Путешествия на берег Маклая - Николай Миклухо-Маклай

19 марта на рассвете корвет «Скобелев» снялся и направился к островку Били-Били. Так как предполагалось сделать съемку порта Великий князь Алексей, то для нас было очень важно иметь переводчиков, потому что диалектов жителей Архипелага Довольных людей несколько и они мне незнакомы; в Били-Били же я мог рассчитывать найти кого-нибудь из знакомых, которые согласились бы отправиться с нами. Так как глубина в этом месте была достаточна, то корвет направился в пролив между островом Били-Били и материком Новой Гвинеи. Подходя к деревне, мы уменьшили ход и спустили шлюпку, и я направился к деревне. На берегу нас ожидала большая толпа, узнавшая меня и вопившая: «О Маклай! О Маклай! Эме-ме! Э-аба! Гена!»

Несколько пирог приблизилось к шлюпке. В одной из них находился Каин, в другой – Марамай и Гассан и несколько других.

Чтобы не терять времени на лишние переговоры, я предложил им всем следовать за мною на корвет, обещая дать табаку и гвоздей. Каин перебрался ко мне в шлюпку и стал предлагать всевозможные вопросы, на которые я, разумеется, не мог отвечать за недостатком времени.

Очутившись на палубе, туземцы были очень смущены и перепуганы шумом машины и множеством матросов. Они сейчас же стали просить меня отпустить их домой. Сказав Каину и Гассану, что мне их нужно для того, чтобы говорить с людьми о. Сегу, куда идет корвет, я роздал остальным очень щедро то, что им было обещано (т. е. табак и гвозди), и отпустил их, задержав Каина, Гассана и Марамая, который сам пожелал отправиться с нами. Когда корвет двинулся, я почти насильно должен был удержать Каина; Гассан же, улучив момент, когда я на него не глядел, взобрался на полуют и оттуда бросился в море.

Проходя мимо островка Урему, где я в 1877 г. посадил несколько кокосовых пальм, я имел удовольствие видеть, что они принялись и росли хорошо. Каин и Марамай, указывая на них, повторяли мое имя, приговаривая: «Нуи Маклай», «Мунки Маклай» («остров Маклая», «кокосы Маклая»), «Навалобе Маклай Урему ина таль атар» («Со временем Маклай прибудет в Урему и построит себе дом»). Туземцам очень хотелось, чтобы корвет прошел через узкий пролив между о. Григером и мысом Бэйле на материке Новой Гвинеи и таким образом направился бы к о. Сегу. Адмиралу, однако ж, это показалось слишком рискованным, почему мы продолжали путь вдоль островов Архипелага Довольных людей. Мы прошли острова […],[210] попытались проникнуть в порт Алексей около острова […],[211] но и это оказалось неудобным вследствие множества рифов. Наконец, мы прошли длинный о. Сегу и увидели пролив между материком, совершенно чистый от всякой опасности. Пройдя пролив, корвет бросил якорь у западного берега о. Сегу, на […][212] саженях глубины.

Так как было еще не поздно, то в тот же день было сделано несколько промеров.

Я отправился вместе с несколькими офицерами на паровом баркасе осмотреть несколько бухт обширного порта Алексей. При моем возвращении мне было сообщено, что Каин и Марамай последовали примеру Гассана, т. е. воспользовались приблизившеюся пирогою, которая забрала их из воды, и более не возвращались. Хотя я отчасти извинял страх туземцев, но все-таки был сильно раздосадован их поступком, почему, увидев пирогу с туземцами, я приказал рулевому направиться к ней и почти что силою взял одного из них, другой же бросился в воду. Я отвез моего пленника на корвет, убежденный, что это обстоятельство побудит Каина или Марамая вернуться на корвет. На палубе я начал с того, что убедил знаками (диалект Сегу был для меня незнаком) моего пленника, что его не ожидает никакая опасность и напротив того – он получит много подарков, из которых многие были вручены ему немедленно.

Перед заходом солнца вид высоких гор, с их вершинами, пиками Канта и Шопенгауэра, был великолепен. Двум людям из команды было поручено смотреть за пленником, который, благодаря благодушию матросов, чувствовал себя совершенно спокойно, принимая все, что ему только давали.

20 марта. Был одет в половине пятого и после завтрака отправился с лейтенантом Б. {109} в бухту Эремпи, которая оказалась гораздо более обширною, чем мы думали, и состояла собственно из трех бассейнов. Глубина воды в бухте совершенно достаточна для больших судов. Берега кругом были покрыты лесом. Мы видели нескольких туземцев, которые, однако ж, побоялись приблизиться к паровому баркасу, дым которого очень смущал их.

На обратном пути я попросил лейтенанта Б. войти в речку Аю, которая была мне знакома еще с 1877 г. Речка оказалась достаточно глубокою, хотя и узкою. Растительность кругом была роскошная. Одна лиана, с пучками лиловых цветов, попадалась очень часто. Очень высокие бананники росли у самого берега. Кроме высокого ствола и узких листьев, они отличались маленькими несъедобными плодами, полными зерен.[213]

Недалеко от устья речки Аю я заметил небольшое озеро <Моут-Монгун>, которое я видел, отправляясь в деревню Эремпи в 1877 г. Я решил, вернувшись на корвет, отпустить нашего вчерашнего пленника, и поэтому сам отправился с ним в деревню Сегу, которая, однако ж, оказалась совершенно безлюдною. В одной из покинутых хижин я увидел два круглых щита, несколько горшков с орнаментами вокруг горла и один очень замечательный «телум», представляющий мужскую и женскую фигуры in copula.

Наш пленник остался на острове и не отходил от шлюпки до нашего отъезда. Он был бы не прочь вернуться обратно на корвет, где все обращались с ним очень хорошо. Встретив на обратном пути к корвету несколько пирог, я стал уговаривать туземцев (говоря на диалекте Бонгу, который они, по-видимому, отчасти понимали) вернуться в деревню, откуда они выбрались вчера вечером вследствие прихода нашего корвета. Дав им несколько подарков (табаку, красного коленкору и бус), я сказал, чтобы они привезли нам на другое утро кокосовых орехов.

Когда стемнело, можно было разглядеть во мраке несколько пирог, возвращавшихся на о. Сегу. Огоньки, замелькавшие там и сям, показали нам, что туземцы послушались и вернулись по домам.

21 марта. До восхода солнца я отправился в деревню Сегу и отпустил шлюпку. Кругом не было ни души, но я был убежден, что туземцы скоро покажутся, и не ошибся. Не только мужчины явились ко мне, но от них не отстали и женщины. Каин был между первыми. Очень радостно пожимая мне руку, он сказал, что вчера он потому только сбежал с корвета, что боялся оставаться там среди тамо-рус без меня, но что со мною он готов вернуться хоть сейчас и отправиться, куда я пожелаю. Я поймал его на слове и предложил ему отправиться со мной в деревню Бомассия, про которую я только слышал в 1876 г., побывать же там самому мне не удалось. Кроме Каина, я взял с собою еще и моего амбоинца Яна.