Голливудская трилогия в одном томе - Рэй Брэдбери

Отец Раттиган проводил меня к выходу.

– А этот ее вид, прости господи… Ни дать ни взять – сирена, заманивающая в пучину несчастных моряков. Вы тоже – один из них?

– Нет, святой отец. Я – несчастный, который пишет о жизни на Марсе.

– Надеюсь, у них там жизнь получше, чем у нас… Вспомнил! Вот что она еще сказала… Что будет теперь посещать другую церковь. И больше не станет докучать мне своими признаниями.

– Какую церковь, святой отец?

– Китайскую. Имени Граумана[295].

– У них большая паства… Вы были там?

– Смотрел «Царя царей»[296]. Честно говоря, площадка перед входом понравилась мне гораздо больше, чем сам фильм… У вас такой вид, как будто вы хотите немедленно сорваться и убежать.

– В новую церковь, святой отец. Китайскую. Имени Граумана.

– Не ходите по следам на зыбучем песке. Многие грешники в нем канули. Какой фильм там сейчас крутят?

– Кажется, «Джек и бобовый стебель» с Эбботтом и Костелло[297].

– Плакать хочется, – вздохнул святой отец.

– Мне тоже, – сказал я, направляясь к выходу.

– Помните о зыбучем песке! – крикнул отец Раттиган, когда я уже выходил из дверей.

Глава 16

Мы взяли курс на противоположный конец города, и всю дорогу я чувствовал себя воздушным шариком, в который вместо гелия вдохнули Большие надежды[298]. Крамли приходилось периодически хлопать меня по плечу, чтоб я ненароком не улетел. Но должны же мы были попасть в эту чертову «другую церковь».

– Тоже мне церковь, – проворчал Крамли. – С каких это пор киносеансы стали заменять Отца, Сына и Святого Духа, вместе взятых?

– Со времен «Кинг-Конга». Если мне не изменяет память, тысяча девятьсот тридцать второй год. Фэй Рэй[299] тогда поцеловала меня в щечку…

– Да что вы говорите! Долбать-колотить! – сказал Крамли и включил радио.

«… ближе к вечеру, – донеслось из динамика, – Маунт-Лоу…»

– Ты слышал? – У меня внутри все похолодело.

Голос продолжал: «Смерть… полиция… Кларенс Раттиган… жертва… – Опять часть слов съели помехи. – Нелепый случай… был раздавлен насмерть старыми газетами… вспоминаются братья из Бронкса, на которых обрушились штабеля старых газет, которые они сами же и собирали. Газеты-убийцы…

– Выключи.

Крамли выключил.

– Бедная заблудшая душа… – сказал я.

– Так уж и заблудшая?

– Станет заблудшей, ведь проводить-то некому. И никто ее не проводит…

– То есть ты хочешь сказать, мы едем сейчас туда?

– Надо… поехать, – с трудом выговорил я, недвусмысленно шмыгая носом.

– Ты же совсем не знал его, – сказал Крамли. – Может, хватит сырость тут разводить?

Последняя полицейская машина как раз отъезжала. Трупоперевозка, судя по всему, уехала уже давно. У подножия холма Маунт-Лоу оставался только один случайный полицейский на мотоцикле. Крамли высунулся из окна.

– Можно нам проехать наверх – или есть ограничения?

– Из ограничений – только я, – ответил офицер. – Но я уже уезжаю.

– А репортеры были?

– Да нет, там ничего интересного.

– Абсолютно ничего… – сказал я и снова шмыгнул носом.

– Да едем мы, едем, успокойся, – проворчал Крамли, выкручивая руль. – Смотри только, не утони в соплях по дороге.

Я взял себя в руки и замолчал – правда, ненадолго.

Полицейский на мотоцикле скрылся, и мы тронулись по тропе наверх, к развалинам Карнакского храма, руинам Долины царей и затерянным землям Каира. И всю дорогу у меня не закрывался рот.

– Лорд Карнавон откопал царя, – говорил я. – Мы – хороним царя. Я сам бы не отказался от такой могилы…

Мы прибыли на вершину.

– Булл Монтана, – сказал Крамли, – булка, бульдог, бульдозер…

Вместо древних руин мы увидели… да, именно бульдозер, водитель которого, судя по всему, не умел читать. Попирая колесами могучие газетные пирамиды, он явно не ведал, что творит и какой урожай собирает. Аукционы Херста[300] двадцать девятого года… Откровенное интервью Маккормика для Chicago Tribune[301], тридцать второй год… И далее по списку: Рузвельт, Гитлер, Малышка Роуз Мари[302], Мари Дресслер[303], Эйми Семпл Макферсон[304]… Навсегда замолчали. Похоронены. И не один раз… Я выругался.

Некоторое время Крамли удавалось удерживать меня за рукав: я рвался выпрыгнуть из машины и начать немедленно спасать ПОБЕДУ В ЕВРОПЕ, ГИТЛЕРА В БУНКЕРЕ или, на худой конец, ЭЙМИ, ВЫХОДЯЩУЮ ИЗ МОРСКОЙ ПЕНЫ.

– Сидеть…

– Нет, ты посмотри! Что он творит?! Им же цены нет! Надо что-то делать!

Я вырвался из его лап, бросился в гущу событий и выхватил наугад несколько передовиц. Рузвельт избран… Рузвельт умер… переизбран… а утром уже – Хиросима и Перл-Харбор.

– Спасибо тебе, Господи! – прошептал я, прижимая все эти ужасы к сердцу, как будто это были мои родные дети.

В это время Крамли удалось урвать Я ЕЩЕ ВЕРНУСЬ, – СКАЗАЛ МАКАРТУР[305].

– Наверное, ты прав, – сказал он. – Он, конечно, был тот еще отморозок, но лучше его в Японии императора не было.

Моторизированная старуха с косой остановилась, и водитель высунулся посмотреть, что это за мусор болтается у него под колесами. Мы с Крамли отпрыгнули в сторону, после чего он с хрустом проложил борозду к мусорной машине, где уже заняли свое место МУССОЛИНИ БОМБИТ ЭФИОПИЮ, ЖАНЕТТ МАКДОНАЛЬД ВЫХОДИТ ЗАМУЖ и СКОНЧАЛСЯ ЭЛ ДЖОЛСОН[306].

– Не курить! Пожароопасно! – проорал он.

И на моих глазах полсотни лет в самом прямом смысле слова отправились на свалку истории.

– Как сухостой… – с горечью сказал я. – Ничуть не хуже…

– Ты о чем?

– Не более чем легко воспламеняющиеся материалы… Я не удивлюсь, если в будущем люди будут использовать газеты и книги для растопки.

– Так они уже используют, – сказал Крамли. – Мой отец зимой всегда подсовывал в печку кусок газеты и чиркал спичкой. Каждое утро.

– А книги?

– Надо быть полным идиотом, чтобы растапливать печь книгами… Стоп! А что это мы так разволновались? Не иначе как собрались писать десятитонную энциклопедию?

– Нет, просто рассказ про одного человека, от которого пахло керосином[307], – сказал я.

– Человека, говоришь…

Мы прошлись по остаткам грандиозной полувековой помойки. Дни, ночи и целые годы хрустели под нашими ногами, как сухой завтрак.

– Иерихон[308], – сказал я.

– Думаешь, кто-то пришел сюда с трубой и… натрубил?

– Скорее даже наорал… Крику было много. И здесь, и у Царицы Калифии.

– А потом еще у святого отца, – сказал Крамли. – Удивительно, как только его церковь не рухнула под этим напором… Смотри-ка, а ведь мы стоим на Омаха-бич[309], в Нормандии, прямо в центре театра военных действий Черчилля. А вот и зонтик Чемберлена[310]… Ты, вообще, прочувствовал момент?

– Более чем. Я все думаю о том, что ощущал старик Раттиган в последнюю секунду… Когда тонул в этом потоке из фалангистов Франко, гитлерюгенда, сталинских коммунистов, беспорядков в Детройте и воскресных комиксов мэра Ла Гуардия… Ну и смерть!

– Ладно, замнем. Посмотри лучше сюда.

Из кучи кошачьего наполнителя, густо перемешанного с ОБРУШЕНИЯМИ РЫНКА и КРИЗИСАМИ БАНКОВ, символически торчал обломок смертного одра Кларенса Раттигана. Подняв венчавший эту конструкцию выпуск театральной странички, я обнаружил там танцующего Нижинского.

– Еще один чокнутый, для комплекта, – сказал Крамли. – Нашли друг друга. Нижинский и Раттиган – один чокнутый сохранил другого.

– Вытри глаза.

Крамли вытер – и там было что вытирать.

– Ну, хватит! – сказал он. – Чертово кладбище. Пошли!

Напоследок я подобрал ТОКИО ПРОСИТ МИРА…

И мы поехали к морю.

Крамли привез меня в мое старое бунгало на побережье, и в это время опять пошел дождь. Я вдруг почувствовал, как со стороны океана повеяло угрозой ночного шторма, убийственные волны которого вполне могли принести с собой Констанцию – мертвую, разумеется. И еще какого-нибудь Раттигана, тоже мертвого… И вообще, смыть к чертовой матери всю мою постель, перемешав ее с водорослями. Нет уж, дудки! Перед уходом я сорвал со стены газеты Кларенса Раттигана.

После этого Крамли отвез меня домой – в глубь материка, в поселок, где не было никакого шторма, где меня ждал пустующий коттедж и припасенная водка под кодовым названием «Эликсир Крамли». Оставив друга с рюмкой у изголовья и включенным светом, он сказал, что обязательно позвонит чуть позже – узнать, хорошо ли я тут себя веду. И уехал.

Я прислушался. По крыше барабанил град – как будто кто-то заколачивал гвозди в крышку гроба. Я позвонил Мэгги на другой континент, прямо сквозь дождь.

– Мне слышится – или кто-то плачет? – спросила она.

Глава 17