ЗАГОВОР ГОРБАЧЕВА И ЕЛЬЦИНА: КТО СТОЯЛ ЗА ХОЗЯЕВАМИ КРЕМЛЯ? - Александр Костин

Популярность Горбачева, которому в начале «перестройки» народ поверил, приближалась к нулю. Самое страшное, что своему верховному главнокомандующему перестали верить люди в погонах — государственники по определению. Среди военных, так же как и в иных кругах, постоянно говорили о близком перевороте, но чаще о перевороте, организованном не вооруженными силами. Так, маршал Ахромеев весной 1991 года сказал: «Уже три года твердят, что Вооруженные Силы готовят и могут совершить переворот. Кто об этом говорит? Вы вежливо молчите, а я скажу прямо: Ельцин Б. Н., Собчак А. А. Арбатов А. Г»[372]. Высшее военное руководство, как видим, успокаивало народ, но думали они, похоже, иначе. И события трехдневного путча тому подтверждение, поскольку душой, мотором и мозгами его были люди в погонах и, прежде всего, высокопоставленные сотрудники органов госбезопасности.

Подполковник КГБ Александр Кичихин (известный критик этих органов) на вопрос о подготовке руководства своих сотрудников к участию в путче ответил: «…Аморфную массу, конечно же, обрабатывали в нужном направлении. Несколько лет подряд им внушали, что демократы — враги. В апреле — мае 1991 года нам стали устраивать «встречи с интересными людьми». Раньше приглашали спортсменов, космонавтов, артистов. А тут вдруг зовут редколлегию газеты «Советская Россия». И полный зал сотрудников КГБ встал, приветствуя их. На «ура» прошла и встреча с депутатами Алкснисом и Коганом. Алкснис, выступая, сказал, что президент Горбачев не соответствует интересам общества, и зал взорвался аплодисментами. Иначе говоря, сотрудники важнейшего правоохранительного органа приветствовали выступление против законного президента. Помните, Владимир Крючков произнес на закрытом заседании Верховного Совета СССР большую речь, направленную против реформ Горбачева? Речь не публиковали, а у нас разослали по всем подразделениям и приказали ознакомить каждого сотрудника комитета. Это было не что иное как промывание мозгов»[373].

Когда встают, чтобы приветствовать, это признают интерес и симпатии еще до того, как проведена встреча. Ведь и приглашают обычно тех, кого хотят в тот период слушать, отвести душу. Так что особой корысти у руководства могло и не быть. Но ведь без разрешения руководства такие встречи и не проводили бы. И это верно, так что симпатии, вероятно, были и у самого руководства.

Г. Попов писал: «Путч или репетировали, или даже пытались начать событиями в Вильнюсе зимой 1991 года, введением войск в Москву 27 марта 1991 года, демаршем премьера Павлова 17 июня 1991 года»[374].

Таким образом, в течение 1991 года минимум два-три раза складывалась такая ситуация, когда шла то ли подготовка к резкому наведению порядка, то ли делались попытки его навести, но всякий раз Горбачев на полпути менял направление. Если внимательно прочитать все, что говорил Михаил Сергеевич за годы перестройки, то можно увидеть, что свои взгляды он менял столь часто и столь радикально, что невольно приходишь к неутешительному выводу, что он не имел сколько-нибудь осознанного плана преобразований. Не мудрено, что главным результатом перестройки стало полное банкротство не только самой идеи реформирования советского общества, но и реформатора. Так что ГКЧП августа 1991 года явился венцом обанкротившейся политики горбачевской перестройки, с одной стороны, а с другой, он нес в себе как родимые пятна характерные черты своего духовного родителя: неуверенность, неподготовленность, трусость, предательство.

Существует несколько версий возникновения ГКЧП именно в это время и именно в столь необычном оформлении. Первая версия — ельцинская. В своих мемуарах Б. Ельцин высказал предположение, что его разговоры с Горбачевым, проходившие 29 июля, о необходимости смены Павлова, Янаева и «силовиков» были записаны и, возможно, стали спусковым крючком начала августовского путча. Впоследствии записи бесед якобы были найдены в кабинете одного из членов ГКЧП — Болдина, хотя Болдин это решительно отрицал[375]. Отрицал не только Болдин, который утверждал, что такой записи не было[376], но и В. Крючков, который в своем выступлении в суде сказал:

«…средствах массовой информации появилось сообщение о том, что КГБ прослушивал встречу Горбачева, Ельцина и Назарбаева 29 июля 1991 года в Ново-Огарево, что под Москвой. В связи с этим я обратился к генеральному прокурору России с опровержением и требованием проверить эту информацию, возбудить уголовное дело. Генеральная прокуратура осуществила проверку и официально сообщила мне, что информация о прослушивании не получила подтверждения, о чем было даже помещено сообщение в печати. А тем временем эта ложь обыгрывалась в средствах массовой информации в негативном для меня и моих товарищей плане»[377].

Если все это так, то получается, что Ельцин ошибается в своих воспоминаниях. Маловероятно, что он осознанно лжет. Скорее, его подставил подлинный автор текста, который сам попался в ловушку, устроенную для других. Но ведь Борис Николаевич все это признал в своих воспоминаниях! Кстати, даже в случае несоответствии реальности ельцинских слов, полной гарантии неверности его версии о причинах создания ГКЧП в августе 1991 года нет. Ведь информация о возможной их замене могла дойти до будущих гекачепистов иным путем.

В любом случае мотив выступления основных фигурантов ГКЧП вполне понятен — они поняли, что их ожидает в самое ближайшее время, и хотели удержаться у власти, вот, вроде, и весь их патриотический пыл. Версия очень выгодная для лиц, которые после августа 1991 года получили неограниченную власть. Как бы это ни звучало парадоксально, но версия выгодна и для тех, кто в августе потерял реальную власть, а в декабре — официальную, и прежде всего Горбачеву.

Пресс-секретарь М. С. Горбачева А. Грачев, например, по этому поводу писал:

«На радостях «три богатыря» — Горбачев, Ельцин и Назарбаев, чей альянс обеспечил согласие остальных республиканских лидеров, оставшись на даче после заседания, по-русски отметили достигнутый успех. Потеряв осторожность, не смущаясь открытых дачных окон и расставленной за каждым кустом охраны, они во весь голос обсуждали будущие кадровые замены в Кремле…

Ночной «пир победителей» в Ново-Огареве обошелся дорого. Их беспечность позволила шефу охраны Горбачева, начальнику «девятки» КГБ Юрию Плеханову на следующий же день доложить своему руководителю Крючкову детали кадровой перетряски, назначенной вслед за подписанием нового Союзного договора 20 августа. Тем самым организация антигорбачевского путча оказалась установлена им самим — часовой механизм подготовки августовского взрыва был запущен»[378].

Однако, не только пресс-секретарь, сам Горбачев придерживается этой версии. В десятую годовщину ГКЧП он сказал: «когда им стало ясно, что договор будет подписан, а за ними состоятся выборы новых органов, на которых вряд ли они добьются успеха, они пошли на путч»[379].

Эта версия довольно распространена. А. Н. Яковлев повторил ее, как и М. Горбачев, через 10 лет[380].

Версия вторая — гэкачепистская. В. А. Крючков, естественно, все карьеристские причины отвергает. Что тоже ясно — кто же признается, что из-за кресла пошел на переворот. В своих мемуарах он писал: «Предстояло принять тяжелейшее, но исторически необходимое решение, касающееся судьбы Союза. Если оставаться в роли свидетелей, то крушение СССР неизбежно, и тогда мы будем виновниками происшедшего»[381]. Такова его благородная версия. Ее он подкрепляет словами о том, что несколько раз говорил Горбачеву о своем желании уйти на покой. В своих воспоминаниях Крючков писал:

«С конца 1990 года стал просить Горбачева отпустить меня на пенсию. В1991 году дважды повторял эту просьбу и получил согласие в начале 1992 года вернуться к рассмотрению этого вопроса»[382].

Кстати, как казалось бы ни странно, но о патриотической основе создания ГКЧП написал и известный демократ — Гавриил Попов, которому сподручнее было бы отстаивать именно первую ельцинскую версию. Однако верный ельцинист, он еще и ученый — поэтому подход к вопросу в качестве аналитика исключал политический расчет: «Я склонен считать, — писал Гавриил Харитонович, — что организаторы путча — по преимуществу люди идеи, верные слуги поднявшей их к своей вершине аппаратной пирамиды. Они думали об интересах страны в своем коммунистическом понимании этих интересов»…[383]

Поскольку суда над членами ГКЧП, по существу, так и не состоялось, то и официальной точки зрения на две названные версии нет.

На наш взгляд, истина, как всегда, где-то посередине. То есть в данном случае наиболее вероятной версией является симбиоз двух вышеназванных версий. Основные участники ГКЧП действительно знали, что в самое ближайшее время они могут лишиться своих кресел, а возможно, и заслуженной и обеспеченной старости. Но кто может отвергнуть предположение о наличии у них хоть какого-нибудь благородного побуждения?