Sindroma unicuma. Finalizi (СИ) - Хол Блэки

     - С прислугой не здороваются, - напомнила сестра. - Хотя кому говорю? Грязную посуду забери, - велела парню, и пока тот управлялся, сказала: - Отец нанял его через агентство. Этот типчик с западного побережья и отрабатывает долг брата. Того прирезали, а денежки надо возвращать.

     В столовой появился Пьер. На самом деле его зовут Петей, но он требует, чтоб к нему обращались на иностранный манер. Пьер устроился рядом со мной и поцеловал в щеку, потому что он - мой жених и к тому же сын премьер-министра. Наследник фамилии.

     Подтверждением серьезности наших отношений стало кольцо на моей руке и обещание Пети, ой, то есть Пьера, данное на семейном ужине.

     Афка бесится по этому поводу и завидует, но не подает виду. Её лозунг: "Нужно брать от жизни всё, прежде чем лезть в петлю".

     Пьер - настоящий джентльмен и не позволяет себе вольностей. Мы не целовались серьезно ни разу, хотя обручены больше полугода.

     - Поедем на цертаму*? - предложил он. - Я сегодня участвую.

     Поедем, хотя мне не нравятся шумные сборища.

     По приезду домой я столкнулась в дверях с мачехой, вернувшейся после прогулки по магазинам, и новенький из прислуги нес за ней пакеты. Когда-нибудь вторая жена отца разорит нас, говорит Афка.

     Сестра и я учимся в лицее для благородных девиц, и через год, когда закончу учебу, мы поженимся с Петей, ой, то есть с Пьером. Не представляю, каково это - быть замужем.

     Пьер пригласил меня в Оперу. Вернувшись вечером, я столкнулась с чернявым, выходившим из будуара мачехи. Нет сомнений в том, чем они занимались. Мачеха коллекционирует свои прихоти, а отец погружен в работу и ничего не замечает. Он ректор института, и у него необычное имя - Стопятнадцатый. Иногда я не понимаю отца. Зачем жениться, если не видишь ту, что рядом с тобой? Наверное, в попытке забыть маму он решился на повторный брак, но новая жена оказалась жалким суррогатом. Изабелла младше отца в два раза и вертит им как хочет.

     Парень посторонился, пропуская меня, и я прошла мимо с гордо поднятой головой и презрительным видом.

     А потом настал черный день. Я узнала, что у Пьера есть другая. Оказывается, меня держат для приемов и журнальных обложек, а какую-то простушку - для чувств и чего-то большего.

     Я увидела их из автомобиля. Наш водитель заболел, и за мной приехал тот парень, которого нанял в агентстве отец. Афка как всегда прогуливала учебу, ошиваясь по закрытым клубам.

     Машина стояла на перекрестке, ожидая зеленого сигнала светофора, и тут на противоположной стороне улицы из затрапезного кафе вышел Пьер с какой-то девушкой. Они обнялись и бурно поцеловались у выхода.

     Я выскочила из автомобиля и, не обращая на сигналящие машины, помчалась, куда глаза глядят. Бежала в неизвестность, пока меня не остановили в каком-то переулке.

     Чернявый встряхнул меня:

     - Успокойся. Он не стоит твоих слез.

     - Ты прав, - сказала устало, и мы пошли к машине.

     По дороге домой я думала о том, что скажу Пьеру при встрече и верну ли кольцо с обязательствами.

     - Эва, - сказала парню, выходя из автомобиля.

     - Мэл... то есть Егор, - ответил он.

     ***

     Датчики, трубки...

     Приборы полукругом... Мигают огоньки, ползет зеленая ломаная на круглом экране, скачут цифры на электронном табло, накручивается лента энцефалограммы - скачки, взлеты, ровные полосы.

     Пиканье отмеряет удары пульса - то постукивает редким метрономом, то заливается трелью. Сердце борется.

     Чуть слышно гудит аппаратура. В прозрачном тубусе ходит помпа-гармошка, нагнетая кислород. По трубкам живительный газ идет к кислородной маске. К Эве.

     Прозрачный саркофаг над ней. Руки вытянуты вдоль тела, в венах по катетеру. Сетка датчиков на голове. Голубая больничная рубашка. Одежду снимали, разрезая с великой осторожностью.

     Бледна и, кажется, что спит. Разве что не дышит.

     Лампы автоматически переключились, настроившись на вечернее освещение.

     - Третьи сутки на исходе, - сказал Мэл.

     Он живет здесь, в стационаре институтского медпункта, оборудованном в срочном порядке по последнему слову медицины. В дорогостоящих лекарствах нет недостатка. Лучшие врачи страны отслеживают изменения в самочувствии и проводят консилиумы. Перед дверью круглосуточно дежурит охрана.

     Премьер-министр взял под личный контроль из ряда вон выходящий случай и заслушивает два раза в день доклад о состоянии здоровья пострадавшей.

     Доступ в стационар строго ограничен, кроме Мэла, медперсонала, узкопрофильных специалистов, высшего руководства страны, сломленного горем отца, Мелёшина - старшего и ... профессора Вулфу. Об этом настоял Мэл.

     Администрации института отказано в доверии, администрация - под подозрением. Впрочем, как и все.

     Рубля приказал найти преступника во что бы то ни стало, и оба департамента роют носом землю. Дознаватели ведут повальные допросы, развернулось масштабное следствие.

     - Третьи сутки заканчиваются, - повторил Мэл. Он без пиджака и галстука, с закатанными рукавами рубашки.

     - Не скажу ничего нового. Специалисты объяснят лучше меня. Наблюдается неуклонное ухудшение, - признал профессор. Проглядев пачку графиков и таблиц, он отбросил их в сторону.

     При этих словах Мэл закрыл глаза точно от мучительной боли.

     - Доза яда убийственна, - продолжил Вулфу. - Как правило, в итоге - кровоизлияние в мозг, обширный инсульт и летальный исход. Удивительно, но организм до сих пор борется.

     Мэл закусил щеку и отвел взгляд в сторону.

     - Почему она? - воскликнул с отчаянием.

     - Почему? - переспросил мужчина, вытягивая увечную ногу. - Предположений много, как и мотивов.

     Собеседники сидели друг напротив друга, разделенные саркофагом. Сегодня они впервые заговорили, оставшись вдвоем. Им мешали люди, суматоха. Профессор приходил и наблюдал со стороны за бесконечными обследованиями, совещаниями и назначаемыми процедурами.

     - Прежде всего, её отец, - начал Вулфу. - Каким бы безоблачным ни виделось будущее, дочь - его уязвимое место. Он не может рисковать.

     - Откуда вы знаете? - спросил холодно Мэл, неприятно задетый тем, что профессор в курсе своеобразных отношений Влашека и его дочери.