Бюро-13 - Николас Поллотта

— Хендерсон! — заорал Гордон. — Кто там у нас еще наготове?

— Никого нет, сэр. — Юноша выглянул из-за тарахтящего телекса, присоединенного проводами к кристаллическому шару, — может быть, именно так брокеры с Уолл-стрит контролируют ситуацию на рынке. — «Маккавеи» занимаются городской обороной; «Ангелы» исследуют массовый наплыв ночных взломщиков в Музее науки и промышленности.

Гордон кивнул:

— Так, ясно. «Тунец», ваша очередь!

К чему слова? Мы уже готовы, и все, что нам нужно, — тоже. Я ощутил, как по телу пробежал бодрящий холодок — скоро в бой… Вешая на плечо тяжеленный «баррет», я задумался… Какое-то шестое чувство подсказывало: нападение на музей таит для Чикаго, пожалуй, большую опасность, чем возможный взрыв атомной станции.

— Почему ты так думаешь? — мысленно откликнулась Джессика.

Вряд ли я взялся бы рационально объяснить свое дурное предчувствие. Быть может, именно сейчас, на горе «Свисту», в руки к нам попала важнейшая информация, а мы так заняты текучкой, что проглядели ее… Что заинтересовало «Свист крестолунного стилета» в Музее науки и промышленности? С другой стороны, этот музей — настоящий клад техники и кладезь информации — да ведь в нем можно добыть все, что ни пожелаешь… Думай, Эдвардо, думай лучше и скорее!

XIII

Далее события развивались примерно так же, как скорость и пройденное расстояние отражаются на спидометре машины. Скоростной лифт, работающий специально для групп Бюро, доставил нас прямо в подвальное помещение гаража — тысяча двести футов вниз. Мы быстро осмотрели машины, выбрали просторный лимузин «эльдорадо»: восемь тонн стальной брони и пуленепробиваемые стекла. На поверхности никакого хрома, машина окрашена в скучный матовый черный цвет. Конечно, вид не столь впечатляющий, как у нашего старины РВ, зато новичок лучше впишется в окружающую среду. Целый месяц можно пользоваться — хочешь стой, хочешь езди.

Когда мы подкатили к гладким стальным воротам гаража (я за рулем), начала вибрировать нанесенная на них краской-распылителем огромная пентаграмма — появились очертания магистрали Эйзенхауэра. Проехав в ворота, мы аккуратно влились в поток машин — не думаю, что кто-нибудь заметил наше появление.

Со скоростью девяносто миль в час мы промчались по городу, миновали пропускной пункт и выскочили на второстепенную улицу, делая дикие развороты и маневрируя среди машин. Конечно, нам бы напрямую телепортироваться к атомной станции, но вокруг нее явно магические барьеры, защищающие от вторжения. Наши чародеи изо всех сил старались снять этот незримый заслон; пока что мы взяли оружие на изготовку и поставили на автоматическое управление ножной рычаг.

Свернув на боковую улочку, наш «эльдорадо» выехал за город. Фермы и поля уступили место зарослям диких трав, кустарникам, лесам. Еще несколько миль — и позади осталось небольшое заграждение из каких-то желтых резиновых конусов; а вот и более впечатляющий кордон — дорогу перегораживает скопление самой разной техники: грузовики, паровые катки, грейдеры, бетономешалки, генераторы, даже вагон с надписью «Кофе».

Я замедлил движение, увидев высокую, дородную женщину в просторных джинсах, мокрой от пота рубахе и желтой каске дорожных рабочих. На правой лодыжке у нее подозрительный бугор, по форме очень напоминает автоматический пистолет «22»: именно такое оружие предпочитают иметь при себе переодетые в штатское полицейские.

— Проезд закрыт, парень! — крикнула она. — Тебе надо развернуться и проехать по Хинкельскому шоссе!

Остановив автомобиль, я обменялся улыбками с Джессикой: отличная ложь! Никакого Хинкельского шоссе не существует, да и развернуться невозможно. Кто попытается — того ждет неудача (я говорю о нормальных людях, а не о газетчиках). И тут я заметил: многие рабочие что-то нервничают, у двоих свежие бинты — на горле и на ногах… Так, «Свист» здесь уже побывал… А что, если за дверцей нашей машины… Осмотрел женщину через темные очки: аура человеческая. В общем-то я уверен, что она из наших, но ведь от ошибок никто не застрахован… Нажал на кнопку, опустил прозрачную броню — наше окошко. Великанша нахмурилась.

— Ну, парень, говорят же тебе…

— «Цербер», — бросил я.

— «Гораций», — раздалось после паузы.

— «Вздор».

Кивнув, постовая коротко свистнула в два пальца. Тут же раздался слаженный хор — рев моторов: в нагромождении тяжелой техники образовался узкий проезд. Медленно я повел лимузин сквозь строй и наконец выбрался на шоссе.

Проезжаем еще несколько миль — дорогу заблокировали полицейские машины, расположившиеся буквой «эн»: около полусотни копов, добрая дюжина в полной боевой форме — бронежилеты, шлемы и все такое; в руках болтаются автоматы М-16. Присутствует даже отдел К-9, у ног хозяев величавой поступью прохаживаются поджарые, мускулистые немецкие овчарки. Довершают эту живописную демонстрацию силы деревянные столбы с мигающими красными фонарями. Рядом грузовик с саперным оборудованием, за ним — санитарная машина. На обочине валяются четыре искореженные полицейские машины — эти гонщики уже выбыли из борьбы… Окошко одной перепачкано чем-то красным… Ну, я решил не присматриваться.

Тут целая тонна мускулатуры в мундире армии штата ступает на середину шоссе и поднимает руку, останавливая нас, — другая рука на бедре, поблизости от девятимиллиметровой пушки. Опускаю стекло, показываю удостоверение, но это его ничуть не впечатляет.

— Спасибо за помощь, но мы уже поймали сбежавших заключенных, — вежливо произносит он.

— «Цербер!» — нетерпеливо выпаливаю я.

Его глаза превращаются в щелочки.

— «Гораций».

— «Вздор».

Следует пауза — и он тянется к пушке.

— «Правильно», — поспешно добавляю я.

Он сразу расслабляется. Ого, на разных пропускных пунктах разные пароли!

Оставив свою пушку в покое, офицер вытаскивает из-за спины микрофон и несколько секунд говорит в него. Три из четырех машин в букве «эн» разъезжаются по сторонам, освобождая проезд. Мы трогаемся — теперь понятно, почему четвертая машина не сдвинулась с места: ей место только на кладбище автомобилей.

— Кто же обидел этих парней? — хмурится Джордж.

Джессика отвечает неопределенно:

— Их было что-то около сорока — пятидесяти. В пуленепробиваемых меховых костюмах.

— «Пуленепробиваемых»? — поражается отец Донахью. — Ты хочешь сказать… плазменные пули оборотней не берут?

Положив руку на Ожерелье, Джессика вслушивается в поток тайных мыслей.

— Пули еще не доставлены. Слишком много горячих точек, а людей, способных доставить боеприпасы, мало.

— Ну красота! — бормочу я. — Просто прелесть!

Целую милю шоссе вьется серпантином — словно сама природа помогает спрятать атомную станцию от горящих безумным огнем глаз сумасшедших захватчиков, — потом выпрямляется. Впереди — четыре мамонтоподобных танка; их гигантские стодвадцатимиллиметровые стволы направлены на дорогу на уровне ветрового стекла машины. За этими колоссальными боевыми машинами — мобильная артиллерия: ракетные установки, гаубицы (рядом — открытые ящики со снарядами, готовыми к немедленному использованию), автоматы пятидесятого калибра, противотанковые ракетные гранатометы, санитарные машины «брэдли» и дюжина «хаммеров» с небольшими, сорокамиллиметровыми электропушками.

Нажимаю на тормоза, приглядываюсь: да здесь повсюду раненые! Одни, поддерживаемые товарищами, бредут к санитарным машинам, другие на носилках, стонут… Латунным снегом усеивают землю стреляные гильзы; в траве валяются покореженные обломки двух вертолетов «апаш».

Прожектора ярким светом пронзают небо, стволы пушек шарят по всему периметру баррикад. Вот это да! Деревья и кустарники по обеим сторонам шоссе засорены обрывками колючей проволоки… целые мили колючей проволоки… Неподалеку грузовик, наполовину загруженный пластиковыми коробками, а в них упаковки химического вещества для плавки этой самой проволоки. С точки зрения экологии — ужасно, зато действует быстро и надежно.

Джордж выразительно свистит:

— Да у них столько колючки, что всю чертову станцию можно окрутить.

— Причем дважды! — добавляет Тина Бланко, прижавшись лицом к бронированному стеклу.

— Но и это не помогло, — тихо произносит Джессика.

Как раз в эту минуту из кустов выскакивает белка и пускается прыгать по открытому пространству выжженной травы. Часовые кричат, солдаты разворачиваются — и по несчастному зверьку ударяют одновременно все автоматы и гаубицы, а потом для убедительности плюет сталью и свинцом пулемет Атчинсона. Когда дым рассеивается, к месту расправы направляется группа военных в серебристых, пропитанных химическим составом костюмах и огнеметами производит окончательную чистку. Что ж, действуют они правильно, я одобряю. Официальный приказ гласит: ни одну живую душу, ни один посторонний предмет не пропускать ни в ту, ни в другую сторону! На душе спокойнее, когда видишь: приказ выполняется четко и скрупулезно.