Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

Следствия Бородинского сражения

Упорство Бородинского сражения. – Князь Кутузов. – Князь Багратион. – Барклай-де-Толли. – Потери и трофеи обоюдных армий. – Наполеон в Бородине. – Расположение войск после сражения. – Причины отступления от Бородина. – Распоряжения к отступлению. – Состояние неприятельской армии. – Донесение Князя Кутузова о Бородинском сражении.

«С нынешним днем и самое сражение при Эйлау сравниться не может», – сказал Князю Кутузову Беннигсен во время Бородинской битвы. Сущность ее совершенно определяют слова Князя Кутузова в донесении Государю: «Батареи переходили из рук в руки, и кончилось тем, что неприятель не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами». С лишком 170 000 человек, из коих большая часть 20 лет искушались в войне и жили только ею, под предводительством полководца, не знавшего поражений, бились со 115 000 Русских, не хотевших пережить порабощения отчизны. В продолжение 15 часов все устремлено было к взаимному сокрушению армий, заключавших в себе цвет народонаселения от устьев Таго и подошвы Везувия до отдаленных краев Сибири, или, по выражению Державина:

Тут Север с Западом сражался,И ударялся гром о гром.

Медь и чугун оказывались недостаточными к смертельному истреблению. Раскаленные пушки не выдерживали действия пороха, разрывались и лопались. Пальба огнестрельных орудий, звук барабанов, восклицания победителей, стенания раненых, ржание лошадей, вопли умирающих, произносимые на всех Европейских языках крики командования, угроз, отчаяния, лютое ожесточение сражавшихся превратили поле Бородинское как будто в обитель ада. Не помогли Наполеону великое превосходство в числе войск, бешенство нападений, неумолкавший огонь семисот орудий, против нас гремевших. Конечно, нигде не показывали Русские более равнодушия в опасностях, более терпения, твердости, презрения смерти, как при Бородине. Они горели личной ненавистью к врагам, сражались с полным убеждением, что дело идет о всей отечественной славе минувших веков, о всей настоящей народной чести, о будущей судьбе и предназначении России. Успех, долгое время сомнительный и всегда более льстивший неприятелю, не ослабил духа войск и воззвал к напряжениям, едва ли не превосходившим силы человеческие. В Бородине все было испытано, до чего может возвыситься воин. Преданность к Государю, любовь к Отечеству никогда не имели достойнейших жертв. Повиновение беспредельное, строгость в соблюдении порядка, гордое чувство быть защитником святой Руси никогда не являли более славных примеров. Европа очами сынов своих убедилась в Бородине, что Русские могут скорее пасть с оружием в руках, чем остаться побежденными.

Хладнокровие ни на минуту не изменяло Князю Кутузову. Его великая заслуга под Бородином состояла в решимости принять сражение и в искусстве, с каким он противодействовал усилиям неприятеля. Куда Наполеон ни замышлял обрушиться, где ни думал сломить Русских, везде, вовремя, в урочную пору, подоспевали подкрепления нашим войскам. Не довольствуясь одним отпором нападений, Князь Кутузов атаковал левый фланг Наполеона, и это наступательное движение имело на все дело благотворнейшее влияние. Ни ужасные потери армии, ни остервенение неприятеля, ни исполинская слава Наполеона, исполнявшая ум и воображение каждого, ничего не колебало Кутузова. В молчании следил он ход битвы, сохраняя совершенное спокойствие духа, внимательно выслушивая привозимые к нему донесения, без торопливости отдавая повеления. Не оставляла его надежда удержать, опрокинуть Наполеона, и он хотел даже атаковать его в следующий день, о чем писал Дохтурову и Графу Ростопчину. Приказание Дохтурову, диктованное мне Князем Кутузовым, часу в 5-м после полудня, при взрыве лопавшихся вокруг него гранат, было следующего содержания: «Я из всех движений неприятельских вижу, что он не менее нас ослабел в сие сражение, и потому, завязавши уже дело с ним, решился я сегодня все войска устроить в порядок, снабдив артиллерию новыми зарядами, завтра возобновить сражение с неприятелем». Еще прежде отправления повеления Дохтурову Князь Кутузов послал к нему Раевского, для предупреждения его о намерении своем атаковать на другой день неприятеля. Следующее письмо к Графу Ростопчину писано часа два позже, когда атаки неприятельские совсем прекратились и гудевшая канонада утихала: «Сегодня было весьма жаркое и кровопролитное сражение. С помощью Божией, Русское войско не уступило в нем ни шагу, хотя неприятель в весьма превосходных силах действовал против него. Завтра надеюсь я, возлагая мое упование на Бога и на Московскую Святыню, с новыми силами с ним сразиться. От вас зависит доставить мне из войск, под начальством вашим состоящих, столько, сколько можно будет». Тогда же Князь Кутузов подозвал к себе одного из стоявших возле него офицеров, Граббе, и сказал ему: «Поезжай от левого фланга до правого, поздравь всех с отражением неприятеля и предвари, что завтра атакуем». Войско было восхищено вестью предположенного нападения; от радости бросались в объятия вестника и снимали его с лошади. Оба Главнокомандующих, Князь Багратион и Барклай-де-Толли, явили себя достойными помощниками Князя Кутузова, который, по преклонности лет и великим лежавшим на нем обязанностям, не мог и не должен был находиться везде, где кипела сеча. Доколе роковой удар не сразил Князя Багратиона,

Французы не могли приобресть над ним перевеса. Мюрат, Даву, Ней, Жюно не были в состоянии оттеснить его. Впоследствии, удаляясь с поля сражения, Князь Багратион видел, что наши редуты не были взяты, что знамена Александра еще развевались на твердынях, где накануне были водружены. Когда привезли его на перевязочное место и Лейб-Медик Виллие начал перевязывать рану, он встретил раненого Барклаева Адъютанта Барона Левенштерна, возвращавшегося в дело, подозвал его к себе и слабеющим голосом поручил ему уверить Барклая-де-Толли в своем искреннем уважении. Не один Князь Багратион, но и вся армия примирилась с Барклаем-де-Толли в Бородине. Вряд ли осталось в центре опасное место, где он не распоряжался бы, полк, не ободренный словами и примером его. Под ним убито и ранено пять лошадей; из Адъютантов и офицеров его весьма немногие уцелели. Велико было прежде негодование против Барклая-де-Толли, но в Бородине общее мнение решительно склонилось на его сторону. Уже несколько недель не приветствовали его войска обычным восклицанием, но в Бородине от каждого полка гремело ему: ура! Однако же хвала, воздаваемая его бесстрашию, не могла искоренить из души его горести упреков, какими прежде его осыпали. Глубоко чувствовал он оскорбление и искал смерти, желая пожертвованием жизни искупить примирение с укорявшей его Россией. В письме к Императору, за день до Бородинского сражения, он говорил: «Государь! С тем большей откровенностью пишу сии строки, что мы теперь накануне кровопролитного и решительного сражения, в котором, может быть, удастся мне найти совершение моих желаний»[274]. После сражения Барклай-де-Толли не таил своей скорби, зачем неприятельский свинец не сразил его! Он писал Императору: «Что касается лично до меня, то с твердостью покоряюсь моему жребию. 26 Августа не сбылось мое пламеннейшее желание: Провидение пощадило жизнь, которая меня тяготит»[275].