Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918 - Робин Нилланс

Число действительно убитых было, как обычно, значительно меньше общих цифр потерь. Генерал-майор сэр Фредерик Морис в биографии генерала Роулинсона (1932) подсчитал, что общее число убитых и пропавших без вести в германской армии на Сомме насчитывает 164 055 человек — цифра, сообщенная Имперским архивом. Соответствующий том британской «Официальной истории», опубликованный в 1938 году, исчисляет общие потери германской армии от 660 000 до 680 000 человек (некоторые считают, что потери были гораздо меньше, около 437 000 человек), а англо-французские общие потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести — 630 000 человек. Французские потери убитыми и ранеными составили 50 756 человек, британские — 95 675. Гораздо больше было раненых, однако 83 процента британских раненых после выздоровления возвращались в свои части. Даже если допустить ошибку, эти цифры ужасают.

Французы потеряли на Сомме около 200 000 человек, если прибавить к этому потери, которые они незадолго перед тем понесли в сражении под Верденом, а официально они составили 377 231 человек, в том числе 162 308 — убитыми, и приблизительно равны потерям Германии в этом сражении. Это означает, что если немецкие потери на Сомме — около 600 000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести — приблизительно равны общим англо-французским потерям, баланс для двух сражений приблизительно сходится.

Иными словами, жестокая бойня 1916 года не принесла ровно никаких результатов. Территориальные приобретения были невелики, и бои на истощение, к которым так стремился Фалькенгайн под Верденом, а Жоффр — на Сомме, убили столько же их собственных солдат, сколько и вражеских. Если бы борьба продолжалась тем же способом, Великую войну выиграл бы последний солдат, оставшийся в живых.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ГЕНЕРАЛЫ И «СЮРТУКИ», НОЯБРЬ 1916 — АПРЕЛЬ 1917 ГОДА

С этого времени следует принимать в расчет растущее различие во взглядах Ллойд Джорджа и генералов Хейга и Робертсона.

Зима 1916–1917 годов в Северной Франции и Фландрии выдалась исключительно суровой, началась рано и продолжалась долго. Последние бои во время сражения на Сомме в ноябре 1916 года проходили уже в метель, а когда канадцы двинулись на гребень Вими в апреле 1917 года, им пришлось вынести град и снег. Пока солдаты несколько месяцев страдали и терпели тяготы в своих мокрых, промерзших траншеях, сражение на Западном фронте продолжалось, и список потерь ежедневно увеличивался.

Эта война, начавшаяся летом 1914 года, при всеобщей уверенности, что она «закончится к Рождеству» и что солдаты «вернутся домой до листопада», продолжалась уже более двух лет, и потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести (которые обычно также были убиты) исчислялись уже миллионами. Все мысли дома и вовне по обе стороны линии фронта все больше были о том, как бы завершить эту ужасную войну, поскольку становилось все более и более очевидно, что ценой продолжения борьбы станет непомерная бойня.

Неудачи командиров и штабов, ужасающее воздействие новейших технологий и современного оружия, недостаток подготовки, боеприпасов и снаряжения были только орудиями катастрофы, и, по мере того как армии обучались ужасным методам новой войны, эти первоначальные проблемы, как правило, постепенно решались. В результате орудия убийства становились только более эффективными. Основной причиной этих бесконечных страданий были не пушки или снаряды, не газ, не гранаты и не мортиры, но сама война. Поскольку стало очевидным, что этот мировой конфликт не может быть выигран, его было необходимо завершить. Вопрос состоял в том, как и на каких условиях?

Эти мысли были не новы. Усилия по предотвращению и прекращению войны начали предприниматься до того, как прозвучали первые выстрелы, и продолжались с тех пор непрерывно, в том числе подобные инициативы предпринимали римский папа и Соединенные Штаты, однако для примирения не было оснований, поскольку противоборствующие стороны не могли прийти к согласию относительно того, кто начал войну и кто должен понести за это наказание, или на самом деле — ради чего они действительно воюют.

Большая часть Европы винила Германию, и особенно кайзера, однако немцы не верили, что это они начали войну, и продолжали оспаривать это обвинение даже на Версальской мирной конференции в 1919 году, где представители Германии отказались утвердить 231-й параграф договора, который обязывал их страну принять на себя всю ответственность «за ущерб и убытки, причиненные союзникам и присоединившимся к ним правительствам вследствие войны, начатой против них агрессией Германии и ее союзников».

И хотя Германия отвергла это обвинение, последующее исследование профессора Франца Фишера, проведенное в кайзеровских архивах, показало, что Европа по большому счету была права. Милитаристская Германия, где накануне 1914 года господствовали юнкеры и армия, действительно планировала агрессивную войну против Франции и России, в которой Бельгия и, возможно, Голландия, а равно и громадные пространства России предполагалось опустошить и захватить. У всех европейских стран были мобилизационные планы, и многие французские генералы и политики мечтали о возвращении Эльзаса и Лотарингии и реванше за поражение от Пруссии в 1870 году; однако только Германия располагала мобилизационными планами, исполнение которых неизбежно приводило к развертыванию завоевательной войны. Фактор времени, существенный для плана Шлиффена, делал германскую мобилизацию не оборонительным мероприятием, а решительным шагом к началу тотальной войны.

Потеря ежегодно миллиона человек, однако, отягощала души даже в Берлине. Захват Бухареста центральными державами в декабре 1916 года (когда Румыния вступила в войну на стороне держав Антанты) позволил германскому канцлеру Теобальду Бетман-Гольвегу высказать мысль о том, чтобы кайзер и Верховное командование предложили мир державам Антанты без намерения показать свою слабость. Генералы и адмиралы не возражали, первые — потому, что знали, что нанесли французам и англичанам больший урон, чем потерпели от них, вторые — потому, что в случае, если бы этот мирный план был отвергнут, канцлер не мог бы далее противодействовать неограниченной подводной войне, которую германские адмиралы рассматривали в качестве единственного надежного средства выиграть войну. Некоторые германские военачальники, особенно Гинденбург, хотели завершения войны, поскольку знали, что потери под Верденом и на Сомме нанесли смертельный удар германским армиям и продолжение войны в таком масштабе может иметь только один исход. На конференции в Плесе в январе 1917 года Гинденбург сказал: «Дела не могут идти хуже, чем сейчас. Эта война должна быть завершена любыми способами и как можно скорее». Это была чистая правда, однако, если Германия и хотела мира, выставляемые ею условия не давали шансов на его достижение.

Страны Антанты без сожаления отвергли предложения Германии, поскольку условия мира были возмутительны. В обмен на прекращение огня Германия требовала передачи ей Бельгийского Конго и французской промышленной области Бри-Лонжи. Германия соглашалась на восстановление Бельгии, однако она должна была находиться под германским влиянием; более того, бельгийцы должны были отдать Германии Льеж. Германия, разумеется, должна была удержать Эльзас и Лотарингию. Границы Австрии должны были быть исправлены, и в них включались некоторые богатые области Италии, кроме того, к Дунайской монархии отходила Сербия. Подобные условия перечислялись на нескольких страницах. Их целью было доставить Германии за столом переговоров все, чего она могла приобрести или удержать только ценой огромных потерь на поле боя.

Позиция Германии состояла в том, что война была для нее вынужденной ввиду «окружения» ее территории агрессивным союзом, включающим Францию, Россию и Великобританию, и есть основания верить или по крайней мере принимать в расчет этот аргумент. В конце 1916 года у Германии не было настоятельных причин искать мира любой ценой. Если бы мир был предложен для прекращения бойни, переговоры начались бы с большим перевесом в пользу Германии — отсюда этот ошеломительный список требований.

Державы Антанты были не менее непреклонны. Франция настаивала никак не меньше чем на возврате Эльзаса и Лотарингии и репарации для возмещения убытков, понесенных ею во время войны. Британия вступила в войну для обеспечения нейтралитета Бельгии и для того, чтобы сразить потенциального морского агрессора, прежде чем он станет слишком сильным. Восстановление независимости Бельгии было минимальным требованием Великобритании, но, кроме того, должен был быть разрушен немецкий флот, поскольку продолжение его существования угрожало господству Британии на море.