Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы - Андрей Марчуков

В конце некролога были сформулированы «преступления», творившиеся под носом у некогда пламенного большевика. «Под знаменем борьбы за украинскую культуру буржуазно-националистические украинские, петлюровские элементы на деньги заграничных охранок работали над тем, чтобы оторвать Украину от Советского Союза, загнать украинских рабочих и трудовое крестьянство назад, в рабство… чтобы… заморить голодом, истребить сотни тысяч и миллионы трудящихся Украины». Ну а сам Скрыпник «пал жертвой национал-шовинистических элементов, окончательно запутавшись в своих связях с ними»[1247].

Надо отметить, что обвинения в адрес Н. Скрыпника (как, впрочем, и многих других «врагов народа», особенно в начале 1930-х гг.) были основаны на его подлинных взглядах, изложенных в печатных работах и устных выступлениях и воплощенных на практике. Скажем, доказательства того, что на Украине борьба велась только против великодержавного шовинизма, можно было легко получить из речей самого наркома. Он полагал, что местный национализм существует только из-за наличия великодержавного шовинизма и при устранении последнего (вот только где границы этому?) исчезнет почва и для национализма местного[1248]. Он также утверждал, что «только великодержавный шовинист может считать, что ленинизм и коммунизм может разговаривать только на русском языке»[1249] (стиль оригинала. – А. М.). В том, что бывший нарком мыслил национальными категориями, можно было легко убедиться, подсчитав, сколько раз в его речах и статьях употребляются слова «нация», «национальный», словосочетание «национальное дело» и т. д. «Нация стремится к единой цели – коммунизму», развитие национального самосознания необходимо для строительства социализма[1250] – эти и подобные часто встречающиеся в его выступлениях сентенции – яркое тому подтверждение. Теоретические выкладки Н. Скрыпника и деятельность Наркомпроса вполне соответствовали духу 1920-х гг., но явно устарели к 1933 г. Стоило внимательно прочитать труды наркома, и обвинительного материала хватило бы на десяток человек. Что уж говорить о практической работе руководимого им наркомата, через который идеи национал-коммуниста и его единомышленников воплощались в жизнь!

Кампании против украинского национального уклона

Осуждение Н. Скрыпника и его самоубийство лишь усилили кампанию по разгрому национального движения и «вычищению» врагов из всех сфер общественной жизни. Еще на Пленуме в июне 1933 г. П. Постышев заверил аудиторию в том, что «выкорчевывание разгромленного врага» будет продолжаться и дальше. Неудивительно, что наиболее «засоренными» вредительскими, контрреволюционными, националистическими «элементами» были названы Наркомпрос и вся система органов просвещения Украины[1251]. Поэтому их чистка велась ударными темпами. В ноябре того же 1933 г. на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) П. Постышев докладывал, что из системы Наркомпроса было вычищено свыше 2 тысячи «националистов» и «белогвардейцев», 300 научных работников, а из 8 центральных советских учреждений – свыше 200 руководящих работников не ниже уровня заведующих отделами и секторами[1252]. За 1933 г. в областных управлениях Наркомата по политическим мотивам оказалось заменено 100 % руководства, в районных – 90 %. 4 тысячи учителей были уволены как «классово враждебные элементы»[1253]. Чистка коснулась и сотрудников институтов. Из 29 директоров педагогических вузов было уволено 18, лишились места 210 преподавателей[1254].

Далеко не все из них были репрессированы. Но со временем, в связи с другими кампаниями, многие из тех, кто был просто освобожден от занимаемой должности, попадал в категорию подследственных, затем заключенных, а некоторые и расстрелянных. Масштабы чистки системы Наркомпроса, по словам В. Затонского, позволили нанести украинской контрреволюции губительный удар. Но в то же время, утверждал нарком, «из системы НКПр еще не вычищена вся… контрреволюционная сволочь», а значит, чистки должны были быть продолжены и дальше[1255].

Враги оказывались повсюду – в МТС, в колхозах, в органах Наркомзема (ведь они собирались «морить голодом» украинских трудящихся). По этим структурам, а также по всем организациям, связанным с сельским хозяйством (включая научные, например Всеукраинскую академию сельского хозяйства), прокатилась волна репрессий. На них возлагалась ответственность за «прорыв» на «хлебозаготовительном фронте» (так большевики предпочитали называть голод). Например, 27 апреля 1933 г. состоялось судебное заседание по делу раскрытого «украинского филиала вредительской организации» в системе органов Наркомзема. Не в последнюю очередь репрессии коснулись представителей сельской интеллигенции[1256].

Вообще, количество врагов, как и скорость их ликвидации, по сравнению с предыдущим периодом выросла в несколько раз. Если в 1930–1932 гг. было «раскрыто» три подпольные организации, то в 1933–1937 гг. – уже двенадцать[1257]. Останавливаться на них, равно как и подробно прослеживать ход репрессий в области культуры и чисток партийного и государственного аппарата, в данном случае не имеет смысла. Это особая, заслуживающая не одного серьезного исследования проблема. Но вкратце сказать о ходе чисток все же стоит.

Основным объектом в борьбе с украинским национализмом продолжала оставаться его главная носительница – интеллигенция. Помимо чистки системы образования, развенчания исторических школ, принципов разработки литературного языка и их философского обоснования, реорганизация затронула и литературу. Еще 23 апреля 1932 г. вышло постановление ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций». ЦК считал необходимым покончить с групповщиной в литературе, ликвидировать все ассоциации пролетарских писателей и объединить всех писателей, «которые поддерживают платформу советской власти и желают принимать участие в социалистическом строительстве» в один союз советских писателей (с созданием в нем коммунистической фракции). Аналогичные союзы предполагалось создать и в других областях искусств[1258]. Множество литературных организаций, а вместе с ними и плюрализм мнений, различные идейные установки уходили в прошлое.

Одновременно усилился контроль за идейным содержанием произведений. На Украине особенно внимательно следили за тем, как «инженеры человеческих душ» обыгрывают национальный вопрос. Скажем, роман М. Ивченко «Робітні сили» был квалифицирован как националистический, поскольку его основной идеей была «борьба за возрождение нации»[1259]. По решению ЦК КП(б)У были проверены планы книгоиздания и писательские кадры, определены «ненадежные» книги и авторы. Например, в 1933–1934 гг. был наложен запрет более чем на 200 произведений, квалифицированных как националистические[1260].

Не обошлось и без репрессий. Например, среди 148 участников уже упомянутой УВО были писатели О. Вишня (П. Губенко), Б. Антоненко-Давидович и др. В мае 1933 г. был арестован бывший боротьбист, член КП(б)У, ваплитовец и главный политический редактор Госиздательства Украины М. Яловой (Юлиан Шпола). 13 мая застрелился Н. Хвылевой. В своем предсмертном письме в ЦК КП(б)У (письмо не сохранилось, и его содержание известно со слов писателей – друзей Хвылевого, которые якобы успели его прочитать. При этом с достоверностью утверждать о его содержании не представляется возможным) он обвинял верхушку партии в перерождении, предательстве дела революции и украинского народа. Кстати сказать, литераторы удостоились особой «чести» – персонального процесса над группой писателя Н. Зерова (февраль 1936 г.). Среди арестованных оказались М. Драй-Хмара, М. Вороной, П. Филипович и др.[1261] Также был репрессирован и ряд единомышленников Н. Хвылевого из числа «новых европейцев».

Раскрытие тех или иных организаций только активизировало репрессии, вовлекая все новые группы интеллигенции в поле зрения советских спецслужб и выдвигая против них новые обвинения. Репрессии не минули ни одно учреждение или организацию. Чисткам подверглась высшая школа (ВУАН, ВУАМЛИН, научные институты и др.), НИИ строительства, Институт литературоведения имени Т. Г. Шевченко, Институт советского строительства и права, Институт украинской культуры имени Д. И. Багалия, музеи, особенно исторические[1262]. Не обошли репрессии стороной и работников системы среднего и специального образования, издательств (например, «Молодого большевика», «Руха», «Книгоспилки», Государственного издательства УССР, «Мистецтва»), сотрудников Киевского и Харьковского художественных институтов, театра «Березиль», возглавляемого известным режиссером галицийцем Л. Курбасом.