Свой выбор (СИ) - Зеленая Рина Васильевна

Отныне она больше не выходит из дома, боясь, что что-то произойдет с ритуалом. Проверяет каждый час, а после, замирая от ужаса, сидит у жарко растопленного камина и ждет. Ждет…

Игнорирует письма. Проклинает и осыпает бранью нахального Реддла, посмевшего попытаться проникнуть в Блэк-хаус. Неуч, считающий, что знает все о магии. Знает все о древних семьях! Лишь такие достаточно самоуверенны, чтобы пробовать проломить защиту столь древнего места.

Следующее просветление приходит в день, когда исчезает самоуверенный полукровка. Регулус все еще не нашелся, но Кричер продолжает утюжить себе уши при попытках расспросить его, а значит, сын еще жив. Вальбурга и сама это чувствует. Как и светящийся кокон, внутри которого заточен ее мальчик. Слабый, но еще живой.

А потом… Сириус. Негодный, глупый, нахальный мальчишка! Любимый мальчик, казавшийся таким сильным… Сильнее Регулуса, нуждавшегося в опоре, в одобрении. Такой же импульсивный, как мать… Такой глупый.

Вальбурга не поверила слухам. Не поверила никому. Впервые она покинула дом и попыталась увидеться с сыном. Но ее не пустили, запретили встречи.

И помочь некому… Связи оборваны. Многие из ее знакомых умерли еще год-два назад, а из молодого поколения… Они и сами нуждаются в помощи.

Удар следует за ударом. Белла… Порывистая и живая, как ртуть, оказывается в Азкабане. Как? Леди Блэк не помнила за ней такой безумной кровожадности… Неужели? Неужели это она, Вальбурга, свела племянницу с ума, оттягивая силы?

Вина падает каменной плитой, почти переламывая хребет.

Хочется сдаться. Хочется все бросить. И порой леди Блэк приходит в себя в том самом кресле у камина, с безумной улыбкой на устах. А потом она спускается в подвал под причитания Кричера и, низвергая потоки брани вместо катренов, сильнее привязывает к родовому камню наследника, со слезами оттягивая часть сил, поддерживавших младшего. Нельзя, чтобы Сириус сошел с ума в Азкабане. Он должен выжить и выбраться. Он должен жить. Он сильный. Такой же сильный, как сама Вальбурга.

А магии становится все меньше… И леди Блэк призывает на алтарь одного из домовиков… Их не жаль, для любого эльфа подобное — честь. Головы тех, кто один за другим отдают силу родовому камню, возвращая назад то, что позволило появиться на свет, занимают свое место на полке. И волшебница улыбается, глядя на них. И призывает следующего. Пока не остается только Кричер. Но его трогать нельзя. Он — то единственное, что поддерживает веру в спасение Регулуса.

Чувствуя, как накатывает дурнота, и понимая, что предки проклянут ее за это, Вальбурга пресекает подпитку защиты дома. Но это не кажется таким уж важным. Что род Блэк, если не останется наследников?

Со слезами на глазах, но прямой спиной Вальбурга обходит дом в последний раз. Проводит длинными аристократическими пальцами по столикам, спинкам кресел, стенам, прощаясь… И дом со стонами и скрипами сжимается, схлопываются комнаты, залы, исчезает весь внешний блеск и величие древнего и благороднейшего семейства. Вместо огромного особняка остается жалкая лачуга в несколько этажей с десятком комнат. Больше нет ни столовых, ни огромных гостиных, ни полных зеркал ванных комнат. Вальбурга чувствует, что больше уже не увидит особняк прежним.

Под стоны и вопли Кричера лично извлекает из хранилища свой портрет, который был сделан через год после свадьбы. На нем пока юная и прекрасная девушка, но смерть хозяйки изменит образ. Место чернокудрой синеглазой красавицы займет старуха, что отражается в зарастающих пылью и плесенью стеклах окон.

Приклеив портрет чарами в сжавшемся холле, леди Блэк с улыбкой отправляется в ритуальный зал, а там надрезает себе вены. Если ей повезет, то сил в раньше срока увядшем теле хватит, чтобы питать камень рода достаточно долго. До тех пор, пока Регулус не будет спасен. До тех пор, пока Сириус не покинет Азкабан. А иначе… О другом исходе леди Блэк запрещала себе думать. И закрывает глаза…

И приходит боль. Бесконечная выматывающая боль. И слабость. Тело, отданное родовому камню, не подчиняется. Но алтарь, выпивая ее силы, не дает и умереть. Не забирает душу и тело. И остается только страдать и ждать смерти. Ждать, терпеть боль и надеяться, что агония продлится подольше…

Порой леди Блэк становилось чуть легче. Будто поток силы, вливаемой в родовой камень извне, увеличивался толчками. В такие редкие моменты волшебница даже могла открыть глаза и смотреть в потолок, гадая, что станет с ее телом после. И думать о том, что конец близок. И когда ее не станет, магия потянет за собой остальных, кто еще остался. Поллукса, ее отца, родовой камень уже забрал. Кто будет следующим? Ненавистный свекор, давно ставший живым мертвецом? Брат? Тетка Кассиопея?

Но в этот раз было что-то другое. Магия прибывала сильным потоком, пусть и вкус у нее был странный, немного неправильный. В другое время леди Блэк попыталась бы найти объяснение, но сейчас она могла лишь лежать и глубоко дышать, ощущая, как крохи этой силы, не уходившей по настроенным ею каналам, оседают в теле, продлевая ее жизнь.

Волшебница уже хотела закрыть глаза, чтобы погрузиться в свою бесконечно длинную дрему, как от входа раздался грохот. В двери что-то ударилось. Да так, что из всех щелей взметнулась пыль, а на стенах дрогнули в держателях давно потухшие факелы.

— Чтоб тебя! — услышала волшебница мальчишеский вскрик, и еще через секунду двери распахнулись, впуская внутрь клубок из тел. — Отцепись!

Леди Блэк на миг причудилось, что она слышит голос Регулуса, но потом она вспомнила, что ее младшему сыну давно не десять лет.

Клубок возился на полу, из него доносилось совершенно змеиное шипение и придушенные хрипы. Появлялась то тонкая детская рука, то лапа эльфа с длинными пальцами. А потом клубок распался, и в разные стороны откатились тоненький растрепанный мальчишка в разодранной мантии и осунувшийся постаревший эльф, в котором леди Блэк едва узнала Кричера.

— К… — попыталась вымолвить женщина, но получился только вздох. Но эти двое услышали и оглянулись.

Эльф тут же запричитал, заголосил, порываясь побиться головой об пол:

— Бедная моя хозяюшка! Хозяюшка Вальбурга. Кричеру нельзя сюда. Но Кричер не мог!.. Не мог пустить постороннего! Кричер виноват, хозяюшка!

Леди Блэк прикрыла глаза, громкие звуки резали слух, но она не могла остановить разошедшегося эльфа. Но незнакомый мальчик, похоже, все понял правильно и с шипением велел:

— Заткнись, Кричер! И я не посторонний! Лучше принеси своей хозяйке воды! И не кричи, если не хочешь сделать только хуже.

Кричер хотел было еще что-то вякнуть, но тон мальчишки возымел действие. Особенно тогда, когда юный волшебник стянул разорванную мантию и с гневом бросил на пол, добавив:

— Хочешь получить одежду? Поверь, я смогу тебе ее всучить.

Аппарировать, как и колдовать, эльфы в ритуальном зале не могли, так что домовик, шлепая босыми ногами и что-то шипя себе под нос, побежал прочь.

— И что тут у нас? — услышала леди Блэк через минуту и вздрогнула. Открыв глаза, она увидела стоящего к ней спиной мальчика. Факелы уже пылали, делая темные волосы волшебника рыжевато-красными. Мальчик почти дирижерским жестом поводил в воздухе кончиком какой-то металлической палочки, и от его движений в воздухе возникало разноцветное кружево, растекаясь по всему залу. — Интересно.

Вальбурга попыталась запротестовать, видя, как мальчик вынул откуда-то еще палочку и принялся ею шевелить магические нити, будто те были из обычной веревки. Мальчик обернулся на ее хрип, с секунду помолчал, а потом мягко сказал:

— Простите, леди Блэк, но это все зашло слишком далеко.

Потом развернулся, вынул откуда-то еще палочки. И уже через пару минут обмирая от ужаса и неверия, Вальбурга наблюдала за ребенком, орудовавшим странными палочками как паук своими восьмью ногами: две спицы волшебник держал в руках, а остальные располагались по бокам от него и двигались, подчиняясь взгляду.