Из Парижа в Бразилию по суше - Луи Буссенар

Несмотря на незначительное расстояние от берега, капитан лихо вел во мраке ночи шхуну, шедшую на раздутых парусах, проявляя бесшабашность истинного американца, которого, увы, ничему не учит даже его собственный опыт.

Судно, небольшое, словно ореховая скорлупа, маневрировало с удивительной ловкостью. Палуба накренялась порой более чем на тридцать пять градусов, реи едва не касались волны. Шхуна, будто чудовищных размеров морская птица, стремительно летела вперед под белыми, туго натянутыми парусами, то грудью врезаясь в бежавшие навстречу водяные валы, то соскальзывая в образовавшиеся между ними глубокие впадины.

Такая скорость в подобный час и в прибрежной полосе далеко не безопасна. К тому же при слишком большой площади парусов, как это имело место в данном случае, внезапный порыв ветра может оказаться фатальным для судна, ибо, не успей команда убрать вовремя паруса, и корабль перевернет. Но безрассудных американцев мало волнуют такие вещи. Шхуна капитана Боба была оснащена бушпритом[464] и двумя изящно отклоненными чуть назад мачтами, к которым крепились два огромных широких прямоугольных и столько же узких треугольных парусов, а также кливер[465]. Со всем этим хозяйством вполне справлялись пять человек.

Подобные суда иногда превосходят по скорости даже трехмачтовые, однако управление ими требует не только ловкости, но и везения. Капитан Боб оказался и ловким и везучим: шхуна, чьему скоростному бегу не помешала даже густая темень, из-за которой легко можно было врезаться в берег, неслась по заданному курсу всю ночь, сохраняя неизменной внушительную скорость в девять с половиной узлов, или восемнадцать километров в час, а когда занялся день, она уже входила в спокойную пустынную бухту Кокалита, расположенную на колумбийском берегу на 7°20′ северной широты, где и бросила якорь.

Капитан решил пробыть там весь день и вновь пуститься в путь лишь с наступлением мрака: он надеялся таким образом проскользнуть незамеченным мимо крейсера.

Шхуна вышла из бухты глубокой ночью и, так же весело покачиваясь на волнах, как и при выходе из Панамской гавани, понеслась на всех парусах во тьму.

Американец, вместо того чтобы соблюсти осторожность, как сделал он накануне, решил воспользоваться благоприятным ветром, и в тот миг, когда по прошествии дневного времени суток солнце исчезло за горизонтом, старый Боб узнал по далеко уходящему в море мысу остров Горгон[466].

Поскольку судно, покинув Панаму, прошло более шестисот километров, капитан Боб имел все основания полагать, что теперь он находится в безопасности. Да и зачем, черт возьми, военному кораблю охотиться в ночной мгле за какой-то ореховой скорлупкой?

Морской волк, этот достойнейший человек, был в великолепном расположении духа и, чтобы как-то выразить свою радость, решил угостить экипаж отменным грогом, что матросы приветствовали громким «ура».

Маленький праздник начался с песен и веселых криков и продолжался крещендо под громогласные вопли виртуозов вокала до девяти часов, ибо именно в это время из глотки капитана, переставшего на время ворчать и умиротворенно потиравшего руки в уверенности, что все прекрасно в этом лучшем из миров, внезапно вырвалось хриплое проклятие. Вдали, в открытом море, прошелся по высоким волнам нестерпимо яркий луч света, устремившийся далеко вперед, вплоть до шхуны.

— Чертов кашалот!

— Неужто крейсер? — спросил Сайрус, прилегший на кушетку.

— Да!.. И он видит нас как днем, чума на его голову!

— Вы так полагаете?

— Да, дьявол нас возьми! Мы попали в этот чертов электрический луч, как в хвост кометы!

— К счастью, корабль не сможет подойти к нам, не сев на мель.

— Но в голову его капитана может прийти фантазия потопить нас! Ведь судовые орудия заряжены не арбузами.

— Однако крейсер, по крайней мере, в четырех милях от нас.

— Ну и что? У него дьявольски сильная артиллерия.

— Откуда вам это известно?

— Этот корабль — не иначе как «Котран», один из наиболее грозных чилийских броненосцев… Гляньте-ка, он так уверен, что расправится с нами завтра днем, что спокойно тушит свои огни, подобно доброму буржуа, отправляющемуся почивать! Он даже не удостоил нас ни единым пушечным выстрелом.

— Ну и что же теперь с нами станет?

— Как что?.. Нас повесят, а судно с грузом конфискуют.

— Я бы предпочел поджечь два бочонка с виски в трюме, дать разгореться хорошему пожару и затем бросить шхуну на металлическое чудовище, чтобы взлететь на воздух вместе с ним.

— Командир корабля — не дурак, он не даст нам подойти близко.

— В общем, рассчитывать на спасение нечего…

— Если только нас не выбросит волной на берег.

— А это крах…

— Нашего предприятия. Конечно, мы при этом понесем значительные материальные потери, но зато спасем свои шкуры.

— О, великолепно!

— Что такое?

— Возможно, нас не повесят и не разорят! Видите красноватый свет вон там, по левому борту, со стороны берега?

— Смутно: у меня в глазах все еще мельтешит после электрического света.

— Или я глубоко ошибаюсь, или это огонь у входа в бухту Бурро. Только едва ли он, вспыхивая на рейде лишь время от времени, сможет помочь нам войти в нее.

— Мы были бы там в безопасности: по такому мелководью крейсеру здесь не пройти. Немедленно беру курс на свет!

— А если крейсер обстреляет нас завтра днем?

— Бурро, расположенный в дельте реки Искуанда, напротив города того же названия, — колумбийская деревня. У Чили слишком много хлопот с Перу, чтобы еще создавать трудности в отношениях с Колумбией.

— Но с корабля могут спустить одну и даже несколько шлюпок, и нас арестуют.

— У меня на шхуне несколько мин и два скафандра, так что их шлюпки сразу же взлетят на воздух!

— У вас на все есть ответ! А потому поступайте, как сочтете нужным…

Капитан, взявшийся за штурвал с начала этого диалога, погрузился в молчание, которое и хранил примерно в течение получаса, сосредоточив внимание на управлении судном, направлявшимся прямо на берег.

Свет по мере приближения к нему шхуны становился все ярче. Капитан никак не мог взять в толк, куда подевался вход в бухту, и уже собирался было изменить курс, как вдруг на носу судна раздался треск. Корабль, подхваченный неслыханной силой порывом ветра, повернулся вокруг своей оси, несмотря на отчаянное сопротивление, оказанное этому маневру парусами и рулем, и врезался в скалу, слегка приподнятую над водой.

В ответ на вопли ужаса, вырвавшиеся из глоток членов экипажа, послышались крики с берега, оказавшегося всего лишь в нескольких десятках метров от судна.