В когтях неведомого века - Андрей Ерпылев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Такетх! – позвал Афанасий товарища по несчастью, лежавшего, как он знал, в соседнем гробу. – Ты живой?..
Льняные бинты, добротно спеленавшие тело, не слишком давили, но и не позволяли вздохнуть полной грудью. Да это бы и не получилось, поскольку под плотно пригнанной крышкой саркофага воздуха было – всего ничего. Ко всему прочему нестерпимо хотелось «до ветру»…
– Живой… – едва‑едва донеслось до него. – Пока живой… Ну что? Добился ты славы и богатства? Наслаждаешься?
– Уж ты бы не подкалывал… Думаешь, я не понял, кто донос в столицу накатал?..
Харон надулся и надолго замолчал. Однако воздуха под крышкой оставалось все меньше и меньше, а вместе с ним – жизни.
– Такетх! – рыдающим голосом выкрикнул Харюков. – Ты меня слышишь?
– Слышу, – глухо ответил тот после некоторого молчания. – Чего тебе?
– Прости меня, Такетх! Прости по‑христиански.
– Я не христианин. Но все равно прощаю… Да и ты меня тоже прости.
– Как думаешь, долго проживем?
– Я слышал, что долго будем мучиться…
Оба замолчали.
«А чего ждать? – отчаянно решил Афанасий. – Лучше уж самому…»
Решить‑то хорошо, но как это сделать… В буквальном смысле руки на себя не наложишь – к телу притянуты. Голову о гроб разбить? Не получится. Под головой – мягкая подушка, до выпуклой крышки не дотянешься. Оставалось одно – перестать дышать…
Харон выдохнул, сколько мог, и плотно стиснул губы. Поначалу все пошло отлично, но потом организм, не желающий умирать, взбунтовался…
«И не задавишься! – часто дыша отравленным воздухом, казавшимся теперь чистейшим и желаннейшим, зло подумал дьяк. – Грешная плоть у меня сильнее духа… Черт!»
И тут же, не веря себе, почувствовал, как тяжеленная крышка саркофага дрогнула и, скрипя камнем по камню, поползла в сторону, пропуская внутрь божественно чистый воздух.
«Чудо! Неужели князь сжалился над нами? Да сейчас – хоть на плаху, лишь бы не снова в тесную домовину… А может, это Такетх каким‑то образом освободился?»
– Такетх! Это ты? – крикнул он.
– Чего «я»? – по‑прежнему издали откликнулся строитель. – Я ничего. А ты чего?
Но крышка продолжала двигаться! И двигалась до тех пор, пока не рухнула с грохотом на пол гробницы. Теперь уже забеспокоился другой пленник, заживо погребенный:
– Афоня? Это ты там шумишь? Тебе освободиться удалось? Помоги мне! Век благодарен буду, помоги!
А над хароновским отверстым гробом склонилось чье‑то слабо светящееся в темноте лицо…
* * *
– Кто это?
– Не узнаешь? – улыбнулся незнакомец с текучим, неуловимо изменяющимся все время лицом. – А я за обещанным тобой пришел…
– За обещанным мной? – Харон сразу все понял: ночь, незнакомец, договор… – Но я же жив еще!
– На место крышку поставить? Я подожду немного.
– Нет, ты обещал, что я умру СВОЕЙ смертью!
– Да? – Нечистый дух задумался. – А ведь верно! Хитер ты, человечишка… – с некоторым уважением протянул он. – Жду не дождусь тебя в своих владениях. Ну – пока, помирай СВОЕЙ смертью…
– Как же своей! Связанный?
– Тебе бы адвокатом быть, – непонятно буркнул черт и когтем, внезапно удлинившимся, словно сабельный клинок, чиркнул вдоль тела лежащего.
Тот испуганно ойкнул, ожидая резкой боли, но адское лезвие рассекло лишь слипшиеся от бальзамирующих смол и благовоний бинты. Щелчок пальцами, и по всей погребальной камере вспыхнули светильники, осветившие груды всякого добра, сваленные вокруг двух саркофагов.
– Бывай, дьяк. До скорой встречи.
Нечистый начал медленно таять в воздухе.
– Стой! А вытащить меня отсюда!
– А вот тут я пас. – Полупрозрачный уже черт развел руками. – В договоре об этом не было ни слова. Живи тут. Воздух поступает, еды и питья для покойников египтяне запасают много… Помрешь, словом, своей смертью, как и договаривались.
Он улыбнулся в тридцать два белоснежных зуба и пропал окончательно. Последней растаяла улыбка…
Афанасий понял, что чудеса закончились. Он полежал еще немного, выбрался из чуть не ставшего для него настоящим гробом каменного ящика, с шипением отодрал приставшие к телу бинты и прошлепал босиком к такетховскому «пристанищу».
Пакостную мыслишку оставить того в гробу навсегда он отбросил сразу: кто знает – может быть, за благое дело хоть малая толика грехов с него снимется? Да и вдвоем в подземелье время коротать веселее, чем в одиночку… К тому же не зароешь покойника в каменном полу… Да и вдруг наружу прокопаться получится – лишняя пара рук не помешает… Да и…
Так и не додумав резона, он уперся всем телом в крышку.
«А вдруг не сдюжу?..» – мелькнула паническая мысль.
Но силенок у жилистого мужика, в свое время походившего за сохой, хватило, и, дрогнув, камень сдвинулся…
35
Все хорошо, что хорошо кончается.
Воин, пробежавший первую в мире марафонскую дистанцию
– Леплайсан! Вы живы! – чуть не кинулся на шею чудесным образом воскресшему другу Георгий, позабыв и про чудовищного любителя загадок, замершего в каталепсии, и про стреноженных психов, и про все на свете. – Как вам удалось спастись?
– Да очень просто. – Экс‑шут пожал плечами. – Любой противник кажется неуязвимым лишь на первый взгляд. Уязвимое место находится у любого – нужно только уметь искать… Скажите лучше – здесь есть какое‑нибудь оружие? А то моя шпага сейчас не длиннее вашего стилета, месье Кот.
Он продемонстрировал эфес с коротеньким, не длиннее пяди, клинком.
– Да выбирайте любое! – Жора широким жестом указал на груды всяческого барахла, приготовленного для загробной жизни, среди которого встречалось и холодное оружие.
В этот момент Сторож шевельнулся и, оборвав со стены бронзовую пластину, испещренную иероглифами, задумчиво сунул ее в пасть и захрустел, как гусеница капустным листом. Арталетов успел различить лишь строчки:
Азаром красным Солнце встало,
Амон‑Гин встал, открыл…
Остальное, к сожалению, уже исчезло навсегда.
«Где‑то я уже читал подобное…»
– Кстати, – Леплайсан, забраковав уже три или четыре «живопырки», наконец выудил из кучи утиля что‑то пришедшееся ему по душе – широкий, чуть изогнутый меч с парусовидным, сужающимся к рукояти, клинком, которым можно было с одинаковым успехом рубить и колоть, – вы не возражаете убраться отсюда подобру‑поздорову, пока Харсебек не разгадал мою загадку. Конечно, я знаю, что она не имеет решения, но все же…
– Как вы его назвали?
– Харсебек. Демон, грызущий камень. Я почему‑то думаю, что этот лабиринт – его рук… зубов работа.
– Представляете, – пожаловался наш герой, – он разгадал все наши загадки!
– Ничего удивительного. Он читал ответы в вашей памяти. Не очень чистоплотная тварь, – пренебрежительно пнул шут великанскую сороконожечью лапу, но чудище не обратило на это никакого внимания. – Вот я и задал ему задачу, решения которой и сам не знаю. Да и никто не знает, наверное. Но – береженого Бог бережет. Пойдемте.
– Вы поможете мне нести этих несчастных?
– И кто из них ваш друг? Все‑таки нашли его?
– Увы, нет. Но бросить здесь этих бедняг на верную смерть – выше моих сил.
– Это благородно, – одобрил дворянин Жорино решение. – Хорошо. Берите того, тощего, а я возьму другого – помощнее. Не спорьте.
Арталетов оглянулся на пыхтящего под тяжестью награбленного Кота.
– Месье Кот! Бросьте свою добычу, бросьте! Вы не дотащите мешок до выхода.
– Ничего, я справлюсь…
Харсебек сорвал еще один лист облицовки…
* * *
– Месье Кот! Вам не знаком, случаем, мальчик‑с‑пальчик?
– Естественно знаком. А почему вы спрашиваете?
– Да потому что вы выбрасываете бог знает какой по счету предмет, как тот самый мальчик – хлебные крошки. Вы хотите указать дорогу возможным преследователям?
– Какие преследователи? Сторож занят делом, а для жриц – не время.
– Смотрите – я предупредил…
Мешок мошенника настолько полегчал, что он даже обогнал друзей, тяжело дышащих под грузом, только поначалу казавшимся легким, и теперь поторапливал:
– Быстрее, быстрее… Ну, чего вы там топчетесь на месте?
– Вы же не боитесь погони! – не выдержал Арталетов. – Куда же торопиться?
– Погоня – полбеды, но если мы не успеем до темноты, из своих берлог повылезают обитатели того самого квартала. Поверьте мне, что от агрессивных нищих не так легко отмахнуться, как от крокодилов!
– Тогда чего же мы ждем?..
Друзья прибавили шагу и вскоре вышли на «финишную прямую». Вновь замелькали кирпичные вставки, укрепляющие свод, Георгий различил на песке, устилающем кое‑где пол галереи, следы сапог своего, сорок пятого, размера и детские следочки Кота. Выход был близок.
