Набат - Александр Гера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Конечно, они могут драпануть за бугор в горячее время, но это уже не та гора, за которой можно отсидеться в смуту: там тухнет свет и протухают продукты, там дурные болезни и вода… А вчера сообщили: стеклопосуда ни с того ни с сего превращается в пыль, кастрюли из металлокерамики новые прогорают…»
Некуда бежать.
«А чтобы их привязать к себе, тоже объединительная идея нужна. Страх, например, — лучший союзник».
Рассчитывая ход, Лемтюгов получил уравнение с двумя неизвестными величинами: как заставить казаков помогать и не вмешиваться, а новых дворян — вмешаться и помогать. Китайская карта для объединительной роли хороша вначале, а в конце игры как бы без штанов не остаться. За спиной Воливача он готов был на сговор хоть с сатаной, а теперь сам стал хозяином и пускать китайцев в Россию не хотелось ни под каким видом. Те не за идеей придут, а за морковкой.
Об иноверцах Лемтюгов старался не думать. Те сразу дали понять, что никуда вмешиваться не будут и поддержат только победителя.
Осталось победить. Надо.
Лемтюгов перебрался в кабинет Воливача. Никто не воспротивился этому. Его давно считали истинным хозяином Лубянки. Холодным ноябрьским утром он чувствовал себя молодым Наполеоном при Аустерлице, когда до Ватерлоо еще далеко. Машина, созданная Воливачом, работала целиком на него и внушала уверенность. От причастности к китайской авантюре он отмежевался и надеялся, что его подлянка решится как-то сама собой, а он останется в стороне.
Поглядев в окно на пустынную в ранний час площадь, он увидел в зыбком свете уличного освещения казачий разъезд. Через минуту на площади появился другой, третий… Казацкие лошадки позвякивали трензелями на ходу, неслышные за стеклами окон, а для Лемтюгова загремели они колоколами громкого боя.
— Сыроватов! — крикнул он в интерком. — Что за новости? Почему казаки в городе? Был же Указ!
— Запрашивали Гречаного, никто не вышел на связь!
— А чтоб вас! — ругнулся Лемтюгов. — Все самому надо делать!
По вертушке он связался с Гречаным:
— Семен Артемович, чего казаки в городе?
— Как чего? — бодрым голосом откликнулся Гречаный, и бодрость эта сулила Лемтюгову неприятности. — Неинтересные сведения, Павел Григорьевич. Казахи пропустили китайцев к самой границе, теперь до самого Гродекова китайские дивизии, а согласно приказу Воливача, введен режим военного времени. Спасибо, что ты омоновцам дал команду быть наготове.
«Издевается, собачий хвост!» — понял он по голосу Гречаного. Ситуация подсказывала говорить повежливее:
— Чего нам китайцы? Шапками закидаем.
— Ой ли? Маршал Сунь Хуйчай обещал тебе десять миллионов под ружьем первой волны, — с явной издевкой говорил Гречаный.
— Брось, Семен Артемович, то игра была, я ж чист…
— Не заиграйся, Павел Григорьевич. А если черту перейдешь, велю пороть прилюдно на площади, как раз напротив окон твоего нового кабийета, — посулил Гречаный уверенно и отключился.
Взбешенный Лемтюгов заметался по кабинету. Наполеоновские планы скукожились до обычной пакости, и, как повелось в его натуре, следовало поискать норку для укрытия.
«Не принимает меня всерьез атаман, ладно…»
Он дал распоряжение отвести омоновцев в казармы за чертой города. Выждал полчаса и опять выглянул в окно. Казаки с площади исчезли. Тогда он связался с Гречаным.
— Порядок, Артемыч? — без заискиваний, но учтиво спросил он.
— Порядок, Григорьич, — без учтивости, но вежливо ответил атаман.
— Так и будем впредь? — позондировал почву Лемтюгов.
— Нет, не будем. Пусть люди на выборах нас рассудят.
— Так и я за это! Все чинно, спокойно…
— Да, чуть не забыл, — сказал Гречаный и сделал паузу.
«Последует подлянка, — догадался Лемтюгов. — Семен промашки не даст…» Он остро ощущал отсутствие власти, какой был наделен покойный Воливач. Его кабинет он занял, а статус ему не передавали.
— Как исполняющий обязанности главы государства, я издал Указ об усилении органов правопорядка, внешней и внутренней разведок. Службу разведки решили доверить Бурмистрову. С Иваном Петровичем знаком?
«На хрен мне это знакомство!» — чуть не выпалил в сердцах Лемтюгов. Отдышался в три секунды, перегорел и понуро спросил:
— Чего он в нашем деле понимает?
— Все понимает. Школу Судских прошел. Помоги ему на первых порах реорганизации органов. И не шуткуй.
«Под самый дых!» — выдохнул злость Лемтюгов и пожалел о Воливаче: как уютно было за его спиной! Ответил кратко:
— Есть, Семен Артемович.
«Ну погоди, атаман!» — поскрежетал зубами Лемтюгов. Теперь он не пиковый туз. Очень плохо. Так плохо, как никогда не случалось в любых играх. Теперь, говоря языком преферансистов, даже сраненькой шестерной не натянуть, без многих взяток окажешься. Вот так ударчик!
«Ход нужен, ход…»
Он включил телевизор. Начинались последние известия. Мог бы запросить помощников, но так не хотелось общаться с посторонними, когда он повержен и нет сил подняться.
Сообщили о китайских войсках, силами до пятидесяти дивизий сконцентрированных у самой границы. Однако авиации в небе нет, и не похоже, чтобы китайцы начинали активные действия. Войсковая разведка не обнаружила в дивизиях понтонеров, форсирования рек не предвидится. Ни одного выстрела с той стороны не произведено.
«Нет понтонов, вся агрессия — голый понт, — хмыкнул Лемтюгов. — Но почему? Сопливые обещали начать боевые действия сегодня утром».
В преферансе такое называется мельницей: у Лемтюгова отбирали взятку за взяткой, он сокрушенно взирал на игру без его участия.
Потому что был одиннадцатый час утра, в Кремле состоялось подписание русско-японского договора о дружбе и взаимопомощи. Согласно ему, японцы получали право селиться на Курилах и Камчатке.
Не Япония, но не Якутия.
Смолчали все: и демократы, и коммунисты. Идея — химера, а живой китаец, хоть трижды сопливый, — это много и больно. Русско-японский договор восприняли со вздохом облегчения, а уж когда передали о японских десантных кораблях, под самую завязку набитых морскими пехотинцами, захлопали в ладоши: японец — он такой, за банзаем в карман не лезет. Живи у нас, японец-сан, будем аригатошкаться!
Когда в Москве наступила глубокая ночь и оттарахтели в небе звезды салюта по поводу исторического события, из Гродеково передали видеоматериал: под дудочку и барабан китайские солдаты стройными колоннами отошли в глубь своей территории. Красиво шли, красивым китайским шагом. Лемтюгов перекрестился с облегчением.
Утром россиян познакомили с двумя новостями: из дальнего и ближнего зарубежья. Казахи, пропустившие китайцев к российским границам, просили о помощи: уходить к себе китайцы не собирались. Гречаный обещал подумать. Друзья, как-никак… А Европу охватила неизвестная доселе болезнь. Смертельных исходов пока нет, но люди сильно мучаются, особенно дети, криком жалуются на резкие боли в животиках. Евровидение показало карту с маршрутами продвижения болезни из Италии, Испании, Франции к Украине, Белоруссии и России. Стрелки ползли, как на стратегических картах боевых действий, кусающе и пугающе. Жизнь в захваченных городах парализовывалась.
Лемтюгов, все еще в силках безвыходной ситуации, смотрел на экран телевизора, и какая-то догадка пыталась прорваться наружу из темных закоулков его мозга.
«Где-то я видел уже такие стрелки, что за чертовщина!..»
Еще с вечера он освободил кабинет Воливача, правильно полагая, что новая метла выметет его и подельников с Лубянки начисто. Досадуя на свою оплошность, он лихорадочно изыскивал выход.
«Видел я эти стрелки, видел!»
Потом передали о китайцах, отошедших далеко от российских границ, о японских десантных кораблях, дрейфующих в нейтральных водах, и Лемтюгов моментально вспомнил: абсолютно такие клещи-стрелки ему показывали китайские вояки на секретных штабных картах. Именно зеркальное отражение их показывало Евровидение.
«Как же эта подлянка действует? — соображал он. — Ну-ка, Паша, думай, тут чего-то закопано…»
Решение созревало. Пока еще в кабинетах оставались его единомышленники, следует действовать. Лемтюгов снова ощутил себя в седле на белом конике. Уже не Аустерлиц, но далеко не Ватерлоо.
«Потягаемся, Артемыч!»
— Сыроватов, — сказал он помощнику, — собери всех наших к двенадцати. Пока архаровцы Бурмистрова не нагрянули, обсудим кой-чего, время есть.
«А чего? — тормозил он собственный порыв. — На кой надо всех посвящать? С самым-самым я один управлюсь».
— А Сумарокова прямо ко мне сейчас! — нашел он выход.
Он еле дождался полковника Сумарокова. Вместе они раскручивали не одну комбинацию своего шефа Воливача и себя не обидели.
