Генерал Абакумов. Палач или жертва? - Олег Смыслов

— Ничего особенного здесь нет, потому что он — враг. Мы можем и бить арестованных — в ЦК ВКП(б) меня и моего первого заместителя Огольцова неоднократно предупреждали о том, чтобы наш чекистский аппарат не боялся применять меры физического воздействия к шпионам и другим государственным преступникам, когда это нужно.

Арестованный есть арестованный, а тюрьма есть тюрьма. Холодных и теплых камер там нет. Говорилось о каменном полу — так, насколько мне известно, пол везде каменный. Я говорил следователю, что нужно добиваться от арестованного правды, и мог сказать, чтобы тот не заводил нас в дебри.

Автор документальной повести «Голгофа» Кирилл Столяров комментирует этот поединок так: «Надо сказать, что силы при допросе оказались неравными. Заместитель Генерального прокурора Мокичев был правоведом высшей квалификации с аттестатом профессора, тогда как, напоминаю, образовательный багаж Абакумова ограничивался четырьмя классами начальной школы. И все же у меня исподволь сложилось впечатление, что в протоколах допросов их следовало поменять местами — уж больно все это похоже на диалог профана с жестким, вполне компетентным собеседником».

Во время допросов Виктор Семенович, признавая свои ошибки, недостатки и неудачи в чекистской работе, больше ни в чем не считал себя виновным. Аргумент у него действительно был сильнейший: «Я был весь на глазах ЦК ВКП(б). Там повседневно знали, что делается в ЧК». Ну что тут скажешь в ответ, как возразишь?

В одиночной камере бывший министр пишет письмо ЕМУ:

«Теперь по поводу заявления тов. Рюмина о том, что я якобы намекнул Этингеру, чтобы он отказался от показаний по террору. Этого не было, и быть не могло. Это неправда. При наличии каких-либо конкретных фактов, которые дали бы возможность зацепиться, мы бы с Этингера шкуру содрали, но этого дела не упустили бы. Должен прямо сказать Вам, товарищ Сталин, что я сам не являюсь таким человеком, у которого не было бы недостатков. Недостатки имеются и лично у меня и в моей работе. В то же время с открытой душою заверяю Вас, товарищ Сталин, что отдаю все силы, чтобы послушно и четко проводить в жизнь те задачи, которые Вы ставите перед органами ЧК. Я живу и работаю, руководствуясь Вашими мыслями и указаниями, товарищ Сталин, стараюсь твердо и настойчиво решать вопросы, которые ставятся передо мной. Я дорожу тем большим доверием, которое Вы мне оказываете за все время моей работы как в период Отечественной войны в органах Особых отделов и СМЕРШ, так и теперь — в МГБ СССР.

Я понимаю, какое большое дело Вы, товарищ Сталин, мне доверили, и горжусь этим, работаю честно и отдаю всего себя, как подобает большевику, чтобы оправдать Ваше доверие. Заверяю Вас, товарищ Сталин, что какое бы задание Вы мне не дали, я всегда готов выполнить его в любых условиях. У меня не может быть другой жизни, как бороться за дело товарища Сталина.

Виктор Семенович не случайно избегает некоторых слов («арест», «тюрьма»). С момента ареста прошло около трех недель, и он еще верит в то, что вождь разберется и объявит его невиновным.

Но тот, перед кем почтительно поклонился из одиночной камеры Виктор Семенович, получив это письмо, прочитал и оставил его у себя. А через 20 дней Мокичев получил указание лично от Маленкова, переданное через нового министра госбезопасности С. Игнатьева: 20 августа 1951 г. «послать товарищу Сталину протокол допроса Абакумова».

Не знал Виктор Семенович, сидя в тюрьме, что с июля 1951 года по сентябрь 1952 года из рядов МГБ вычистили 42 тыс. человек, 600 агентов исключили из агентурных сетей на Украине, в Белоруссии и в Прибалтике, 3 тыс. человек уволили за несоблюдение законности или нарушение дисциплины, 1583 уволили за профессиональную непригодность, остальных — по другим причинам.

Вычищение ставленников Абакумова было скрытой причиной этой чистки. Официально: улучшалась работа и оперативные способности госбезопасности. Новый министр госбезопасности Семен Денисович Игнатьев охарактеризовал МГБ как «косную, раздутую бюрократическую» структуру.

Игнатьеву было сорок семь лет. В партии с 1926 года. В 1935-м окончил Всесоюзную промышленную академию, и сразу же его взяли на работу в промышленный отдел ЦК. С 1937-го — секретарь Бурят-Монгольского обкома партии, с 1943-го — первый секретарь Башкирского обкома партии, с 1946-го — первый заместитель начальника Управления по проверке партийных кадров, с 1947-го — секретарь ЦК Белоруссии по сельскому хозяйству и заготовкам, с 1949-го — секретарь среднеазиатского бюро ЦК и уполномоченный ЦК по Узбекской СССР, с 1950-го — заведующий отделом партийных, профсоюзных и комсомольских кадров ЦК.

По характеру мягкий человек и робеющий перед Сталиным. По свидетельству очевидца, он «полностью подчинялся требованиям вышестоящего руководства» и «беспрекословно выполнял любые указания».

Леонид Млечин в своей книге подчеркивает: «Мягкость Игнатьева не распространялась на арестованных, которых он приказал бить и пытать». Этим сказано все!

Но вернемся к допросам бывшего министра.

Мокичев снова вызывает Абакумова.

— Почему рассмотрение дел и сроки следствия в МГБ недопустимо затягивались?

— Действительно, есть такие дела, которые затягивались, — отвечает Виктор Семенович. — Делалось это по специальному указанию ЦК ВКП(б) или же диктовалось оперативными соображениями.

Приведу примеры: имеется дело генерала Телегина и других — 8 человек. Дело это весьма важное и его впредь тоже следует держать и не заканчивать. Оно связано с маршалом Жуковым, который является очень опасным человеком.

Мокичев все понимает и задает другой вопрос:

— Вашими сотрудниками систематически нарушалось постановление ЦК ВКП(б), согласно которому необходимо оформлять каждый протокол допроса. С какой целью нарушалось постановление от 17 ноября 1938 года?

Виктор Семенович и здесь непреклонен:

— Пора ставить перед ЦК вопрос об его отмене, оно устарело.

— Ответьте, почему на допросах следователи МГБ делали лишь черновые заметки, а впоследствии составлялись «обобщенные» протоколы?

— В следственной части по особо важным делам есть хорошие следователи, но такие, которые не умеют писать. И есть, напротив, грамотные следователи, которые не умеют допрашивать. Отсюда и «обобщенные» протоколы.

Коротко и ясно. Но следует еще вопрос:

— Кому поручалось составление «обобщенных» протоколов?

— Леонову — как руководителю следственной части по особо важным делам, Шварцману — как его заместителю и грамотному человеку…