Миры Джона Уиндема, том 4 - Джон Уиндем

Он полюбил марсиан, тихая, мирная жизнь которых и философский взгляд на вещи помогали справиться с беспокойством и умеряли пыл. Довольно быстро ему стало ясно: то, что земляне считают марсиан ленивыми и изнеженными дикарями, объясняется несовпадением точек зрения, непониманием чужого образа мыслей. Берт постарался приноровиться к местным условиям и привычкам. Вдобавок, он догадался, что сможет обеспечить себе пропитание, если будет выменивать у аборигенов еду на сковородки и кастрюли.

Вот так он и жил: бродяжил, чинил, поправлял, нигде подолгу не задерживаясь. И лишь недавно осознал, что беспокойство, которое им владеет, скитаниями по свету не унять.

Берт настолько углубился в размышления, что не заметил, когда Анника замолчала и вернулась к работе. Он очнулся, лишь услышав:

– Вон они идут.

Первыми показались двое мужчин, которые шагали, опустив головы, и о чем-то переговаривались между собой. Узкие плечи, хилые тела – по земным меркам; впрочем, Берт воспринимал их иначе – как хорошо сложенных, крепких и выносливых мужчин. Следом шли женщины. Гуйка несла на руках младшего из своих детей, двое других держались за руки ее сестры, которая весело смеялась. Берт прикинул, что Гуйке сейчас, по земному счету, лет двадцать пять; а Заило года на четыре моложе. Как и на матери, на них не было никакой одежды, кроме расшитых желтыми нитками юбок. Волосы точно так же собраны в высокие пучки и заколоты серебряными шпильками. Все движения молодых женщин были исполнены изящества. Берт не сразу узнал Заило: когда он навещал семью Анники в прошлый раз, да и до того, девушки не было дома, а за минувшие годы она изменилась столь сильно, что в его растерянности не было ничего удивительного.

Заметив Берта, Таннак ускорил шаг и радостно приветствовал землянина. Вскоре его окружили и все остальные; как обычно, вид у них был такой, словно они пытаются вспомнить, как Берт выглядел при прошлой встрече.

Анника собрала с камня молотое зерно и скрылась в дверном проеме. Все прочие последовали за ней. Судя по их улыбкам и веселым голосам, они искренне радовались появлению Берта.

За едой Таннак принялся перечислять все, что требовало починки. Берт прикинул, что особых сложностей, судя по всему, не предвидится. Вообще странно получается: землянину, чтобы заменить и устранить какую-нибудь мелкую неисправность, нужно, как правило, минут пять-десять, а марсиане могут проломать над ней головы целый день – и все попусту. Вдобавок они ни за что не станут изобретать новых подручных средств – зачем, когда есть старые? Такими уж уродились. Может быть, эта черта характера, заодно с несвойственной землянам пассивностью, объясняется тем, что марсиане никогда не были на своей планете господствующей расой (до тех пор, пока господствовать стало практически не над кем)? Марсом правили загадочные Великие, которые построили каналы, обрушившиеся ныне башни и превратившиеся в пыль города; Великие, которые исчезли сотни, если не тысячи лет назад и под властью которых, похоже, не надо было ничему учиться: чего ради, если Великие могут сотворить что угодно? И древняя традиция ничегонеделания продолжает существовать по сей день. Порой Берту казалось, что здесь присутствует нечто вроде подсознательного табу. Марсиане поминали Великих чуть ли не через слово… Любопытно бы узнать, кто такие Великие на самом деле и как они выглядели; но спросить не у кого, никто не ответит.

После еды Берт вышел наружу, развел костерок и достал из мешка инструменты. Марсиане принесли ему дырявые кастрюли, сломанную мотыгу и прочую домашнюю утварь, что требовала ремонта, и разошлись по своим делам. С Бертом остались лишь трое детей, которые, сидя на земле, наблюдали за его работой, поглаживали мельтешивших у костра банникуков и забрасывали землянина вопросами. Им хотелось узнать, почему он не такой, как Таннак и другие мужчины, почему носит куртку и штаны, зачем нужна борода.

Берт начал рассказывать о Земле. Огромные густые леса, зеленые, холмы, громадные облака, что плывут по голубому небу, лазурные морские волны с белыми барашками пены, горные ручьи, местности, где нет никаких пустынь, где по весне повсюду распускаются цветы, древние города, маленькие деревушки… Дети мало что понимали, а верить, пожалуй, почти совсем не верили, однако внимательно слушали. Берт настолько увлекся, что вспомнил об их присутствии, лишь когда подошедшая к костру Анника отослала детей к матери.

Ребятишки убежали, а женщина присела рядом с Бертом.

Солнце клонилось к закату, становилось все прохладнее, однако Анника, по-видимому, этого не замечала.

– Плохо быть все время одному, землянин, – сказала она. – В молодости еще можно позволить себе такую роскошь, но в зрелом возрасте пора образумиться.

Берт хмыкнул.

– Мне нравится быть одному, – отозвался он, не поднимая головы.

Анника глядела вдаль, на мерцающие колокольцы и на зеркальную гладь канала

– Когда Гуйка и Заило были маленькими, ты тоже рассказывал им о Земле, но иначе, чем сейчас. В те дни ты описывал большие города, в которых жили миллионы землян; громадные корабли, что выглядели по ночам ярко освещенными замками; машины, передвигавшиеся по земле с небывалой скоростью или летавшие над ней; голоса, передававшиеся по воздуху, и прочие чудеса. А иногда начинал распевать странные, бестолковые земные песенки, чтобы насмешить девочек. Но сегодня ты говорил о другом

– Говорить можно о многом. Повторяться вовсе не обязательно, верно?

– Важно не то, о чем ты рассказываешь, а то, почему ты это делаешь, – проговорила Анника.

Берт подул на уголья и поставил на них подлатанную кастрюлю. Он ничего не ответил

– Во вчерашнем нет будущего. Нельзя жить вспять, – продолжала женщина.

– Будущее! Разве у Марса есть будущее? Он дряхлеет, умирает, и мы умираем вместе с ним, – бросил Берт.

– А разве Земля не начала умирать с того самого мгновения, как стала остывать? Однако на ней возникла не одна цивилизация…

– Ну и что? – с горечью в голосе спросил Берт. – Где они теперь?

– Если так рассуждать, лучше и не рождаться на свет.

– Может быть.

Женщина посмотрела на него:

– На самом деле ты так не думаешь.

– Ошибаешься. В моем положении думать по-другому не получается.

Над побережьем сгущались сумерки. Берт забросал уголья камнями и принялся собирать инструменты.

– Оставайся с нами, землянин, – предложила Анника. – Тебе пора отдохнуть.

Он изумленно уставился на нее, потом, скорее неосознанно, чем по зрелом размышлении, покачал головой. Давным-давно убедивший себя в том, что его удел – скитаться по свету, он предпочитал не задаваться вопросом, насколько в нем сильна тяга к странствиям.