Ладога - Ольга Григорьева

Ядун с мужиком смолкли, дверь скрипнула, выпустила кого-то на двор.

Я осторожно высунула голову из-под теплых шкур, открыла один глаз.

Ядуна за столом не было, лишь услужливый хозяин тихо сопел, положив голову на дубовую крышку стола. Заснул? Вот удача!

Я тихонько поднялась, прокралась к храпящей толстухе, ткнула ее кулаком в бок.

– А?! Что?! – всполошилась она. Глаза вылупила, словно плошки, исподница на одно плечо съехала, волосы повисли по щекам неубранными клочьями… Я быстро положила на слюнявые пухлые губы ладонь, с отвращением почуяла горячее влажное дыхание. Преодолевая неприязнь и силясь не чуять приторный запах давно не мытого тела, склонилась, к ее уху, зашептала:

– Рот закрой да не ори, коли жить хочешь!

Тетка оказалась умненькой, замолкла. Я, по-прежнему зажимая ей рот и на мужика за столом поглядывая – а вдруг проснется от возни нашей мышиной, – продолжила:

– Сейчас скажешь мне тихо и без утайки, где я и как отсель да Нового Города дойти.

Баба согласно закивала нечесаной головой. Испугалась…

Ну, была не была! Я отпустила ладонь. Дикий визг сотряс стены. Мужик из-за стола вылетел, словно каленая стрела из лука, упал мне на спину. Я шатнулась, ослабила хватку. Толстуха вывернулась из моих рук, навалилась сверху, вмяла меня в полати. Смрадный запах проник в ноздри, толстые пальцы сомкнулись на горле.

– Удушить хотела, тварь! – брызжа слюной вопила баба. – Сама сдохнешь!

Пальцы сдавили мое горло. Боль разрывала его на части, воздуха не хватало… Заплясали перед глазами солнечные блики… Надо же, я еще не видела здесь солнца… Перед смертью погляжу… Эрик!!!

В радужном круговороте заметила, как силится мужичок оторвать от меня пухлые бабьи руки, как она, небрежно поводя плечами, стряхивает его. Даже смешно стало, а затем забилось все тело в судорогах, задергалось в отчаянном желании выжить… Я поджала ноги, двинула ими в жирный, придавивший, ломающий кости живот. Баба даже не охнула. Нависала по-прежнему надо мной озверелым лицом, сжимала шею руками…

– Пошла прочь! – громыхнул в ушах знакомый голос. Ядун… Спасет…

Бессмертный легко подхватил толстуху за бока, сдернул с меня. Она уперлась, не расцепила руки, потянула меня за собой. Боль уже не рвала – жгла огнем… Ядун размахнулся, наотмашь стукнул толстуху по лицу. Щеки бабы дрогнули, пальцы ослабили хватку… «У простого человека такой силы быть не может», – подумалось вдруг.

– Дрянь! – Ядун съездил бабу еще раз, уже по другой щеке. Голова ее мотнулась, повисла на грудь, руки обмякли, тело безвольно поползло на пол…

Убил? Одним ударом убил?! Я неверяще смотрела на Ядуна.

– Спать! – велел он. – Живо!

Мне расхотелось ему перечить, да и смелости, той, что была раньше, я уже не чуяла. Узрела, на что жрец способен… С одного удара этакую тушу завалить… Коли хочу Эрика дождаться, не стоит терпение Ядуна испытывать.

Я быстро прошлепала босыми ногами в свой угол, юркнула обратно под шкуры.

– А ты на что здесь сидел? – перекинулся Ядун на мужичка. – Иль не знаешь, какова Жмара ночью? А коли покалечила бы она жертву, Триглаву обещанную?

Жмара? Звали так домовых, которые по ночам на человека наваливались и давили его до синяков на теле. Неужто баба эта – Жмара? По хватке похожа…

Я покосилась на недвижное тело на полу. Оно расплылось, обмякло, голова свесилась на грудь, скрыла лицо… Баба как баба. Чушь это все…

– Да я… Да она… – оправдывался мужичок. Ядун махнул рукой:

– Убери здесь и смотри, гостью пальцем не тронь. В моей она власти, я ее и наказывать буду.

Наказывать? Как меня еще наказать можно и за что? За то, что домой хочу? За то, что горько и одиноко мне в неведомой земле, где люди – не люди, а за спиной взамен дружеских рук костлявые длани Ядуна? Где Эрик мой? Где Олег? Беляна? Неужто не увидеть мне вас более, слова доброго не сказать? Ой горе, горюшко…

Я сдавилась в комочек, зарылась с головой в темноту – тут наконец и пожалела себя – разлилась слезами. Хоть они-то были настоящими, сбегали по щекам теми же горячими каплями, что всегда облегчали заплутавшую, одинокую душу.

СЛАВЕН

Все здесь казалось необычным. Высились истуканами те же ели с когтистыми, до земли, лапами и поросшими седым мхом стволами, те же лесные шумы раздавались в густом воздухе, запахи звериные были те же, а все-таки отчего-то не по себе было. Казалось, притаился рядом кто-то невидимый и вглядывается в утомленных дорогой пришельцев.

Нечасто я Волхский лес вспоминал, не ожидал, что доведется вновь в него воротиться, да с Чужаком вместе…

Он еще в Ладоге предупредил:

– Отправимся в Волхский лес – лишь там пути проложены, мне ведомые…

– Какие пути? – наивно заинтересовался Бегун. Волх даже не взглянул на него – собирался, укладывал в суму разные мелочи.

– Как мы на кромку-то попадем? – не унимался певун.

Мне и самому интересно было – чем же нас волх на этот раз очарует, чтобы нежить привиделась?

– Да просто. – Чужак накинул на верх мешка веревку, стянул тугим узлом, шепнул что-то невразумительное, видать, заговор от вора лихого. – Перекинетесь через двенадцать ножей, в землю воткнутых, и все.

Я чуть не засмеялся – вспомнил, как однажды, мальчишкой еще, обидел меня отец неласковым словом. Я тогда своего дружка Егожу чуть в топь не затащил – хотел до Болотной Хозяйки добраться и силой с ней померяться. Глупый был, несмышленый, и отец тогда здорово осерчал.

«Ты трус! – приговаривал, охаживая прутом. – В одиночку идти испугался! О друге не подумал – о себе позаботился. Вот тебе, чтоб впредь сперва о других думал, а лишь потом о себе!» До того проступка он руки на меня не поднимал, разве для острастки.

Никто меня тогда не пожалел, а матери, что всегда добрым словом согревала, не было уже – разозлился я на весь свет, вот и решился старинным дедовским способом в серого волка иль другого какого оборотня перекинуться.

Давно это было… Обиженный, безутешный, выкрал я у отца все ножи, что в избе хранились, ушел подальше от печища, ткнул их ровной грядой в землю, глаза закрыл, да и кувыркнулся через них. Думал – все! Очнусь, а вместо рук своих человеческих увижу лапы волчьи… Страшно стало – что натворил сдуру?! А потом решился – глаза разлепил, еле скосил их, на руки глянул… Руки руками и остались… Я еще раз тогда через ножи прыгнул – проверить, а потом понял: болтовня все это – о ножах и заговорах на оборотничество!

Я это еще мальцом понял, а Чужак меня сейчас в обратном уверить хотел!

– Что смотришь волком, ведогон? – поймал он мой взгляд.

Повадился же ведогоном величать! Словно не было у меня имени…

– Кидался я уж через ножи, – честно ответил я. – Толку с этого – что с козла молока.