Слово - Сергей Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вера Георгиевна случайно заметила, как мужчина, что до сих пор казался ей знакомым, вдруг огляделся по сторонам и воровато сунул за пазуху синенькую школьную тетрадь.
– Один радость всю жизнь – шар-свисток детям давать, – продолжал старьевщик. – Шар-свисток дети любят! Тебе на лишний вес шар-свисток дать или книга-бумага возьмешь?
– Книгу, – сказала Вера Георгиевна. – Я там отложила… почти целая, только без обложки…
Старьевщик отдал книгу – Толстой, «Война и мир», – покряхтел, поохал.
– Утиль – работа плохой… Я книга всегда даю. Приходят, шарятся – даю, вес на вес, а все Ахмедыч плохой. Я сам книга не понимаю, я утиль понимаю. А кто в городе еще утиль понимает?
Вера Георгиевна подняла мешок с выкупленными книгами и ступила через порог. Внучка поддерживала ношу сзади, упершись ручонками в куль, но вес его, казалось, увеличивался с каждым шагом.
«Только б донести, – думала Вера Георгиевна, все ниже склоняясь к земле. – Только бы не упасть где… Наденьке-то ведь еще рассказать надо все, втолковать…»
СКИТСКОЕ ПОКАЯНИЕ. 1961 ГОД
Освобожденный от вериг и враз полегчавший, Лука Давыдыч прибежал в свою келью, рухнул перед иконами, протянул распухшую руку:
– За что караешь, Господи? За что позволил гаду ползучему за руку меня укусить?
– А говорил тебе – не суй руку, тяпнет, – услышал Лука. – Так ты не послушал.
– Господи! Это ты со мной говоришь? – спросил Лука, немея от страха. – Если ты – дай знак!
Знака никакого не последовало: а говорят, если Бог вещает, то обязательно знак дает – звезда средь бела дня воссияет либо голубь прилетит и на плечо сядет.
– Словом ответь мне: ты или нет? – взмолился Лука, Однако и слов никаких не было слышно. Бились на окошке осы, стараясь выбраться из зимовья, тоненько пели комары и монотонно шумели сосновые кроны.
– Не хочешь больше говорить со мной? – спросил Лука. Ответа не было. Длинноволосый Христос на иконе пучил на него круглые, недвижимые глаза и молчал.
– Слышишь ли ты меня? Если слышишь – дай знак! Знака не было – Бог не слышал.
– Я же тебе сколько молился! – закричал Лука Давыдыч. – Писания твои читал, вериги носил! За что же ты поманил меня сначала, а потом на смех, на позор перед народом выставил? Мне теперь стыдно на глаза людям показываться!.. Что мне делать теперь? Рука-то вон как боли-ит! Не дай пропасть! Господи-и!
– Пойди в лес, – услышал Лука. – Найди траву-змее-вник. Сделай отвар и семь дней и ночей мочи им руку. Гореть будет – холодным песком обкладывай.
– Это я знаю, – сказал Лука, – А ты сделай чудо, Господи, излечи в один миг!
Лука замер, глядя на руку. Опухоль не спадала, боль стучала по жилам, отдавалась в голове. Поднимался жар.
– Значит, и ты не можешь чуда сделать? – спросил Лука. В ответ – тишина, нарушаемая звоном ос и шорохом сосен.
– Кто же тогда говорит со мной?
– Я, – услышал он знакомый голос.
– Кто ты?
– Ну, я! – уже недовольно послышалось в ответ. – Иди за травой, не то сдохнешь.
Лука встал с колен и пошел в лес искать траву-змее-вник. Трава эта росла по солнечным полянам на гребнях увалов – как раз там, куда выползали греться змеи. Лука ступал осторожно, глядя под ноги и придерживая укушенную руку, как маленького ребенка. «Но если это не Бог, то кто же со мной разговаривает? – сосредоточенно думал он, тетешкая больную руку. – Ведь с которых пор его слышу! И сколь раз было: послушаюсь его – спасусь…»
Он вспомнил, как по приказу этого голоса ел дерьмо из камерной параши, и это помогло сбежать из тюрьмы. Потом, как вышибал себе глаз, – и это помогло: не взяли же его на фронт! «Почему он не говорит, кто он? – удивлялся Лука. – Нет сказать бы, и тогда бы я еще сильнее поверил!»
Лука нашел траву, заварил ее в котле и стал лечиться. Жар и боль разламывали голову, в глазах плыли красные голодные круги. За семь дней он так отощал и измучился, что без палочки не мог выйти из келейки. По ночам он бредил. Однажды почудилось, что пришел к нему Тимка Белоглазов с ломом в руках и закричал:
– А-а! Вот ты где, пес шелудивый! Сам в бега, а меня под тюрьму подвел?! Так вот же тебе, получай!
Глядь, а вместо лома в руках у Тимки – черная змея с разинутой пастью. Тимка выпускает ее на Луку, и змея начинает обвиваться вокруг его тела, вокруг шеи. Медленно так, плавно сжимает Луку, словно веревка, так что кости трещат. Потом змея заползает ему в рот и ползет по горлу, царапая чешуёй гортань. Лука пытается отбросить ее, вырвать изо рта, но Тимка бьет его по руке прутом и приговаривает:
– За одну змею сорок грехов долой! Бей ее, бей!
Лука очнулся, попил воды, перекрестился на иконы и снова бред. Чудится ему, что Христос с иконы сошел и протягивает ему ковш: «Пей, Лука, здесь питье чудотворное. Выпьешь – и все болезни твои кончатся». Лука принял ковш, но только воспаленные губы к его краю поднес – ахнул! Параша! Отбросил Лука парашу, а дерьмо на иконы плеснулось. «Так тебе и надо! – обрадовался он и захохотал. – Не подсовывай больному человеку! Заместо хлеба – камень даешь?»
На восьмые сутки, когда боль отошла и опухоль немного спала, Лука уснул. Ему снова показалось, что он бредит, но то был сон. Лука увидел себя стоящим на колодине посередине Макарихи. Вокруг народ, много народу, и все перед ним на коленях стоят, руки воздев. Кричат:
– Помилуй, Господи!
Лука удивился: вот как встречают его! Видно, он и в самом деле праведник! Но тут увидел Лука Давыдыч, что одеяние на нем странное: белая тряпка вокруг тела окручена, а сверху медная ряса надета. Над головой же сияет нимб, и лучи исходят.
– Помилуй! – кричат односельчане. – Денно и нощно молиться тебе будем!
Только тут Лука сообразил, что он не живой, а превратился в икону с жестяным окладом. Ни пошевелиться, ни глазом моргнуть. Проснулся Лука в поту, вскочил с лежанки, огляделся. Пусто кругом, осы на окне звенят, комары поют, сосны шумят. И есть хочется – страсть! Собаку бы с шерстью съел. В келейке же, как назло, ни корочки хлебца.
Взял он удочку и поплелся на озеро: может, карась на счастье клюнет. Нашел он червяка, наживил и только забросил – поплавок тут же в воду ушел. Потянул Лука – не идет, наоборот, к себе тянет. Ухватился он двумя руками, напрягся телом, поволок. Ох, видно, большая рыбина клюнула! Так и водит, так и режет леса воду. «Вот уж поем вдосталь!» Перекинул Лука удилище через плечо, навалился на него и выволок рыбу… Только на крючке почему-то маленькая плотвичка оказалась, с палец величиной. А тянула-то как!
Лука сдернул рыбку с крючка, вернее, крючок у нее из губы вынул, придавив плотвичку коленом к земле, и снова удочку забросил. Потом взял рыбу, подтянул к себе (пока на уху наловишь, так с голоду помрешь) и сжевал ее сырую живьем, без соли. И вдруг ощутил, как разливается по телу благость. Солнце светит, комары попискивают, тайга шумит, рыбку из озера вытащил – съел. Живи – не хочу! Живи и радуйся!
