Самое ужасное путешествие - Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард

Зоолог набил чучело из его шкуры, отличавшейся несколько необычным по окраске оперением, подготовил скелет, сделал несколько интересных наблюдений по поводу пищеварительных желёз; паразитолог нашёл новый вид ленточного паразита; все ели мясо, внёсшее разнообразие в наше меню. А ведь сколько фазанов погибло, не принеся и меньшей пользы!

В последнюю зиму кругом было полно тюленей Уэдделла, но большую часть времени они укрывались от ветра или проводили в воде. Для Антарктики море — место довольно тёплое, его температура никогда не опускается ниже 29° [-1,7 °C], и тюлень, который лежит на льду при температуре воздуха -30° [-34 °C], часто на ветру, ныряя в море, должен себя чувствовать приблизительно так, как чувствуем себя мы в морозный зимний день в Англии, входя в отапливаемую оранжерею. Однажды один наш матрос решил искупаться в Северной бухте. В разгар летнего дня, когда солнце грело вовсю, он прыгнул в воду с лодки — и пробкой вылетел обратно.

Зимой одним из самых красивых для нас зрелищ были тюлени, которые, плавая и занимаясь охотой в тёмной воде, оставляли за собой фосфоресцирующий след{175}.

Мы устраивали лекции, но меньше чем в предыдущую зиму, когда они порой становились довольно обременительными, и расширили круг тем. В книгах часто пишут о том, как мучительна долгая полярная ночь, как угнетающе действует она на человека. Но благодаря тому что у нас были граммофон, пианола, разнообразная пища и что мы учитывали потребности души и тела, мы почти не страдали в тёмные месяцы первого года. Жизнь во тьме имеет свою прелесть новизны, и, по-моему, многие искренне ей радовались{176}. Иное дело — вторая зима, когда одних близких друзей не стало, а другие находятся в большой опасности, возможно даже на грани гибели, когда всё покрыто мраком неизвестности и каждый уходился в санных походах до полного изнеможения, а пурги завывают и днём и ночью. В тот год не было среди нас человека, который не встретил бы с благодарностью возвращение солнца, тем более что его приход в исхлёстанный метелями край сразу облегчил многие наши трудности. Те, кто редко занимался физической работой на воздухе, труднее переносили темноту. Правда, в последний год всякие занятия под открытым небом были сильно затруднены. Вообще, разнообразие — очень важный фактор для полярного исследователя. Во всяком случае участники санных походов переносили жизнь в Антарктике легче, чем те, кто в силу своих обязанностей был привязан к дому и его ближайшим окрестностям{177}.

При прочих равных обстоятельствах в этой экспедиции наилучшим образом проявили себя люди с большим запасом нервной энергии. Обладая живым воображением, они всё принимали ближе к сердцу, чем их более флегматичные товарищи, но они делали дело. А когда случалось худшее из худшего, их сила духа брала верх над слабостью тела. Если вам нужен хороший товарищ для полярного путешествия, ищите не силача, а человека с хорошей физической подготовкой и железной, а ещё лучше — стальной волей. Если же вы ни в ком не найдёте сочетания обоих качеств, жертвуйте силой и выбирайте волю.

Примечание

В этот сезон Райт прочитал лекцию о поверхности на Барьере, которая представляла особый интерес после нашего зимнего путешествия и трагедии, постигшей полюсную партию.

Трением скольжения в прямом смысле этого слова следует считать трение, возникающее между санным полозом и снегом при обычной температуре. Скорее всего, полозья вызывают ничтожно малое таяние миллионов кристалликов, по которым скользят, то есть они идут по воде. При таких температурах кристаллы крупнее и мягче, чем при очень низких. Случается, что при подобных условиях на снегу возникает гало почти у самых твоих ног и движется вместе с тобой. Иногда мы по нему ориентировались, стараясь держаться под определённым углом по отношению к нему, и таким образом не сбивались с курса. Я на собственном опыте убедился, что наилучшее скольжение бывает при температуре воздуха около +17° [-8 °C]. Райт же, тоже на основании личного опыта, считает, что поверхность на Барьере летом при температуре ниже +5° [-15 °C] довольно приличная, между +5 и +15° [-9 °C] — хуже, самая же лучшая — между +15 и +25° [-4 °C]. Выше +25° скольжение ухудшается, а самое плохое — при температурах около точки замерзания.

При высокой температуре трение скольжения заставляет таять слишком много снега. Тогда-то мы и наблюдаем, что на полозьях образуется лёд, часто его ничтожно мало, но всё же достаточно для того, чтобы заметно тормозить сани. Поэтому на леднике Бирдмора мы всячески оберегали полозья ото льда и на каждой остановке скребли их тупой стороной клинка. Лёд образуется, возможно, в тех случаях, когда полозья погружаются в снег слишком глубоко, так что низкая температура снега вызывает замерзание влаги, которая образовалась в результате трения скольжения или под воздействием солнечной радиации на тёмный полоз.

При очень низких температурах снежные кристаллы уменьшаются в размерах и твердеют настолько, что царапают полоз.

Возникающее при этом трение между ним и снегом называется трением качения. Как мы испытали на собственной шкуре в зимнем и других походах, при таком трении, когда кристаллы снега трутся друг о друга, сани идут словно по песку.

Если барометр поднимается, кристаллы льда уплощаются, если падает — вас преследуют миражи и пурги. При миражах потоки воздуха стекают с Барьера. Таково вкратце содержание лекции Райта.

После возвращения я, беседуя с Нансеном, спросил, какие полозья он рекомендует будущим исследователям. Идеальный полоз должен сочетать в себе прочность и лёгкий вес.

При высоких температурах Нансен всегда отдавал предпочтение металлическим полозьям, в таких условиях они идут лучше, чем деревянные. Последние, однако, незаменимы в холодную погоду. При равном весе металл прочнее дерева. Нансен никогда сам не пробовал, но ему представлялось целесообразным делать полозья из алюминия или магния. В идеале должны быть деревянные полозья со съёмными металлическими оковками, чтобы при необходимости идти то на дереве, то на металле.

Экспедиция «Дисковери» применила нейзильбер, но он себя не оправдал. Нансен объясняет неудачу тем, что полозья подгонялись ещё дома, затем древесина высохла и оковка из нейзильбера не прилегала к ней вплотную. Подгонка должна производиться на месте. Нансен поступил так во время экспедиции на «Фраме» и получил отличные результаты. [Насколько я помню, полозья из снаряжения «Дисковери» были сделаны не из цельной полоски металла, а из отдельных кусочков, которые в местах сочленений расходились.] Перед применением нейзильбер следует раскалить докрасна и дать ему остыть.

Тогда он приобретает вязкость свинца, а следовательно, становится менее эластичным. Слой металла должен быть как можно тоньше.

Поскольку металлические полозья растапливают снег и, таким образом, движутся по воде, металл не пригоден для применения на слишком холодном снегу. Поэтому в сильные морозы Нансен снимал с полозьев металлическую оковку, и сани двигались на деревянном ходу. Он выбирал древесину с наибольшей теплопроводностью. В первом путешествии через Гренландию он испробовал берёзу, но остался недоволен — она оказалась слишком ломкой. При использовании для полозьев дуба, клёна, ясеня и, конечно же, гикори{178} надо выбирать деревья, у которых возрастные кольца расположены как можно дальше друг от друга — то есть быстрорастущие деревья. Ясень с узкими кольцами отличается хрупкостью.

Да и вообще ясени бывают разные: американский вовсе не годится для этой цели, из норвежских одни годятся, другие нет. У нас были сани с самыми различными ясеневыми полозьями. Полозья саней должны иметь небольшой прогиб к снегу. Скользящая поверхность лыж также слегка выгнута, но в обратном направлении, то есть центр изгиба удалён от снега. Всё зависит от того, как режут дерево: при высыхании оно всегда изгибается в направлении от сердцевины к поверхности ствола.

В последний год экспедиции у нас было шесть норвежских саней длиной в двенадцать футов, доставленных «Терра-Новой», с загнутыми полозьями из гикори шириной 3,25 дюйма спереди и только 2,25 дюйма сзади. Такая конструкция была, вероятно, идеей Скотта, который полагал, что широкий спереди полоз будет прокладывать путь для загнутой и сужающейся его части, тем самым общая площадь трения уменьшится. Однажды в Южной бухте мы взяли такие сани, поставили рядом с обычными и нагрузили одинаково — по 490 фунтов. Поверхность была и мягкая, и потвёрже, и совсем шершавая. Все сошлись во мнении, что сани с загнутыми полозьями идут легче, и впоследствии мы очень успешно использовали их на Барьере.

Если бы удалось изобрести прибор, который таким образом испытывал сани, он сослужил бы весьма полезную службу.