гневе сказал, что поединок не кончен. Но его отец Иллуги заявил, что на этот раз они должны кончить поединок. Гуннлауг сказал:
— Я бы хотел так встретиться в другой раз с Храфном, чтобы ты, отец, не был при этом и, не мог бы нас разнять.
На этом они расстались, и все пошли назад, в свои землянки.
На следующий день в судилище был принят закон о том, что впредь всякие поединки в Исландии запрещаются. Принять такой закон советовали все умные люди, которые там были. А были там все самые умные люди страны. Поединок Гуннлауга с Храфном был последним поединком в Исландии. Это был второй по многолюдности тинг после сожжения Ньяля и третий после битвы на Пустоши.
Однажды утром Гуннлауг с Хермундом пошли на Секирную Реку, чтобы умыться. На другом берегу шли к реке женщины, и среди них была Хельга Красавица. Хермунд сказал Гуннлаугу:
— Ты видишь на том берегу среди женщин Хельгу, твою возлюбленную?
Гуннлауг отвечал:
— Конечно, вижу.И он сказал вису: - Видно, нам на погибель Ветвь рождена нарядов[326]; Один звона металла[327] В этом один повинен. Девы лебяжье-белой Я добивался, бывало, Ныне невмочь и глянуть На руки подруги милой.
Затем они перешли реку, и Гуннлауг с Хельгой разговаривали некоторое время. А когда они перешли реку обратно, Хельга долго стояла и смотрела вслед Гуннлаугу. Он сочинил вису:
— Как у ястреба, ярок Взгляд у девы нарядной, Орешины влаги злака[328], Вслед посмотревшей скальду. Но ныне лучистые луны Ресниц[329] сосны ожерелий[330] Нам не радость сулят, А злую беду насылают.
После этих событий люди поехали с тинга домой, и Гуннлауг стал жить дома, в Крутояре. Однажды утром, когда он проснулся, все уже встали, только он еще лежал в спальной каморке на нарах. Вдруг входят двенадцать человек в полном вооружении. Это приехал Храфн, сын Энунда, со своими людьми. Гуннлауг сразу же вскочил и схватился за оружие. Тогда Храфн сказал Гуннлаугу:
— Тебе не грозит никакой опасности. Ты сейчас услышишь, зачем я пришел сюда. Летом на альтинге ты вызвал меня на поединок и не признал его законченным. Теперь я предлагаю тебе, чтобы мы оба поехали летом в Норвегию и там закончили наш поединок. Там нам не помешают наши родичи.
Гуннлауг отвечал:
— Спасибо тебе за вызов! Я его охотно принимаю. А ты, Храфн, можешь рассчитывать здесь на наше гостеприимство.
Храфн отвечал:
— Спасибо, но теперь нам надо сразу ехать обратно.
На этом они расстались. Родичам и того и другого такое решение казалось большим несчастьем. Однако из-за горячности обоих они ничего не могли поделать. Что было суждено, то должно было случиться.
XIIТеперь надо рассказать о Храфне, как он снарядил свой корабль в Глинистом Заливе. Из тех, что поехали с Храфном, двое известны по имени. Они были сыновьями сестры Энунда, его отца. Одного из них звали Грим, другого — Олав. Оба они были достойные люди. Всем родичам Храфна казалось большой потерей, что он поехал. Но он говорил, что он только потому вызвал Гуннлауга на поединок, что ему не было больше никакой радости от Хельги.
— Один из нас должен погибнуть от руки другого, — говорил он.
Когда подул попутный ветер. Храфн отплыл в море. Они причалили в Трандхейме, и там Храфн остался на зиму, по ничего не слышал о Гуннлауге в течение этого времени и продолжал ждать его летом. Он оставался и вторую зиму в Трандхейме, в месте, которое называется Ливангр.
Гуннлауг снарядил свой корабль вместе с Халльфредом Беспокойным Скальдом на севере Лисьей Равнины. Они были готовы в путь поздно осенью. Когда подул попутный ветер, они отправились в путь и перед самой зимой приплыли к Оркнейским островам. Там правил тогда ярл Сигурд, сын Хлёдвпра. Гуннлауг отправился к нему и остался у него на зиму. Ярл очень уважал его. Весной ярл снарядился в поход. Гуннлауг поехал с ним. Летом они воевали далеко на Гебридских островах и в фьордах Шотландии и одержали много побед. Всюду, где бы они ни были, Гуннлауг проявлял себя как очень храбрый и доблестный воин и как настоящий мужчина. Ярл Сигурд вернулся в начале лета назад, а Гуннлауг сел на торговый корабль, который направлялся в Норвегию. Они с ярлом расстались большими друзьями.
Гуннлауг поехал на север в Трандхейм, в Хладир, к ярлу Эйрику, и прибыл туда в начале зимы. Ярл принял его хорошо и предложил ему погостить у него. Гуннлауг принял это приглашение. Ярл уже слышал о его распре с Храфном и сказал Гуннлаугу, что запрещает им сражаться в его государстве. Гуннлауг отвечал, что на то его воля. Он остался там на зиму и был все время молчалив.
Однажды весной Гуннлауг вышел из дому, и с ним был его родич Торкель. Они отошли от дома и увидели на лугу перед собой людей, стоящих кругом. В середине круга было двое с оружием, и они бились друг с другом. Одного из них называли Храфном, а другого — Гуннлаугом. Стоящие вокруг говорили, что исландцы бьются плохо и не очень-то помнят свое слово. Гуннлауг понял, что это была насмешка, что над ним издевались, и он молча пошел прочь.
Вскоре после этого Гуннлауг сказал ярлу, что не намерен больше сносить издевательства и насмешки его дружинников по поводу их с Храфном распри, и попросил ярла дать ему проводника в Ливангр. Ярл знал, что Храфн уже оставил Ливангр и уехал на восток, в Швецию. Поэтому он разрешил Гуннлаугу поехать и дал ему в дорогу двух проводников.
И вот Гуннлауг с шестью спутниками поехал из Хладира в Ливангр. Но как раз в тот день, когда Гуннлауг вечером приехал туда, Храфн с четырьмя спутниками утром уехал оттуда. Из Ливангра Гуннлауг поехал в долину Верадаль, и каждый раз приезжал вечером туда, где Храфн был утром. Так ехал он, пока не достиг двора по названию Сула — самого верхнего в этой долине. И отсюда Храфн уехал утром. Тогда Гуннлауг не стал останавливаться и сразу же ночью поехал дальше. На заре они увидели друг друга. Храфн доехал до места, где есть два озера и между ними — равнина. Она называется Глейпнисвеллир. На одном из озер есть небольшой мыс, который называется Динганес. На этом мысу остановился Храфи со своими людьми. Их было всего пятеро и среди них — родичи Храфна, Грим и Олав. Когда противники встретились, Гуннлауг сказал:
— Хорошо, что мы, наконец, встретились!
Храфн ответил, что и он не видит в этом плохого.
— Выбирай, что хочешь, — продолжал он, — биться нам всем или только нам с тобой двоим.
Гуннлауг отвечал, что ему это все равно. Тогда родичи Храфна, Грим и Олав, сказали, что они не хотят оставаться в стороне, когда те будут биться. То же самое сказал и Торкель Черный, родич Гуннлауга. Тогда Гуннлауг сказал проводникам ярла:
— Сидите здесь и не помогайте ни той, ни другой стороне. Вы сможете потом рассказать о нашей битве.
Те так и сделали.
После этого они сошлись и все храбро бились. Грим и Олав вдвоем напали на одного Гуннлауга и бились очень храбро. Битва кончилась тем, что он убил их обоих, а сам не был ранен. Это подтверждает Торд, сын Кольбейна, в хвалебной песне, которую он сложил о Гуннлауге Змеином Языке[331]: