Почти серьезно... (С иллюстрациями автора) - Юрий Никулин

— Кики будет так счастлив! У него уже много автографов знаменитых людей!

…В Нью-йорке местные корреспонденты решили взять интервью у нашего медведя Гоши. За неделю до нашего приезда в газете появился фельетон Арта Бухвальда. Автор приглашал тогдашнего президента Линдона Джонсона посетить Московский цирк, который скоро начнет свои гастроли. Президенту предлагалось взять вице — президентом… циркового чудо-медведя Гошу.

«Он очень удобен для вас. Во-первых, он будет ходить перед Вами на задних лапах. Во-вторых, он всегда поднимает вверх лапу, как бы заранее голосуя за все Ваши предложения и, в-третьих, он ездит на мотоцикле, что очень созвучно нашей молодежи. С медведем Вы завоюете доверие молодых!» — писал Арт Бухвальд.

У клетки с Гошей собралось с десяток корреспондентов. Перед ними красный от смущения Иван. Волнуется. Щелкают фотокамеры. Первый вопрос:

— Хотели бы вы, мистер Кудрявцев, чтобы вашего медведя Гошу избрали вице — президентом?

Иван на минуту задумался. Конечно, он не читал фельетон Бухвальда и не очень разбирался в тонкостях американской политики. Но вдруг он выпрямился и, по — сибирски окая, твердо сказал:

— Я не согласен, чтобы Гоша был президентом. У вас тут в Америке президентов убивают, а Гоша мне для работы нужен.

…Из «заграничной папки» достаю памятную медаль Всемирной выставки ЭКСПО-67 в Канаде, куда мы приезжали с цирком. Здесь я впервые попал в переплет — целую неделю исполнял обязанности руководителя поездки. Тот, получая визу, задержался в Москве, и я хлебнул все «прелести» этой хлопотной должности. А тут еще импресарио канадский попался самый что ни на есть вредный. Высокий, плотный, с бородкой клинышком, хитро прищуренными глазами, внешне обходительный, господин Кудрявцев оказался человеком прижимистым. Родом из России (во время революции бежал с папой), говорил он сочным басом, называя каждого из нас «батенька». Так мы и прозвали его между собой «батенькой». Действовал он по принципу: «Делай мне побольше, а я плачу поменьше».

В Монреаль мы приехали за два дня до начала гастролей. А в спортзале, где мы должны выступать, еще ничего не готово. Манеж строили какие-то случайные люди. Оркестр, собранный «с бору по сосенке», был ужасен. С таким оркестром полагалось бы репетировать несколько дней подряд. Но «батенька» разрешил репетировать по пять часов в день. А за каждый последующий час музыкантам полагалось платить вдвойне. И «батеньке» пришлось от этого отказаться.

Состояние у меня кошмарное. Артисты в отчаянии. Всем не хватает времени на репетиции, да и репетировать практически негде — все еще не готов манеж. Впервые в жизни я ощутил себя ответственным за судьбу гастролей. Конечно, с «батенькой» я схлестнулся. Униформисты и оркестр, отрепетировав положенные часы, собрались уходить, а у нас половина программы еще ни разу не прошла свои номера с музыкой и униформой. Я попросил Кудрявцева оставить его людей еще часа на четыре.

— Батенька, — хватаясь за сердце, отвечал импресарио. — Я же на ваших лишних часах разорюсь.

Тогда я заявил, что премьеры завтра не будет, и ушел. Расстроенный, собрал артистов и все им рассказал. Стали мы вместе думать, как выходить из создавшегося положения. И смотрю, идет наш «батенька», бледный от злости, подходит к нам и говорит:

— Ладно, господа, репетируйте, даю вам еще два часа.

С грехом пополам мы прорепетировали программу, и на другой день премьера все же прошла успешно.

В каждой поездке мы скучаем по дому. И чем длительнее гастроли, тем больше тоскуешь по родным, друзьям.

Помню, как мы вернулись в Москву из Южной Америки, где работали почти полгода. В аэропорту меня встречали родные. Они взяли с собой и моего трехлетнего сына Максима. Кинулся я к нему радостный:

— Здравствуй, сынок!

А он посмотрел на меня со страхом и, робко протянув ручку, сказал:

— Здравствуйте, дядя.

Расстроился я тогда и подумал: «Да что б я еще поехал на такой большой срок. Сын родной меня забыл!»

Наш второй дом

Не каждому человеку, который знает слишком много, известно об этом.

Иногда я люблю не спеша пройти по зданию цирка, заглянуть во двор, побродить по фойе, посидеть в зрительном зале. В цирке все время идет работа — репетиции, представления. Только в ранние утренние часы да поздно ночью в цирке тихо. Старый Московский цирк очень близок мне. Почти тридцать лет прошло с тех пор, как я вошел в это здание. Вошел через служебный вход, поступая в студию клоунады. Когда я начал заниматься в ней, рядом с цирком еще стоял кирпичный остов сгоревшего старого цирка. На стене проступала написанная черной краской фамилия прежнего хозяина цирка — Саламонский. На месте сгоревшего здания планировали построить новый цирк, но, пока обсуждали, решали, пробивали все это, на площадке возник кинотеатр «Мир».

Каждая комната, каждый коридор, каждый угол старого здания цирка вызывает у меня свои воспоминания.

…В один из свободных от съемок дней меня потянуло в цирк. Я долго бродил по фойе, коридорам, заходил во двор, на склад.

С чего начинается цирк? Пожалуй, с кассы. Нам, артистам, всегда приятно, когда над окошечком кассы висит плакат: «На сегодня все билеты проданы».

Вспоминаются рассказы ветеранов цирка о том, как раньше считалось хорошей приметой, если на открытии сезона первым в кассе приобрел билет мужчина. Считалось, если первый билет продадут женщине, дела пойдут плохо. Поэтому кассиршам давался строгий наказ — ждать подхода мужчины и только ему продать первый билет.

Манеж! Он всегда круглый, и во всех цирках мира его диаметр тринадцать метров. С самого раннего утра на манеже репетиция. А вечером представление. Первыми чаще репетируют номера с животными.

Время на репетиции ограничено. Обычно у входа на манеж за кулисами вывешивается авизо — расписание репетиций. Иногда на манеже репетируют сразу несколько номеров. В одном секторе — жонглеры, в другом-акробаты, в центре — эквилибрист на своем пьедестале. Помню, начиная работу в цирке, я всегда стеснялся репетировать на манеже. Меня смущало, что наши репетиции кто-то смотрит. Часто в зрительном зале сидят артисты, сотрудники цирка. К сидящим в зале нужно привыкнуть. Карандаш, заметив наше нервное состояние во время репетиций, выгонял всех лишних из зала. И хотя с тех пор прошло без малого три десятилетия, до сих пор мы с Мишей и Татьяной не можем репетировать в полную силу, если на нас смотрят посторонние.

Чтобы проверить технику какого — нибудь хитрого клоунского приспособления (например, как прыгает на ниточке змея или выползают из — под дивана бутафорские тараканы), мы просим репетирующих в это время артистов дать нам пять минут. Артисты расходятся по сторонам и смотрят нашу репетицию. А мы пытаемся уловить, как они воспринимают нашу работу. Конечно, артисты не зрители, их трудно чем — либо удивить. Но если трюк действительно смешной и они улыбнутся, то для нас это сигнал — мы на правильном пути.