Курчатов ЖЗЛ - Раиса Кузнецова

Темпы работ по РДС-6с нарастали. Необходимость усиленной работы стала особенно остро осознаваться после испытания в США 1 ноября 1952 года термоядерного устройства «Майк» на атолле Эниветок в Тихом океане. Его мощность примерно в 500 раз превышала мощность первых плутониевых бомб и почти в 1000 раз — бомбы, сброшенной на Хиросиму. Но это еще не было термоядерным оружием по причине его нетранспортабельности, связанной с громоздкостью и шестидесятитонным весом. Кроме того, термоядерное топливо — жидкий дейтерий — должно было храниться при температуре ниже минус 250 градусов, что требовало целого холодильного завода. И хотя, по выражению Курчатова, это устройство представляло собой чудовищно большое приспособление величиной с дом, которое невозможно было поместить в баллистическую ракету в целом, его испытание явилось выдающимся достижением американского термоядерного проекта. Ближайшей задачей США стало создание эффективного транспортабельного оружия.

Это испытание вызвало вполне адекватную реакцию советского политического руководства. 2 декабря 1952 года Берия обратился к руководству ПГУ и лично к Курчатову с запиской, в которой, в частности, говорилось: «И. В. Курчатову. Решение задачи создания РДС-6с имеет первостепенное значение. Судя по некоторым, дошедшим до нас данным, в США проводились опыты, связанные с этим типом изделий. При выезде с А. П. Завенягиным в КБ-11 передайте Ю. Б. Харитону, К. И. Щелкину, Н. Л. Духову, И. Е. Тамму, А. Д. Сахарову, Я. Б. Зельдовичу, Е. И. Забабахину и Н. Н. Боголюбову, что нам надо приложить все усилия к тому, чтобы обеспечить успешное завершение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, связанных с РДС-6с. Передайте это также Л. Д. Ландау и А. Н. Тихонову»[701].

Смерть И. В. Сталина в марте 1953 года никак не отразилась на темпах работ, как и арест главного куратора атомного проекта Л. П. Берии, объявленного «агентом империализма». К лету 1953 года подготовка к испытанию первой советской термоядерной бомбы завершилась. 15 июня И. Е. Тамм, A. Д. Сахаров и Я. Б. Зельдович подписали заключительный отчет по разработке модели РДС-6с. Ожидаемую мощность при испытании этой модели термоядерной бомбы они оценивали от 100 до 300 тысяч тонн в тротиловом эквиваленте.

Испытание РДС-6, четвертое в серии ядерных испытаний СССР после 29 августа 1949 года, состоялось 12 августа 1953 года на Семипалатинском полигоне. Курчатов, как и в предыдущих случаях, лично руководил им. В шесть часов утра с наблюдательного пункта он, получив рапорт о готовности, дал команду на отсчет времени[702]. В. С. Комельков так описал этот взрыв: «Интенсивность света была такой, что пришлось надеть темные очки. Земля содрогнулась под нами, а в лицо ударил тугой, крепкий, как удар хлыста, звук раскатистого взрыва. От толчка ударной волны трудно было устоять на ногах. Облако пыли поднялось на высоту до 8 км. Вершина атомного гриба достигла уровня 12 км, а диаметр пыли облачного столба приблизительно 6 км. Для тех, кто наблюдал взрыв с западной стороны, день сменился ночью. В воздух поднялись тысячи тонн пыли. Громада медленно уходила за горизонт. Наблюдения над облаком вели самолеты, в том числе и те, что были подняты для забора проб»[703]. Мощность взрыва оказалась близка к оценкам физиков. Об успешных испытаниях B. А. Малышев по телефону сообщил Г. М. Маленкову (в то время председателю Совета министров СССР. — Р. К.).

Курчатов и другие руководители испытаний в спецкостюмах, с дозиметрами проехали вблизи эпицентра взрыва. Там, где стояла башня, с которой была взорвана бомба, осталось широкое тарелкообразное углубление. Металлическая башня и ее бетонное основание почти полностью просто испарились. Озеро оплавленной земли диаметром пять километров окружало место, где стояла башня. Танки и орудия были разбиты и разбросаны повсюду, паровоз перевернут, бетонные стены обрушились, а деревянные дома сгорели. Все присутствовавшие на испытаниях были ошеломлены, видя беспомощных птиц, погибавших в траве далеко от эпицентра. Они взлетели, вспугнутые вспышкой взрыва, их крылья опалились, глаза выгорели[704]. Сцена в эпицентре описана также Н. А. Власовым, который побывал там три дня спустя: «Общее впечатление страшной и огромной разрушительной силы складывается уже издалека. Да, взрыв действительно получился куда сильнее взрыва атомной бомбы. Впечатление от него, по-видимому, превзошло какой-то психологический барьер. Следы первого взрыва атомной бомбы не внушали такого содрогающего ужаса, хотя и они были несравненно страшнее всего виденного еще недавно на прошедшей войне»[705].

Курчатов остался на полигоне для анализа результатов испытаний и составления отчета. 20 августа «Правда» и «Известия» объявили, что Советский Союз «испытал один из видов водородной бомбы»[706]. Взрывной эквивалент был оценен советскими учеными в 400 килотонн, примерно в 20 раз мощнее, чем первая советская атомная бомба, но в 25 раз меньше, чем на американских испытаниях «Майк». Но в отличие от «Майка» советское устройство было тех же габаритов, что и первая атомная бомба, поэтому могло легко транспортироваться на большие расстояния[707]. В нем применялись дейтерид лития и тритий; американцы впервые использовали дейтерид лития лишь спустя год. Это испытание разрушило теперь уже вторую монополию США на владение термоядерным оружием, не остановив, однако, гонки вооружений.

Испытание стало полной неожиданностью для США: менее чем за два месяца до испытания «Джо-4» (так американцы именовали советские ядерные испытания по имени Сталина Иосиф, по-английски Джозеф) ЦРУ сообщило об отсутствии данных о разработке в СССР термоядерного оружия[708]. Обеспокоенное правительство США учредило комитет под председательством известного физика нобелевского лауреата Ганса Бете для оценки советских испытаний. Вновь зашумели западная пресса и радио. Советские атомщики прошли путь от атомной до водородной бомбы вдвое быстрее американских. Дабы пресечь возможные инсинуации политиков США, Курчатов на сессии Верховного Совета СССР сделал специальное заявление о приоритете СССР[709].

Испытанная 12 августа 1953 года бомба РДС-6с, при всем ее значении, не в полной мере удовлетворяла требованиям времени: была дорогой в производстве, ее мощность не могла увеличиваться без ограничений, заряд имел ограниченный срок годности (около полугода). Поэтому в продолжение двух прежних вариантов бомбы («труба» и «слойка») стал разрабатываться третий, основанный на теории «атомного обжатия» (АО) или на «третьей идее». Родилась эта идея в теоретическом отделе КБ-11 Я. Б. Зельдовича и была результатом коллективного творчества ученых. А. Д. Сахаров так вспоминал об этом драматическом периоде: «Юлий Борисович Харитон, доверяя теоретикам и уверовав сам в новое направление, принял на себя большую ответственность, санкционировав переориентацию работы объекта и ведущихся по его заданию расчетных работ в Москве… На нашу сторону решительно встал Курчатов»[710].