Сказки для умных - Вадим Шефнер

— Нет, дежурства на станции я буду совмещать с дразнительством. Я не покину своих собачек! И Тося совсем не против дразнения. Когда я признался ей, каким способом зарабатываю деньги, она сказала, что не хочет меня стеснять… Какая у нее чуткая душа! А компенсацию я отдаю ей на хранение.

3. Трудный день

На следующее утро ДС зашел за мной. Он явился с рюкзаком, в котором лежали халат и шапка; моему другу предстоял большой дразнительный день. Мы направились на лодочную станцию, которая базировалась на Невке, совсем недалеко от площадки, где дрессировали собак, что весьма устраивало дразнителя.

Директор станции провел со мной короткое собеседование. Спросив, не доводилось ли мне участвовать в похищении лодок и услыхав мой отрицательный ответ, он проверил мои паспорт, поглядел мне в глаза и велел дыхнуть. Убедившись, что от меня не пахнет спиртным, он обрадовался и зачислил меня на работу.

Мы распростились с ДС до вечера, и каждый пошел по своим делам: он — дразнить собак, я — консультировать начинающих авторов.

Когда я явился в редакцию, Эсминец отвел меня в кабинет редактора, и тот, задав мне ряд общелитературных вопросов, сказал, что я, кажется, пригоден.

— Но нужен подход, подход и подход! — предупредил он. — Не всех можно печатать, но никого нельзя обижать!

Я ответил, что чего-чего, а подхода во мне хватит на десятерых.

Затем Эсминец провел меня в знакомую мне большую комнату и указал на кресло. Здесь предстояло сидеть мне. Прежде я сидел по ту сторону стола, прежде я был консультируемый — теперь я стал Консультантом. «И это справедливо и закономерно! — подумал я. — Именно здесь мое место, по эту сторону стола!»

— Учтите слова редактора, — напомнил Эсминец. — Нужно быть тактичным со всеми. — Затем, переходя на дружеское «ты», он тихо сказал: — Только не вздумай подкапываться под меня! Помни: поднявший утюг от утюга и погибнет!

Я поклялся ему, что никаких подкопов с моей стороны не будет. Эсминец успокоился и, вынув из кармана помятую бумажку, протянул ее мне.

— Возьми и руководствуйся! Я составил список наиболее опасных авторов. Знай, что на сотни нормальных, скромных людей, посещающих редакцию, приходится примерно пяток-десяток агрессивных графоманов. Их бойся!.. Ну, мне пора на вокзал.

Прежде я и думать не думал, что работа литконсультанта сопряжена с опасностью. Я бывал здесь неоднократно, но при мне никаких эксцессов не происходило. Правда, из уважения к моему творчеству Эсминец меня никогда не задерживал долго и пропускал вне очереди.

Я развернул бумажку. Там синими чернилами было набросано торопливо и не совсем связно:

Кого опасаться:

1) Старичок с палкой. Оды и элегии. Слушать стоя! Обещал применить!

2) Брюнетка с альбомом. Интимная лирика. Слушать внимательно! Плюет в уши.

3) Человек с татуир. Хлипкий, но опасный! Стихи о роковом детстве. Плакать! Держать связь с вахтером.

4) Рыжий нетрезв, мужч. Юморист, стихи. Смеяться от души! Применял джиу-джитсу.

5) Автор с бочкой. Стихи о зверях. Такт! Любит подробный разбор. Примеч. стулья.

Под этим роковым списком наискосок шла крупная надпись красным карандашом:

ОДЕКОЛОН!!!

Из этого я понял, что поэт по фамилии Одеколон куда страшнее пяти предыдущих и что именно против него мне надо крепить оборону. Не скрою, позже выяснилось, что Эсминец сделал эту запись для себя лично, чтобы не забыть купить флакон одеколона перед отъездом на курорт. Но я-то этого тогда не знал! И, естественно, я счел, что этот Одеколон — графоман с очень агрессивными наклонностями. Притом я даже не знал, кто он — мужчина или женщина, ибо такая фамилия могла принадлежать и поэту Одеколону и поэтессе Одеколон. Угроза исходила от любого вошедшего и от любой вошедшей!

И вот настало время приема.

В двери показался юноша опасного телосложения с тетрадкой в руке.

— Стой! — сказал я твердым голосом. — Признайся честно: ты не Одеколон?

Он робко назвал совсем другую фамилию. Успокоенный его мирным поведением, я пригласил его к столу. Полистав тетрадь, я тактично посоветовал ему учиться на лучших образцах поэзии и стал читать ему наизусть свои произведения. Но тут, один за другим, вошли сразу семь авторов. Опросив каждого, не Одеколон ли он (она), я провел быструю литконсультацию. Затем, чтобы этот день навсегда запечатлелся в их памяти, я продолжил чтение своих стихов. Но не прочел я и десяти стихотворений, как авторы начали покидать комнату. Им хотелось поскорей остаться наедине с переживаниями, навеянными моим творчеством.

Вдруг из коридора послышался грохот. Я подумал, что это приближается Одеколон. Но вот в комнату, катя перед собой пустую железную бочку, вошел толстый мужчина. Я понял, что передо мной «Автор с бочкой», который любит подробный разбор. Он поставил бочку на попа, влез на нее и начал читать стихи. Начинались они так:

Пойду я ночью в зоосад,Ключ подберу от барсенала,Всех барсов выпущу, барсят —И поведу их вдоль канала,Чтоб ты любовь мою поняла.

Выслушав все стихотворение, я приступил к разбору. Я поинтересовался, что такое «барсенал».

— Да ясно же, это где барсы живут! — воскликнул автор. — Барсячье помещение… Разве плохо придумано? Вроде арсенала, только там не оружие, а барсы.

Я спросил его, вдоль какого канала поведет он барсов. Он ответил, что имеется в виду Крюков канал, где живет одна его знакомая. Тут он спрыгнул со своей эстрады и подошел к плану Ленинграда, который висел на стене. Мы стали разрабатывать наиболее краткий и надежный маршрут, по которому надо вести барсов. Затем поэт предложил мне встать на бочку и прочесть несколько моих произведений. Он не шевелясь выслушал пять стихотворений, затем сказал: «Вижу собрата!» — и, схватив со стола лист бумаги, мгновенно сочинил экспромт и протянул его мне. Я прочел:

Как русалка, ты плаваешьв море стихов,Гениальный поэт-консультант!Ты поймешь и услышишьмой творческий зов,И во мне ты откроешь талант!

Он ушел, катя перед собой свою трибуну, и после него никто в этот день не приходил. Я в одиночестве сидел за столом и вчитывался в четверостишие. Чем глубже я в него вникал, тем больше меня огорчало несоответствие между второй и первой строчками. Во второй — все ясно и правильно, а в первой я почему-то «плаваю как русалка». А ведь если верна вторая строка, то, выходит, верна и первая? Что, если я и в самом деле русалка?… Но я с негодованием отверг эту недостойную мысль.