Колдун - Ольга Григорьева

Очнулся он вечером и, сразу все вспомнив, сжался в комок на твердом ложе. Он был не дома, но затянутая лыковыми повязками нога почти не ныла, и рядом с ним в маленькой, отгороженной от полыхающей жаром печи дощатой переборкой клети никого не было. «Бежать!» – забилось в голове Савела. Преодолевая головокружение, он сел и попытался спустить больную ногу с ложа. Пронзившая ее боль заставила мальчика вскрикнуть. Словно откликаясь на его крик, входная дверь распахнулась. В ее проеме холодом блеснуло острое железо. «Все. Не успел. Колдун вернулся, – падая обратно на солому, сжался Савел. – За мной пришел…»

Будь он помладше годами – непременно завопил бы, заплакал в отчаянии, но он был уже почти взрослым и хотел стать воином, а в материнских рассказах воины встречали смерть молча, сжав зубы. Едва сдерживая слезы и стараясь не думать о матери, Савел закусил губу. Только колдун почему-то не торопился рвать его на части своим крюком. Наоборот, отложил посох, подошел и легко прикоснулся длинными пальцами к его ноге:

– Не двигайся. Эта боль уймется нескоро, и хромать ты будешь всю жизнь, но коли теперь встанешь, то вовсе не сумеешь ходить!

Хромать? Савел испуганно расширил глаза. Но он же мечтал стать воем! Как же теперь… И только что без слез приготовившийся к смерти мальчишка заплакал от обиды. Уж лучше бы колдун убил его! Зачем ему жить, если мечта останется лишь глупой мечтой?!

– Почему ты плачешь? – совсем по-человечески удивился колдун. Савел сглотнул слезы. И чего он испугался? Что бы люди ни болтали, а колдун спас его. Это его рука отдернула Савела в сторону от смерти и не позволила ее проклятому жалу вонзиться в сердце, и он перевязал ему ногу, а значит, и убивать не собирался.

– Я хотел быть дружинником… – сглотнув комок в горле, признался Савел. – А как хромым…

– О-о-о, – усмехнулся колдун. – Недостаток можно превратить в достоинство. Я же не сказал, что ты станешь хуже двигаться. Многие бойцы становились великими, будучи хромыми, слепыми и даже безрукими. Для настоящего воина важен дух, а не тело, А научиться пользоваться увечьем как преимуществом достаточно просто. Только захоти.

Говоря это, он подкинул в печь сухих поленьев, и клеть озарилась льющимся из-за перегородки мягким светом. Усевшись на лавку напротив Савела, колдун устало откинул голову, уперся затылком в стену. Савел впервые видел его так близко и, желая рассмотреть получше, приподнялся на локте, вглядываясь в его спокойное лицо. Выродок оказался вовсе не страшным, немного грустным и очень-очень усталым. Так выглядят люди, прожившие долгую и наполненную невзгодами жизнь. Но он был еще молод…

Его изрезанная свежими шрамами щека подрагивала, и внезапно Савелу стало жаль колдуна. Клеть была тесной, и, протянув руку, мальчишка мягко коснулся пальцами шрама на лице задремавшего Выродка. Мгновенно согнувшись, тот отдернул голову и, оглядев испуганного Савела, глухо сказал:

– Не трогай меня, мальчик. Смерть ходит рядом – я чую ее дыхание и чувствую свою усталость. Я жив лишь потому, что еще жив мой враг, но я не уверен, что переживу его. А если ты прикоснешься ко мне перед моей смертью, твоя жизнь станет мукой…

Замолчав, он вновь откинулся назад. Савел уже не боялся.

– Почему? – вытянув шею, поинтересовался он.

– Потому что моя сила разорвет тебя… – коротко ответил колдун.

Савел хотел было спросить, как разорвет, – но дверь распахнулась, и, ежась от вечерней прохлады, в избу вошла женщина. Как все киевляне, Савел знал мерянку. Ему нравилась ее молчаливая доброта и красивое лицо, но люди поговаривали, что она продала свою душу колдуну, и никогда раньше Савел не решался даже подойти к ней. Зато теперь глядел во все глаза. Скинув серник, мерянка зябко потерла ладони и чуть улыбнулась приоткрывшему глаза Выродку. Не ответив на ее ласку, тот выпрямился:

– Где ты была? Почему я должен ждать? Улыбка на устах мерянки погасла, плечи жалко опустились:

– На реку ходила. Глядела, как лед сходит… Савелу было безумно жаль ее пропавшей улыбки, как зачастую жаль ушедшего за тучку солнечного света, однако колдун и не подумал ее утешить. Думая о чем-то своем, он замотал головой:

– Так скоро, так скоро… Сирома не станет сидеть сложа руки… Он должен напасть… Но где, когда и как?

Робко, бочком мерянка двинулась мимо него и, только споткнувшись о лежанку Савела, заметила мальчишку.

– Ой, кто это?! – отскакивая в сторону, испуганно вскрикнула она.

– Мальчик, – искоса глянув на ее зарумянившееся лицо, рявкнул Выродок. Выкрики мерянки раздражали его, мешали думать…

Однако, привыкнув к переменам настроения болотника, мерянка только улыбнулась мальчику. Появление Савела обрадовало ее. Хоть кто-то пришелся Выродку по нраву…

– Сходи к его матери, – оборвал ее надежды болотник. – Пусть заберет сына.

– Но… – Савел приподнялся на локтях и, умоляюще заглядывая в глаза колдуну, прошептал: – Я не хочу…

Он и впрямь не хотел уходить. Странный колдун заворожил его. Он был так силен, так мудр! Он был особенным, совсем не похожим на суетливых киевлян или хмурых дружинников! Жизнь с ним должна быть прекрасна! Теперь Савел понимал Полеву и ее казавшуюся нелепой преданность колдуну.

– Ты уйдешь!

Савел не испугался его грубого окрика. Чего бояться? Ведь теперь он знал – болотный колдун вовсе не то чудовище, о котором плела небылицы мать, и отныне никакие силы в мире не сумели бы переубедить его. – Нет!

– Может, и впрямь оставить мальчика? Подлечим его… – поддакнула Полева. Она боялась за Выродка. Горожане и так ненавидели его, а что сможет сотворить мать, узнавшая, что ее совсем недавно невредимый сын лежит без движения в избе колдуна? Беда делает людей жестокими и безумными…

– Ляд с вами! – Болотник не хотел уговаривать Полеву. Резко нагнувшись, он вскинул почти невесомое тело мальчишки на руки и, грубо оттолкнув плечом ахнувшую мерянку, шагнул из избы. Он и сам не знал, почему так спешил отдать мальчика матери. После спасения Варяжко голос Белой в его душе совсем заглох, и Егоша не боялся убить мальчишку, поддавшись ее власти, но нелепая симпатия к чужому и норовистому ребенку мешала ему. Он не хотел все начинать сначала. А нынче ему оставалось лишь завершить свои дела и уйти на кромку, к тем, что всегда любили и понимали его. Егоша мечтал о кромке как о спасении. Кто знает, может, Ратмир уже увел туда оставшихся из Стаи? Может, там, в мире духов, он вновь увидит Ралу? Но главное – там не будет людей, этих подлых созданий, норовящих вползти в чужое сердце, чтоб затем рвать его в клочья!