Том 6. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть аторая - Эрнест Лависс

Вюрц, со СЕоей стороны, был бесспорным главой органической химии. В 1849 году он сделал открытие сложных аммиачных соединений, явившееся блестящим подтверждением учения о типах. В 1856 году, через два года после того как Вертело установил трехалкогольную функцию глицерина, Вюрц открыл гликол, функция которого двухалкогольна. Это открытие послужило отправной точкой целого ряда работ, классификаций и новых открытий как во Франции, так и за ее пределами. Упомянем мимоходом о многочисленных исследованиях Кагура (1813–1891) над ароматическим рядом; об органо-металлических соединениях профессора Гофмана (1818–1892)[254], творца промышленного производства красок, добываемых из каменноугольной смолы; назовем также Вильямсона, открывшего смешанные эфиры; его соотечественника Франкленда, работавшего над определением состава алкоголей и их производных, и т. д.

Вюрц ревностно отдался пропаганде так называемой атомной теории с идеей различных валентностей простых тел и системы знаков, позволяющей наглядно изображать нередко очень сложный состав органических тел. Он всю свою жизнь ратовал за устранение из школьного курса эквивалентных обозначений, в сущности чисто условных, но сохранявшихся в силу рутины до весьма недавнего времени. Атомная система обозначает символом каждого элемента массу этого тела, которая занимала бы в газообразном состоянии такой же объем, как и известная масса (2 грамма) водорода, причем это последнее тело принимается за образец; следовательно, в принципе эта система показывает состав в объемах тел. Сопротивление, встреченное ею, обусловливалось более или менее рискованными гипотезами, связанными с идеями Дальтона, от которых она лишь постепенно отходила и которые послужили причиной частых споров между Вюрцем и Сент-Клер Девшем. Если эти гипотезы представляют в настоящее время лишь исторический интерес, то все же следует признать, что они оказали огромную услугу научному прогрессу.

Вертело, долгое время остававшийся простым лаборантом Валара в Коллеж де Франс, занял в 1859 году кафедру органической химии в Высшей фармацевтической школе. В 1864 году для него учредили кафедру в Коллеж де Франс. Он уже закончил к этому времени свои бессмертные труды по синтезу органических соединений, навсегда изгнавшие из науки понятие жизненной силы, которая, будто бы, необходима и играет решающую роль в образовании этих соединений.

Синтез алкоголя и элементов жирных веществ относится к 1854 году. Через несколько лет был достигнут — при использовании вольтовой дуги — синтез ацетилена (углеводород), который позволяет воспроизводить с помощью обыкновенных химических реакций все органические соединения.

С 1865 года Вертело читал курс в Коллеж де Франс и издавал свои первые Лекции по термохимии. Таким образом он закладывал основы, на которых химическая наука должна была перестроиться в соответствии с обновлением физики. Если выделение или поглощение теплоты при химических реакциях и побуждало к измерениям, произведенным Лавуазье и Лапласом, если идея превращения энергии все более победоносно вторгалась в пауку, то задача, принятая на себя Вертело, была тем труднее, ибо требовалось не больше не меньше как определить законы, которые позволили бы наверняка предсказывать всевозможные реакции; но формулы этих законов, а равно и численные определения, необходимые для их приложения, могли быть получены лишь из длинного ряда точных опытов, ибо теоретическая концепция, приводившая к этим исследованиям, не давала решительно никаких указаний относительно результатов, даже в самой общей форме.

Но дело своей жизни славному ученому предстояло завершить в последующие десятилетия, о которых мы здесь говорить, не будем. С Пастором нам также надо будет на время расстаться, пе обрисовав до конца его блестящего поприща.

Поприще это началось замечательной работой по вопросу, входящему в область физики и возбудившему внимание Митчерлиха: почему соль виннокаменной кислоты не оказывает никакого влияния на поляризованный свет? Пастер показал, что эта соль в действительности состоит из двух солей, которые могут быть отделены, так как обладают взаимнопротивоположной диссиметрией и потому оказывают противоположное действие на плоскость поляризации света. Вынужденный этой работой изучить видоизменения диссиметрии при брожении виннокаменной кислоты, он занялся исследованием брожения вообще.

В то время пользовалась общим признанием теория Либиха, предложенная в 1839 году. Брожение есть медленная реакция между кислородом воздуха и органическим веществом. Вещество это, находящееся в состоянии разрушения (фермент), сообщает соприкасающимся с ним и подверженным брожению соединениям процесс разложения, которым охвачено оно само. В общем, речь идет о чисто химическом явлении, аналогичном реакции между неорганическими телами.

Оперируя над средой, совершенно освобожденной от всякого вещества, которое можно было бы считать ферментом в либиховском смысле, введя туда лишь несколько миллиграммов дрожжей (т. е. растительных клеток) и вызвав таким образом правильное брожение, Пастер экспериментальным путем доставил торжество совершенно противоположному взгляду. Фермент есть живое существо (растительное или животное — микроб), которое способно размножаться в благоприятной среде. Брожение есть результат химического действия, которое это существо, чтобы иметь возможность жить, оказывает на окружающую среду, — действия, характер которого зависит от химических явлений; ареной этих явлений служит сам фермент, поскольку он — живое существо.

Вместе с тем Пастер провел знаменитый диспут, произведший много шуму и закончившийся для него блестящим триумфом.

Вера в самопроизвольное зарождение низших существ была освящена могущественными авторитетами, хотя и ве опиралась ни па один научно обоснованный факт. В 1858 году Пуше, видный ученый, директор Руанского музея, решил, что ему удалось посредством опытов, с виду безупречных, констатировать факты самопроизвольного зарождения. Со своим глубоко добросовестным отношением к экспериментальной точности Пастер показал, каким образом зародыши могли проникнуть в закрытые сосуды Пуше: он неопровержимо установил, какие предосторожности необходимы и достаточны для того, чтобы убить зародыши или воспрепятствовать им проникнуть в приборы; он показал, что во всех тех случаях, когда принимались эти предосторожности, самопроизвольное зарождение не наблюдалось ни разу; что, наконец, факты, на которые ссылались его противники, всегда должны объясняться либо предварительным нахождением микроскопических зародышей в употребляемой при экспериментах среде, либо проникновением зародышей, носящихся в атмосфере.

Естественные науки: учение об эволюции. Таковы были труды, славного ученого за первые пятьдесят лет жизни. Во второй половине своей научной деятельности, настойчиво занимаясь изучением роли, какую играют в природе микробы, на которые он обратил внимание ученого мира, Пастер, и конце концов, произвел полный переворот в медицинских теориях и практических приемах хирургии. Уже труды, совершенные им до 1870 года, представляли чрезвычайную важность для биологических наук. Они осветили ярким светом связь между биологическими и химическими явлениями, подобно тому как труды Вертело выяснили отношения между физическими и химическими явлениями. Так подготовлялся синтез наук о природе, который XIX век предоставил довершить XX веку, предварительно сильно двинув вперед это великое дело.

Но в рассматриваемый нами период первое место в мышлении натуралистов начинает занимать другой вопрос не меньшей философской важности.

В 1859 году появилась знаменитая книга Происхождение видов Чарльза Дарвина (1809–1882). Это был плод более чем двадцатилетних размышлений, начавшихся во время научного путешествия (1831–1836), совершенного им в молодости (экспедиция корабля «Вигль» на Огненную Землю). Не доверяя собственным выводам, он довольствовался медленной обработкой своих исследований по искусственному отбору (Изменения животных и растений в домашнем состоянии, 1858), когда присылка переработанной диссертации его соотечественником Уоллесом и советы, полученные в связи с этим от Лайелля и Гукера, побудили Дарвина к изложению собственных взглядов.

Собственно Дарвину принадлежит введение в выдвинутую еще Ламарком эволюционную доктрину той мысли, что при борьбе за жизнь случайные, но благоприятные для вида изменения сохраняются и развиваются путем наследственности и что таким образом совершается естественный подбор наилучше одаренных специфических форм. С первых дней своего появления трансформизм привлекал к себе внимание многих ученых, но до выступления Дарвина еще никто не сумел найти формулы, столь удобной для выражения целесообразности в природе, никто не умел в такой степени сделать свою систему столь понятной благодаря ясности изложения, столь неопровержимой благодаря тщательному подбору доказательств, приведенных в ее защиту. Учение об эволюции как-то сразу заинтересовало широкую публику; яростное противодействие, встреченное новой теорией со стороны англиканского духовенства, только способствовало увеличению ее популярности. Адепты учения об эволюции в пылу полемики сообщили ей всеобъемлющий характер, отнюдь пе соответствовавший первоначальной мысли Дарвина. В то время как этот последний — бесспорно один из наименее шумливых и наиболее скромных ученых нашего времени — терпеливо продолжал остроумные наблюдения, описанные в его последних трудах, Гёксли, Карл Фогт (ум. в 1894 г.) и Геккель изо всех сил старались ускорить победу нового евангелия. Во Франции лишь младшее поколение ученых стало примыкать к новой теории, но доводы, выдвинутые против трансформизма Флурансом и Катрфажем, были бессильны остановить движение умов. Дельные возражения появились только тогда, когда пыл полемики остыл и когда в торжествующей доктрине пожелали увидеть ключ к полному пониманию мира. Признано было, что теория, принадлежащая собственно самому Дарвину, должна оставаться на той строго научной почве, на которую он ее поставил. Теория эта, не указывая никакой причины для мелких случайных изменений, ведущих за собой естественный отбор, меньше удовлетворяла философа, чем даже теория Ламарка, объяснявшего эволюцию влиянием среды. В сущности, опа не освещает основную проблему о происхождении жизни; тем не менее теория Дарвина остается одним из замечательнейших фактов в умственной истории XIX века[255].