Меч с человеком. Дилогия (СИ) - "RedDetonator"

Вечером, в девять ноль‑ноль, плотный ужин в кругу семьи, потом баиньки. Утром всё повторяется. И так все будние дни. Субботу и воскресенье он проводит с семьёй, а также решает внезапно возникающие государственные проблемы, если такие появляются, а иногда устраивает вояж по окрестным деревням или по городским производствам.

«Крестьянство – это хребет нации!» – говорит он крестьянам.

«Кожевники – это хребет нации!» – истово заверяет он работников кожевенных мастерских.

«Городские стражники – это хребет нации…» – похлопывая по плечу какого‑нибудь рядового стражника, отечески улыбается Лебандин.

«Ткачихи – это хребет нации!» – жизнерадостно махая рукой, говорит он работницам первой в этом мире ткацкой фабрики.

«Настоящий хребет нации – это вы, красавицы!» – лукаво улыбаясь, напевал он работницам единственного городского борделя на официальной встрече.

Народ его любит и уже не хочет никаких альтернатив. За этот год он сделал столько всего, что сейчас готов повеситься от постоянного истощения. И поэтому он как никто другой ждал сегодняшнего дня.

– Граждане, с сего дня постановляю о учреждении нового органа власти, Верховного Совета Лоодрейна! – заявил Лебандин, улыбка которого превысила все допустимые пределы. – Вменяю ему все свои регалии, чем делаю его высшим законодательным органом! Указ подписан мною вчера и вступил в силу три часа назад, поэтому вы ничего, ничего не сможете с этим поделать! Ха‑ха‑ха!

Последнее было не по плану его речи, поэтому я слегка шарахнул его током.

– Кхам! – поперхнулся он и резко оправился. – Районами города отныне будут управлять Районные Советы, депутатов которых будут избирать жители района путём открытого голосования с правом немедленного отзыва! В Верховный Совет депутаты будут избираться всенародным открытым голосованием, опять же, м‑мать, с правом немедленного отзыва! Полномочия Верховного Совета и Районных Советов подробно расписаны в моём УЖЕ ВСТУПИВШЕМ В СИЛУ указе, который будет распространён по городу к обеду! Любой желающий может также ознакомиться с ним у уполномоченного представителя Районного Совета на местах! Разъяснениями непонятных пунктов и ответами на тупые вопросы будут заниматься те же самые уполномоченные представители! У меня всё! Наместник‑правитель Лебандин Лоодрейнский слагает с себя полномочия!

И тишина. Собравшийся народ всем составом мог бы сейчас пойти и стать моделями для какого‑нибудь аниме, такие большие у всех сейчас глаза. Рты пооткрывали, хлопают глазами, онемели. Вот именно так надо оставлять народ в ахуе, а не пенсионными реформами!

Лебандин спустился с трибуны и, раздвигая руками толпу, двинулся домой.

– Ты обещал мне, что я смогу жить как захочу и получу ежемесячное содержание уровня герцога, – напомнил он мне.

– Я помню об этом и слово своё моё крепче метеоритной стали, – ответил я.

– Вот и хорошо, – кивнул Лебандин. – О, Добробоже, как же я устал…

Толпа заголосила. Какая‑то баба громко зарыдала.

– Не оставляй нас, господине!!! – выпучив глаза, завопил какой‑то мужик в кузнечном фартуке. – Господине!!! Не губи!!!

– Как же мы без тебя‑то, господине!!! – вцепилась в левый рукав Лебандина пожилая женщина. – Как же мы?!

– Нормально вы без меня, – деликатно отпихнул её Лебандин и продолжил свой путь домой. – Я так устал… Так устал…

– Измена! С силой господаря нашего свергнуть хотят!!! Не губи нас, господине!!! – заорал кто‑то пронзительно.

Толпа заволновалось.

– Ускорься! – прикрикнул я на Леба.

Тот и без моих команд всё понял и рванулся вперёд. Но было поздно. Началась давка, его подняли на руках и потащили обратно к трибуне.

– Прекратить!!! – закричал Лебандин. – Я хочу домой! Домой! Отпустите меня, неслухи сиволапые!!!

Но вот он снова был водружён на трибуну и толпа как по сигналу замолкла и уставилась на него с надеждой.

– Я от своих слов не отступлюсь! – грозно топнув ногой, заявил Лебандин. – Горожане, вы не понимаете, как я устал?! Вы же как дети неразумные! Я год только и делал, что решал ваши проблемы и вас же от вами же созданных бед избавлял! Довольно! Я хочу жить! Как человек! Как герцог! Оставьте меня!!! Я устал!!! Я не хочу!!! Довольно!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Но как же так, господине?! – вновь завопил тот же голос, оравший только что про измену. – Но как же мы?! Мы дети ваши неразумные! Сгубимся без вас и вашей опеки!

– Не сгубитесь, мать вашу!!! – яростно закричал Лебандин. – Не сгубитесь! Я всё предуказал в своём указе! Всё! Нельзя сгубиться по моему указу и велению! Вас будущее ждёт, горожане, ять! Иное будущее! Честное, справедливое, хоть вы, сукины дети неразумные, не лепоподобны[14]! Я вам волю настоящую даю! Истинную! Народ, хоть вы, паскуды, даже не понимаете, что им являетесь, к власти над самим собой веду! И частью его становлюсь, хоть то сопротивно[15] моему духу! Это нет больше нигде! У кочевников пустынных, что духом вольным пресыщены, такой воли нет, какую я вам по доброте своей сердечной дарую! Такого не то что у соседей, вообще ни у кого нет! А вы в рыд, вы в вой! «Господине, не сгуби!!!», «Как же мы без вас, господине?» – скудоумием полно сиё! Презираю вас за слабость духовную! За трусость человеческую презираю! Но больше презираю вас за тупость несусветную! И править вами боле не желаю! Стыдитесь! Стыдитесь! В себя посмотрите, смерды! Страх и тупость! Тьма в сердцах! Самая страшная тьма – неведение! Не буду править вами! На том и до смерти стою!

Он вновь сошёл с трибуны, прорвался через ошеломлённо молчавшую толпу и громко хлопнул дверью.

Только увидев истинную картину жизни города, только вложив столько сил в управление им, только осознав, насколько плохо готовы жить люди, насколько они готовы спускать более сильному обиды и ущемления, увидев глупое раболепство даже в «свободных людях», даже в гордых перед простолюдинами купцах, в дружинниках, в духовенстве, Лебандин разочаровался во власти. Ему она больше не нужна. Он говорил искренне, он терпел последние три месяца, уговаривая начать основную реформу как можно раньше. Но я действовал по плану, хотя видел, как человек страдает.

Самое страшное разочарование: узнать, что то, к чему ты так долго стремился, о чём боялся даже мечтать, после обретения превращается в кусок червивого говна. Такова власть на самом деле. Толку быть добрым правителем, если твои благие действия время от времени дают сбой из‑за тупых исполнителей или жадности человеческой? Толку быть мудрым правителем, если улучшив материальное положение всех горожан, видишь, как они тратят освободившиеся средства на дорогой алкоголь и ранее слишком дорогую экзотическую снедь? Ради чего это всё?

Лебандин сломался морально. Устал от традиционного лебезения перед ним двора. Устал от вечных проблем, которые в этом городе никогда не заканчиваются. Устал от того, что практически не видит любимого сына и женщину, которая незаметно для него оказалась той самой единственной.

Да, без моего влияния не обошлось. Я заставлял его лезть в изнанку города, решать проблемы этой изнанки, заставлял видеть страдания людей, их тяжкий быт, смерти, объяснял ему, почему это происходит и как с этим связан непосредственно он.

Он попытался податься в религию, найти способ унять обиду и разочарование там, но тогда я показал потайную жизнь духовенства. Показал, ради чего это всё затеяно, сколько и какими путями имеют доходов эти бизнесмены от религии, а также сколько вреда причиняют городу. Был большой суд, Лебандин воспользовался старым герцогским правом судить лично, хотя я ему не советовал. Те дела, которые испокон веков ловко проворачивали священники, по новым установлениям закона, да и вообще здравого смысла, были безоговорочно преступными. С плахи покатились головы. Лебандин разочаровался в людях ещё сильнее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Жизнь для него поделилась на до и после. И вот час настал. Он высказал своему народу, который его даже после прозвучавшей обличающей и полной ненависти вперемешку с горечью речи готов канонизировать, всё, что думает, сложил полномочия и сейчас улыбкой обнимал вышедшую ему навстречу жену.