Инцел на службе демоницы 1 и 2: Секса будет много (СИ) - Блум М.

Она словно сняла все запреты — на крики, звуки, поцелуи. Как одержимый, я припадал к ее губам раз за разом, пытаясь напиться их сладостью и нежностью. Я уже знал про ее оргазмы все — как надо толкаться, где гладить и как сжимать. Чувствовал, когда ей хочется нежнее, а когда — грубее и резче. Сейчас же я будто заново исследовал ее — и она постанывала, выгибалась подо мной, двигала бедрами, подсказывая, чего именно хочет. Я следовал за каждым ее движением, ожидая ее оргазма как собственного. Когда же он наконец наступил, нас словно накрыло одной вспышкой, поглотило одной взрывной волной, но не раскидало в разные стороны, а, наоборот, соединило еще крепче.

Даже когда мы кончили, возбуждение все еще носилось по телу, не собираясь утихать — ровно как и мы с ней не собирались останавливаться. Выскользнув из-под меня, Саша ловко забралась сверху и, оседлав, снова прижалась к моим губам. Я даже не знал, что возбуждало больше: ее поцелуи или движения. Она отдавалась без остатка и точно так же без остатка вычерпывала меня. Ее бедра громко и бойко застучали по моим, рождая самые потрясающие звуки на свете. Закрыв глаза, она слегка откинулась назад и продолжила в том ритме, который чуть не свел меня с ума сегодня, но тогда она оборвалась, когда заскрипела кровать. Сейчас же нас это уже не волновало. Кровать не просто скрипела, а вопила, стонала громче нас от того, как мы ее терзали. Если бы соседи не ушли, теперь бы они завидовали нам и с досадой долбились в стену.

Саша кричала без остановки, наплевав на тонкие стены комнаты, на приоткрытое окно — вообще на все. Еще ни разу — ни в одном уголке, где мы уединялись раньше — она не кричала и не стонала так — рвано, горячо, немного хрипло, будоражаще до безумия. Ее грудь прыгала перед глазами, а бедра бешено скакали на мне, подгоняя, почти выдавливая оргазм. Несколько раз я их резко сжимал, пытаясь ее замедлить, растянуть удовольствие, не зная, когда такое же будет в следующий раз. Но остановить разогнавшуюся Сашу было все равно, что остановить ураган. Новая вспышка разорвала нас обоих, прошивая тело, заставляя пульсировать в ней, выплескиваться в нее раз за разом. Тяжело дыша, дрожа от напряжения и разрядки, Саша упала грудью на меня и снова прильнула к моим губам, заводя нас обоих еще для одного раунда.

Это было как сумасшествие — мы словно пробовали все позы, которые не могли попробовать в других местах. Старались натрахаться как на целую жизнь вперед, слиться друг с другом так, чтобы мое сердце билось в ее груди, а ее — в моей. Ее энергия и активность не убывали, заставляя сомневаться, правда ли она кончила три раза до или просто так меня дразнила. Только после четвертого или даже пятого оргазма — я будто разучился считать — ни у нее, ни у меня уже не осталось сил. Вся влажная, уставшая, целиком пропитанная мной, Саша соскользнула с меня и легла рядом, прижавшись всем телом, а я обнял ее так крепко, словно боялся, что все это лишь мираж и она сейчас растворится в воздухе.

Время будто рассыпалось на атомы, которые не собирались обратно. Я не знал, сколько мы так лежали — пять минут, десять или целый час. Тишину разрывало тяжелое дыхание с отголосками недавних стонов — одновременно ее и мое. Под пылающим медальоном громко, отдаваясь грохотом в висках, колотилось сердце, а губы просто горели — она словно разом отдала мне все поцелуи, которые не давала до этого.

Иллюстрация: https://telegra.ph/file/0d3371af6cdb534e4b57c.jpg

Постепенно мы приходили в себя. Думая о чем-то своем, Саша медленно водила пальцем по моей груди, рисуя невидимые узоры, значение которых мне оставалось только угадывать.

— Когда ты сегодня пришел, — вдруг сказала она, — я собиралась к Асе.

Я невольно напрягся. Само ее имя в этой постели казалось неуместным.

— Ей плохо, вот я и хотела побыть с ней немного…

Саша приподняла голову с моего плеча и заглянула мне в глаза.

— Знаешь же, что с ней происходит?

— Знаю, — вздохнул я.

Хотя можно было и не говорить — ответ она прочитала и без слов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А я не знала, — после паузы произнесла она, ложась обратно. — Она же на самом деле та еще, тихоня, — Саша улыбнулась. — Все скрывает. Скажи она сразу, я бы, наверное… — она замолчала, будто и сама не зная, что бы тогда. — Совсем ее не любишь?

Я снова вздохнул. У любви много граней — почему об этом никто не говорит? Разных людей можно любить по-разному и не становиться при этом лицемером. Если бы Саша сейчас спросила, люблю ли я ее, у нее было бы больше шансов получить ответ.

— А ты меня любишь? — вместо этого спросил я.

— Не хочешь, не отвечай, — тоже не стала отвечать она.

На пару мгновений все вокруг окутала тишина. С той части лишь наполовину обжитой комнаты словно окатило холодной волной — прямо на наши еще разгоряченные тела. Подцепив сбившееся в комок одеяло, я расправил его и укрыл нас.

— Она знает, да? — внезапно спросила Саша.

Однако прежде, чем я успел ответить, продолжила сама:

— Нет, не отвечай. Не хочу знать наверняка. Пока я не знаю наверняка, можно продолжать как есть.

Она уткнулась лицом мне в грудь, спрятавшись под одеялом чуть ли не с головой, словно замерзла и хотела согреться.

— Ася — мой единственный друг сейчас, — ее голос теперь звучал очень глухо, — и между тобой и ею я бы не хотела выбирать. Не хочу еще и ее терять…

Не ища слов, я прижал ее к себе еще крепче и поцеловал в макушку. Если она замерзла, я хотел, чтобы ей было тепло — так же, как мне сейчас тепло рядом с ней. Сашина голова вдруг высунулась из-под одеяла. На губах, которые подарили мне сегодня так много поцелуев, плясала игривая улыбка.

— Так что подумай про тройничок, — неожиданно весело закончила она.

Я хмыкнул. Видимо, тройничок, шутки про который меня порядком раздражали, она придумала, чтобы все как-то разрешить с минимальным ущербом. Возможно, и начала его предлагать, когда догадалась, что Ася знает.

— Кстати, а эта как поживает? — нарочито небрежно бросила Саша. — Ну, бывшая твоя…

— В смысле, — усмехнулся я, — твоя бывшая подруга?

Ответом мне стал хороший удар под ребро — шутливый, но довольно ощутимый.

— Звонил ей? — спросила Саша.

Я мотнул головой.

— А я звонила, и она не ответила.

— Ну как бы…

Как закончить, чтобы не получить еще один удар под ребро, я даже и не знал. Может, надо было реже называть Яну шлюхой, если так рассчитывала на ответ?

— Ты не понимаешь, — ее голос стал серьезным, — она бы ответила, хотя бы просто чтобы послать меня к черту. А ее молчание это странно. Ненормально даже…

Саша внимательно посмотрела на меня, задав вопрос сначала глазами, а потом уже и голосом:

— Может, сходишь к ней?

— Переживаешь за нее? — улыбнулся я.

— Вот еще! — фыркнула она, а потом вновь продолжила серьезно: — Просто проверить, чтобы ничего с ней не случилось. Это же нормальное желание…

Несколько секунд я молча разглядывал ее, сам удивляясь, как много сегодня увидел того, чего не видел раньше. Почему она так редко открывается? За всей шелухой — подчеркнутой деловитостью и стервозность — прячется на самом деле добрый и заботливый человек. Ее невероятно хотелось расцеловать, чтобы поощрить быть такой почаще. Я потянулся к ее губам, к которым прижимался сегодня сотни раз, но мог, казалось, прижиматься до бесконечности. Опередив меня, Саша резко повернула голову, и мой поцелуй ткнулся в щеку.

— Герпес, — заявила она и поджала губы.

Как же хотелось размахнуться и хорошенько шлепнуть ее по бедрам.

— Хоть мне-то не ври, — сказал я.

Прильнув еще теснее, она шаловливо провела кончиком носа по моей шее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Выбрал бы меня раньше, мог бы целовать без ограничений…

От ее слов я ненадолго завис. Раньше — это она про сегодня или вообще? До всей этой истории с медальоном я даже не задумывался, что мог ей нравиться. Но, зная ее привычку озвучивать все желания, я, похоже, слишком многое раньше трактовал неверно. Зачем пялишься на меня? Что, потискать меня хотел?.. Возможно, всякий раз, когда она подходила ко мне в группе поцапаться и поругаться, она пыталась обратить на себя внимание. Возможно, это были не едкие подколы, а изощренные призывы к действию, которые, пойми я их правильно, меня бы не бесили, а завели. Однако такие знаки считать было невозможно.