Драконья алчность, или Дело Алмазного Фонда - Евгений Малинин

И вообще, царившая так недавно жара как-то очень быстро забывалась, потому что на нашей площадке стремительно… холодало! Я вдруг заметил, что каждый из нас старается плотнее прижаться к нагретому солнцем и сохраняющему пока еще это тепло, камню. Воздух вокруг оставался совершенно неподвижным, а мне, между тем, казалось, что по карнизу гуляет жгучий морозный ветерок! К тому же стремительно темнело. С того момента, как солнце опустилось за горизонт, не прошло еще и получаса, а небо из голубовато-белесого превратилось в индиговое и на нем проклюнулись яркие звезды.

– Ну что ж, – неожиданно проговорил Фун Ку-цзы, набравшим привычную силу голосом, – Продолжим наш урок! – тут он на секунду смолк и неожиданно добавил, – Занятия помогли нам преодолеть жару, они же помогут нам выдержать грядущий холод!

Синсин поднял голову, приоткрыл глаза и кротко поинтересовался:

– А что, будет еще холоднее?..

После непродолжительных раздумий старик ответил:

– Я думаю, да…

Гварда вздохнул и снова улегся, а учитель начал свою очередную лекцию:

– Итак, ученики, поговорим о… Человеке!

«Похоже, старикан записал Поганца к себе в ученики!..» – с некоторой вполне понятной ревностью подумал я.

– Что же такое – Человек? Отличается ли он от всех других живых созданий, и если отличается, то чем?.. – продолжал, между тем, Фун Ку-цзы, – Древние мудрецы считали Человека сердцем мироздания, посредником между Высоким Небом и Землей, самым одухотворенным из всех живущих существ. Человека не отделяли от всего прочего животного мира, но ставили его на высшую ступень иерархической лестницы этого мира. Но с другой стороны считалось, что Человек, будучи рожденным Небом, имел право пользоваться всеми вещами и повелевать всеми тварями…

Негромкая, монотонная речь старика довольно скоро снова превратилась для меня в некое стороннее, немного назойливое бормотание, не задевавшее, впрочем, мое сознание. Тем более холод становился все более жестоким и условия восприятия стариковой «мудрости» стали очень далеки от комфортных. И тут мне подумалось, что практически голый Поганец может запросто замерзнуть насмерть! На мне поверх моей земной «джинсы» был надет еще и довольно плотный халат, Фун Ку-цзы под своей обширной хламидой тоже имел кое-какую одежку, Гварда облитый плотным мехом и привыкший к высокогорью, не должен был слишком уж страдать от холода, а вот Поганец!..

Я поднялся на ноги и, медленно обойдя продолжавшего бормотать старика и притулившегося к его боку синсина, опустился на одно колено около малыша. Тот лежал на камне, кое-как обмотав тело мешком и поджав под себя ноги. Глаза его были закрыты, на сомкнутые ресницы опустился иней, а длинные худые руки, обхватившие костлявые плечи, явственно подрагивали. Несколько секунд я разглядывал это маленькое беззащитное тельце, а потом решительно потянул с плеч халат.

Когда я укутал Поганца своим халатом и поднялся на ноги, он вдруг открыл глаза. Посмотрев на меня снизу вверх мутным скользящим взглядом, малыш вдруг довольно громко прохрипел:

– Товар, покинувший свою родину, становится дорог. Человек, покинувший свою родину, становится дешев…

После этого он снова закрыл глаза и замер.

Я вернулся на свое место и, усевшись, попытался задремать.

Эту ночь я буду помнить всю свою жизнь, хотя рассказать о ней невозможно. Опустившийся на Западную Пустыню холод пронизывал насквозь, все, что здесь находилось. В одно из мгновений я вспомнил, что в моей дорогой, заснеженной России, замерзающие в пургу люди чувствовали тепло, так вот здесь не было никакого тепла, даже воображаемого, даже внушенного! Если бы этой ночью мне удалось на нашем каменном карнизе развести костер, я уверен, что и пляшущий огонь излучал бы… мороз! Когда я закрывал глаза, рядом со мной назойливо и непрерывно звучало бормотание старого мудреца. Я не понимал смысла его речей, я не разбирал ни одного его слова, но это неостановимое бормотание мешало мне задремать, толкало, шевелило мои бессвязные, но назойливые мысли. Открыв глаза, я каждый раз видел черное небо, усыпанное ледяными блестками звезд. Мне сразу же начинало казаться, что это пристальные, немигающие глаза Снежной Королевы следят за нами… ждут, когда мы окончательно замерзнем… когда им можно будет спуститься к нам и разбить наши заледеневшие тела на тысячи кусочков… Я снова закрывал глаза, и снова бормотание старика не давало мне покоя, не позволяло мне отринуть, убить свои мысли, требовавшие, что бы я их додумал…

Но вот, в очередной раз, с трудом разлепив свои смерзающиеся веки, я вдруг увидел, что небо посерело, а блистающие льдистые глаза, следившие за нами, пропали!.. Вокруг было тихо, Фун Ку-цзы молчал, и когда он закончил свою лекцию, я совершенно не помнил. Но ведь и ночь закончилась!

Со стоном перевалив свое онемевшее тело на бок, я попробовал подняться на ноги, но сделать это мне удалось далеко не сразу. Когда же я утвердился на дрожащих, сведенных судорогой ногах и попробовал оглядеться, первым, что бросилось мне в глаза, была каменная стена, нависшая над нашим карнизом. Она быстро серела от выступавшего на ее поверхности инея!!

Я качнулся к стене и прижал к ней свои ладони. Камень был… мокрым!!!

И тут меня ударила изнутри ЖАЖДА!!! Мне казалось, что мои внутренности потрескались так же, как глинистая почва этой проклятой богами Западной Пустыни! Что губы мои совершенно забыли вкус простой прохладной воды!! Что если сейчас подует ветерок, он просто сметет мое тело с этого крошечного карниза щепотью сухого праха!!!

Прижмурившись, я осторожно лизнул заиндевелую каменную стену, и на моем языке растеклась ледяная влага.

И тут мой рассудок словно проснулся. Оттолкнувшись от стены, я присел рядом с Фун Ку-цзы и осторожно тронул его за плечо. Он тут же открыл свои узкие внимательные глаза и вопросительно взглянул на меня.

– Вода!.. – выдохнул я ему в лицо.

Старик встрепенулся и, протянув руку… потрепал по загривку синсина:

– Вставай дружок!

Гварда поднял морду и уставился на Фун Ку-цзы, а я в это время уже расталкивал Поганца. Но тот не открывал глаз даже, когда я прокричал… или прохрипел… ему на ухо:

– Вставай Сю, вода!..

Его тело было легким, холодным и каким-то… одеревеневшим.

Быстро усевшись рядом и положив Поганца к себе на колени, я принялся со всей энергией, на какую еще был способен, растирать его тело, используя грубую материю халата, как терку. Маленькая голова Поганца болталась из стороны в сторону, словно у тряпичной куклы, но сам он по-прежнему не подавал признаков жизни. Через секунду рядом со мной оказался Гварда, который принялся облизывать неподвижное личико Поганца длинным шершавым языком, а еще через несколько секунд у маленького безжизненного тела присел и Фун Ку-цзы. В его руке чуть подрагивала чашка, в которой плескался глоток прозрачной влаги.