Избавитель. Том 2 (СИ) - Соколов Макс

— Со мной пойдут только Вайка и Дарси. Это дело травниц.

Остальные кивнули, и Лиша помогла женщинам спуститься по лестнице, по пути зажигая холодные химические лампы.

— Создатель, — выдохнула Дарси. Она много лет не спускалась в погреб с тех пор, как Бруна прогнала ее из учениц. Лиша значительно расширила подвал, и теперь он простирался под всем домом и почти всем двором. Вдоль стен основного помещения и множества боковых ответвлений высились расписные несущие колонны.

Там, где Бруна когда-то хранила горстку петард для корчевания упрямых пней да пару кувшинов с жидким подземным огнем, Лиша устроила поистине огромный склад.

— Здесь хватит огня, чтобы Лощина запылала ярче солнца, — проронила Вайка.

— А почему, по-твоему, я не хочу перебираться ближе к поселку? Я весь год по ночам варила подземный огонь и скручивала петарды.

— Почему ты никому не сказала?

— Потому что это никого не касается, — отрезала Лиша. — Я не потерплю, чтобы лесорубы или городской совет решали, как использовать огонь. Это дело травниц, и вы будете расходовать запасы бережно, пока я буду в отъезде. Не тратьте их впустую — только ради спасения чьей-то жизни. И пообещайте молчать как рыбы, а то я подолью вам зелье в чай и вы забудете, что вообще сюда приходили.

Женщины переглянулись. Не шутит ли она? Но Лиша не шутила и знала, что это видно по ее глазам.

— Клянусь, — сказала Вайка.

Дарси секунду помолчала, но сдалась.

— Клянусь солнцем, — пообещала она. — Но даже этого не хватит, если ты не вернешься.

Лиша кивнула и повернулась к столу, заваленному книгами:

— Секреты огня здесь.

Джардир широко улыбнулся при виде Лиши со свитой. Последняя оказалась неожиданно скромной для такой могущественной женщины: только родители Лиши, Рожер, великан Гаред и женщина-шарум Уонда.

— Дама придут в бешенство. — Аббан указал на Уонду. — Потребуют, чтобы она сдала оружие и прикрылась. Попроси ее остаться.

Джардир покачал головой:

— Я пообещал Лише, что она сама выберет сопровождающих, и сдержу слово. Нашим людям пора привыкать к обычаям племени Лощины. Возможно, показать им женщину, которая сражается на алагай’шарак, — неплохое начало.

— Если она хорошо себя проявит, — заметил Аббан.

— Я видел, как она сражалась. Если ее обучить, она станет не хуже любого шарума.

— Осторожнее, Ахман, — предостерег Аббан. — Не вынуждай людей меняться слишком быстро, иначе многие отвергнут перемены.

Джардир кивнул, прекрасно понимая, что Аббан прав.

— На обратном пути в Дар Эверама держись рядом с Лишей под предлогом обучения нашему языку, — велел он. — Она сама об этом попросила. Мне не подобает слишком усердно ухаживать за ней, но тебя землепашцы примут благосклонно.

— Уж всяко лучше, чем даль’шарумы, — пробормотал Аббан.

Джардир кивнул:

— Я хочу знать о ней все. Какие блюда она предпочитает, какие запахи ей нравятся. Все!

— Разумеется. Ты можешь на меня положиться.

Пока даль’шарумы снимали лагерь, Аббан, хромая, подошел к фургону, в котором ехала Лиша с родителями. Аббан с удивлением обнаружил, что женщина сама правит лошадьми — не держит прислуги и не чурается работы. Он еще больше зауважал ее.

— Можно с тобой, госпожа? — поклонился он. — Мой господин велел научить тебя нашему языку, как ты просила.

Лиша улыбнулась:

— Конечно, Аббан. Рожер может ехать на лошади.

Рожер, сидевший рядом с ней на козлах, скривился и застонал.

Аббан низко поклонился, опираясь на костыль. Дама’тинг оказалась права: нога не зажила до конца и подводила его в самое неподходящее время.

— Если хочешь, сын Джессума, можешь сесть на моего верблюда, — предложил он, указав на привязанное животное. Рожер с сомнением посмотрел на верблюда, но увидел мягкое сиденье под пологом — просторное и богато украшенное. Его глаза блеснули.

— Верблюд очень смирный и будет идти за другими животными без понуканий, — добавил Аббан.

— Ну, если ты так настаиваешь…

— Ты окажешь мне великую честь.

Рожер схватил скрипку, кувырком соскочил с телеги и подбежал к верблюду. Аббан, конечно, солгал: верблюд был, мягко говоря, злонравным. Но едва он плюнул в Рожера, как тот поднял скрипку и с легкостью успокоил животное, словно алагай. Ахману дорога Лиша, но и Рожер — бесценное сокровище.

— Аббан, можно тебя спросить? — Лиша прервала его размышления.

— Конечно, госпожа.

— Ты ходишь с тростью с рождения?

Аббан был неподдельно удивлен ее дерзостью. Соотечественники либо высмеивали, либо не замечали его немощь. Никому не приходило в голову интересоваться у хаффита деталями.

— Нет, я родился здоровым. Я повредил ногу во время Ханну Паш.

— Ханну Паш?

Аббан улыбнулся:

— Вот с этого и начнем твое обучение. — Он забрался на козлы и сел рядом с ней. — На вашем языке это означает «жизненный путь». Всех красийских мальчиков в юном возрасте забирают у матерей и отводят в шарадж… учебную казарму племени, чтобы узнать, какую долю им назначил Эверам — шарума, дама или хаффита.

Он постучал костылем по искалеченной ноге.

— Это было неизбежно. Я с первого дня знал, что не гожусь в воины. Я родился хаффитом, и… тяготы Ханну Паш это подтвердили.

— Чепуха, — возмутилась Лиша.

Аббан пожал плечами:

— Ахман тоже так думал.

— Неужели? — удивилась она. — А по его обращению с тобой и не скажешь.

Аббан кивнул:

— Пожалуйста, прости его за это, госпожа. Нас с господином забрали на Ханну Паш в один день, и он не раз противился воле Эверама, таща меня через Каджи’шарадж на собственной спине. Он давал мне шанс за шансом, а я подводил его в каждом испытании.

— Это были справедливые испытания? — спросила Лиша.

Аббан рассмеялся:

— На Ала нет справедливости, госпожа, а в жизни воина — и того меньше. Ты или слаб, или силен. Либо кровожаден, либо набожен. Смел или труслив. Ханну Паш открывает в мальчике мужчину, и в моем случае ошибки не было. В глубине души я не шарум.

— Тебе нечего стыдиться.

— Верно, и я не стыжусь, — улыбнулся Аббан. — Ахман высоко меня ценит, но ему… не подобает прилюдно быть добрым ко мне.

— Это всегда подобает, — возразила Лиша.

— Жизнь в пустыне сурова, госпожа, и мой народ тоже стал суровым. Умоляю, не суди нас, пока не узнаешь как следует.

— За тем и еду. А пока позволь мне тебя осмотреть. Возможно, я смогу подлечить твою ногу.

Аббан живо представил, как на глазах у Ахмана спускает перед Лишей свои шелковые штаны. После этого его жизнь не будет стоить и мешка с песком.

Купец отмахнулся.

— Я хаффит, госпожа, и не достоин твоих забот.

— Ты такой же человек, как и все! И если ты хочешь оставаться при мне, то я не потерплю утверждений обратного.

Аббан поклонился.

— Когда-то я знавал землепашца, который считал так же, — небрежно заметил он.

— Неужели? Как его звали?

— Арлен, сын Джефа, из клана Тюков из Тиббетс-Брука, — ответил Аббан и заметил, что глаза Лиши вспыхнули узнаванием, хотя лицо осталось бесстрастным.

— Тиббетс-Брук находится далеко отсюда, в герцогстве Милн, — сказала она. — Мне не доводилось встречать жителей тех краев. Расскажи о нем.

— У нас его называли Пар’чином, «храбрым чужаком». Он чувствовал себя как дома и на базаре, и в Лабиринте шарумов. Увы, он уехал из нашего города много лет назад и не вернулся.

— Возможно, вы еще встретитесь.

Аббан пожал плечами:

— Инэвера. Если это угодно Эвераму, я буду рад повидать старого друга и убедиться в его благоденствии.

Они ехали вместе до самого вечера и говорили о чем угодно, только не о Пар’чине. Упорное молчание Лиши поведало Аббану о многом.

Фургон замедлял движение отряда. На закате даль’шарумы не могли пустить коней вскачь, а значит, становились уязвимыми для демонов. Ахман приказал остановиться и разбить лагерь. Аббан ставил шатер, когда Ахман его вызвал.