Мне хорошо, мне так и надо… - Бронислава Бродская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером они пришли с шампанским к нему домой и объявили, что женятся, что у них будет ребёнок. Надо отдать его родителям должное, интеллигентные люди, они держались неплохо. Ну да, девочка провинциалка, но у неё вполне приличные родители, не такие, конечно, как они, столичные учёные, но всё-таки… Могло бы быть хуже. Конечно, ребята ещё учатся, но они помогут. Конечно, девочка – не красавица, но миленькая, Серёжу любит. Свадьба была дома, по минимуму. Этим родители хотели подчеркнуть, что не собираются «вылезать из штанов», устраивая купеческую гульбу, это ни к чему, к тому же ещё неизвестно, как у молодых всё обернется. Родители приехали на свадьбу с четырнадцатилетней Таней, Саша не приехал. Объяснения его по этому поводу были столь невнятны, что Майя сейчас их уже вовсе не помнила, хотя отчётливо представляла себе, что он тогда мог подумать: «Вот дура-то. Кто на втором курсе замуж выходит? Рожать начнет… Эх, дура, дура. Да, что с неё взять. Бабы все такие. Ни на что больше не способны». Не приехал, потому что не хотел участвовать в дурацком спектакле и быть милым. Родители с новыми родственниками особо не сошлись. Каждый соблюдал «декорум», но не больше. Папу никто не спрашивал, а мама ничего дурного про Серёжу не сказала, она просто всё время тихонько Майю увещевала, что «надо только, чтобы не было детей. Это, мол, сейчас самое главное. Дети… ни-ни». А у неё в животе уже был ребёнок. Майе было неприятно, что мама всё это ей говорит, старается её предостеречь, а она помалкивает, не признаётся. Но признаться тоже было невозможно. Мамина реакция была бы непредсказуемой. Узнает в своё время.
Родилась Верочка, Серёжина мама очень помогала. Жили все вместе, посреди квартиры валялись игрушки, в ванной на веревке вечно висели пелёнки, Вера орала. Жизнь старшего поколения Гольдшмитов изменилась. У них появилась внучка, спокойные вечера у телевизора и неспешные беседы с друзьями за чаем в большой комнате отошли в прошлое. Всё вращалось вокруг Вериного режима. Майя пробыла в академическом отпуске целый учебный год и ещё один семестр. Потом, как только ей показалось, что с учёбой налаживается, она снова забеременела. На этот раз ребёнок уже не казался ей таким уж желанным, хотя про аборт они даже не говорили. Свекровь, которая и так в связи с выходом Майи на учёбу, стала работать неполный день, поджала губы. «А вы у нас спросили? Вы же не можете сами справиться. Ведь не можете? Второй ребёнок – это безумие. На учёбу вам наплевать! На нас с отцом наплевать! На Верочку наплевать! Ты, Майя, позвони своей маме, интересно, что она тебе скажет», – свекровь разговаривала с ней на повышенных тонах. Майя и так прекрасно знала, что мать ей скажет: «Ты идиотка. Какой второй ребёнок! Это что горит? Надо закончить университет, а там… найдете работу, и пожалуйста, рожайте». Нет, мама её не поддержит. Поддержал только Серёжа. Опять его «да, ладно… не слушай их. Куда они денутся? Родители любят Верку и второго ребёнка будут любить. Мы взрослые люди и сделаем по-своему». Майя знала, что в рассуждениях мужа есть неприятная бравада, он рассуждает о взрослости, а они копейки ещё не заработали. Родители в чём-то правы, но что же делать? Не аборт же!
Соня родилась, когда они уже жили отдельно. В том же подъезде освободилась двухкомнатная квартира, и родители, сложившись деньгами, им её купили, тогда это называлось «кооператив». Родители выделили одинаковые суммы. Для родителей Майи это были огромные деньги. Из роддома их встречал с цветами один Серёжа, его родители под предлогом того, что кому-то надо остаться с Верочкой, не пришли. Просто не захотели, можно было прийти всем вместе с ребёнком. Майя поняла, что теперь двое её дочерей стали только её заботой. Отношения со свекровью были сначала неплохими, но с рождением второго ребёнка, то есть почти сразу, расстроились. «В комнате накидано, а Майя и не думает убирать, у неё тут слуги. Слуг нет, Майя так всё раскидывает, потому что она неряха. А почему бы не сварить днём суп? Сидит целыми днями дома. Времени не хватает? Это потому что она белоручка, к тому же ничего не умеет, у неё всё из рук валится. Ребёнка она воспитывает не так. Купать надо в чистотеле, в прохладной воде. Покупать югославское детское питание ни в коем случае нельзя, надо самой всё варить и протирать. Она этого не делает, потому что ленивая». Майя исправляться не желала, замечания свекрови игнорировала, считая их придирками. Сейчас-то она понимала, что Серёжина мамаша к ней цеплялась не из-за раскиданных по комнате вещей, её просто раздражал сам факт Серёжиной женитьбы. Конечно сын поспешил, девушка ему не соответствовала, каким-то образом окрутила, а теперь… что же делать. Сын достоин лучшего и эта провинциальная Майя испортила ему жизнь. Когда они ушли в свою квартиру стало получше. Майя опять была в академическом, а Серёжа успешно закончил с красным дипломом институт и его пригласили в аспирантуру, даже тема уже была: какие-то там древнеславянские суффиксы. Работал бы потом в институте Русского языка Академии наук, сделал бы карьеру, но… какое там… Серёжа стирал в ванной пелёнки и весело во всё горло пел свой репертуар, ни в какую аспирантуру он не пошёл. Майя была совершенно убеждена, что дети были предлогом, работать над диссертацией ему просто не хотелось, было лень. Это он маме говорил, что «ему надо работать». Отказ из аспирантуры мать добил: Серёжа не достигнет своего потенциала, в этом виновата только Майя и её несвоевременные дети, с которыми ради любви к мужу она просто обязана была подождать. Не подождала, эгоистка проклятая.
Самолёт стал заходить на посадку. Зажглась надпись, приказывающая привести кресла в вертикальное положение и пристегнуть ремни. Сейчас они приземлятся, она выйдет в город, и надо будет позвонить Соне, которая подъедет к выходу на машине. Парковаться она не захотела, это стоит денег. Майя стояла у карусели, ожидая свой чемодан. Вот он. Она набрала номер дочери. «Да, сейчас. Выходи…» – Сонин минималистский стиль, только по делу, никаких лишних слов. Минут через десять Майя увидела старый синий форд. Соня, не выходя из машины, открыла багажник, Майя подняла туда свой чемодан и уселась рядом с дочерью. «Давай, давай скорей, тут же нельзя стоять». В Сонином голосе, как всегда, звучало
