Воспоминания - Дмитрий Лихачев

Совал в нос освобождение от иезуита лекпома [Миханьков говорил с ним по-французски]. Лекпом — Станислав Казимирович или что-то вроде этого. Именно он давал нам справку: «Назначать только на легкую работу». [Как это ни странно, хорошо помню этого иезуита. Он знал латынь и поэтому попал в лекпомы 13-й роты. Разумеется, сочувствовал интеллигенции. Небольшого роста, с очень тонким и «хищным» профилем, тонкими губами. Кажется, узнал бы. Тогда на Соловках было много ксендзов, как и священников.]

На работы надо было долго идти. Мы рубили лес [шаг за шагом прокладывалась ветка до Филимонова — теперь и этих строений в Филимоновском скиту нет — все заросло лесом, как мне говорили].

Солнце и снег, как в начале нового романа. Хотел так писать. Вспомнилось из «Обломова»: «Снег шел хлопьями и покрывал все!» Но в «Обломове» это был символический конец, а мне чувствовалось, что с нашим прибытием на Соловки все начинается заново.

Знакомство с Михайловским: борода [потом сбрил], папаха, болотные сапоги и тонкий голос. Партизан-эсер. Был на свободе при советской власти только две недели — и снова на 10 лет. Скверное сердце у него — «пересидел». Спокойно ко всем относился. Видно было сразу старых военных и тех, кто уже сидели, — спокойствие.

Надрывались восточные люди [из Средней Азии] в халатах. Не привыкли работать: у них работают женщины.

Вторично погнали — Филимоновская ветка. Копали по «системе Андреевского» [о ней смотри выше] — в очередь кирками и лопатами.

Поход в Лисий питомник [он помещался на острове в Глубокой губе]. Разговор по-английски с Игорем Евгеньевичем — удивлялся Федя Розенберг. Провалился Петя Машков на тонком льду. Заставляли по гнущемуся льду таскать бревна. Лес — красота. Паром. Держались за канат. В Лисьем питомнике таскали кирпичи до изнеможения.

Объяснения Ив[ана] Мих[айловича]: мы ведь все — 3-я категория трудоспособности. Неузнанный Серебряков [мать в Париже, но, кажется, не художница] подгонял. [Почему «неузнанный»?] [Впоследствии мы с ним подружились.]

Ели шоколад [еще из дома] во время работы. Вкус хлеба на морозе.

Возили чаще всего снег. Латинствующая, французящая и английствующая квадрига. Иг[орь] Ев[геньевич], Ив[ан] Мих[айлович], Миханьков — у потешного «завдворома», «дедки». Склонение [ «завдвором», «завдворома», «завдворому» и пр.] — Иг [оря] Ев[геньевича]. Дружба с ним Иг [оря] Ев[геньевича]. «Я бы в прежнее время да разве бы мог» и т. д. [т. е. так, «на равных», разговаривать с «завдворомом», дружить с ним].

Игорю Евгеньевичу это очень нравилось[27].

Возили еще мусор и свиной навоз на свалку за женбарак.

[До сих пор помню, как отвратительно пах свиной навоз, а потом так же точно пахло ото всех нас.] Разговоры о наследнике на русский престол. Каллистов с Федей Розенбергом, копавшие могилки-канавы для тех, кто умрет зимой, — общие ямы в виде траншей.

Метение снега на катке [для вольнонаемных; это все считалось легким трудом].

Проф. Клейн, очень худой, сам себе готовивший в 14-й роте, [вскоре умерший от рака], и антиквар, умерший от тифа… Свозили возы со снегом и около кремля на огороде [вниз за Никольскую башню]. Снега стало много.

Забрали на этап Толю Тереховко и Петра Павловича [оба имели трехлетние сроки, и их отправляли на материк]. Прибежали к нам ночью прощаться. Бегал к А. И. Мельникову, чтобы не брали на этап. И не взяли [но, может быть, и потому, что срок у меня был 5 лет]. Ад — этап с Анзера на материк. В церкви голые совсем [вещи забрали в камеру]. Ночью я вышел в уборную, и там рассказ про «этап на четвереньках» [это отправляли на материк] амнистированных нищих Москвы. (Выжил ли кто-нибудь из этих голых амнистированных стариков и старух?!).

Слухи про Кондостров, куда ссылали стукачей. И адмчасть, которая воевала со стукачами, отправляя их со всего Острова.

Камера Мельникова и Виноградова [другая] в 6-й роте, где старики сторожа, но их помещение выше. Мельников пьяный встречал меня, держась за дверь. [Стал рабочим в раскопочной комиссии, возглавлявшейся архитектором-реставратором Назимовым.]

Вместе с Назимовым [делали] обмеры в Головленковской башне, устанавливали «Мещериновский проход» [через который войско Мещеринова ворвалось в кремль]. Первое знакомство с Назимовым [очень полезное для меня, так как в процессе обмеров он любил рассказывать о псковской архитектуре]. Знакомство с Юлией Николаевной Данзас — [уральский] казак, «Дурова», «кавалерист-девица». Рассказы о ней Иг [оря] Ев[геньевича], о ее войне с Распутиным, о ее эксцентричности. Сидела бухгалтершей.

Виноградов был в Ленинграде [моя догадка выше оправдалась], спрашивал у нее — «Нельзя ли устроиться?»

Читал книги с Иг [орем] Ев[геньевичем].

Поверки по субботам. «Стройся по буквам». До 4 утра. Шпана, мочащаяся на пол и забивающаяся между дверей, где потеплее, — они все голые, в одном белье. Битье палками, «дрынами».

Истошные крики.

Длинные ящики картотек.

Работа без выходных дней. Направление в Сельхоз вместо кого-то. Работа у кладовщика-толстовца с бородой.

Авантюрист и сумасшедший Комчебек-Возняцкий. [Я направлен на «постоянную» работу к нему.] [Врал] рассказы про аэроплан и Москву, куда якобы его берут для разоблачения кого-то, про письма, которые он получает без цензуры, про камеру, где стоит рояль для него. «Эпизоотический отряд», чистейшая «туфта» [якобы эпидемия ящура у скота в Сельхозе]. Выписка муки за моей подписью [владыка Виктор сказал, чтобы я больше этого не делал].

Варение похлебки из муки для скота [помню: похлебку варить не умел, подгорела — это все в монастырской портомойне на берегу Святого озера, а через дорогу в хлевах скот ревет от голода, а Комчебек-Возняцкий не идет]. Говорили: ящур — нарочно его распространяют, нарочно.

Санитар-эстонец в шляпе [возмущался Комчебеком]. Градусники под хвосты коровам — я их сам ставил; температура, конечно, у коров выше, чем у человека; не признак нездоровья.

Владыка Виктор говорил о Комчебеке: магометанин и христианин, удрал из тюрьмы и читал доклады о международном положении. Командовал [по собственным словам Комчебека] эскадрильей.

Парикмахерская-каморка и сон там Клейна. Перевод некоторых — Феди Розенберга и Володи Ракова в 12-ю роту. Вызовы их на работу в Сельхоз. Я же получил освобождение.

Взятки нарядчику [покупал хлеб] и Возняцкому. Страшно боялся [очевидно, Комчебек-Возняцкого]. Хлев с коровами и фонари «летучая мышь». Поставили печь с котлом в бывшей монастырской портомойне напротив.

Визит к владыке Виктору в 4-ю роту. Знакомство с Бахрушиным и Михновским.

Примечания