Чисто семейное дело - Юлия Федотова

Худые плечи старца поникли. И заговорил он по-другому: оценив для себя расстановку сил, больше командовать не пытался — просил. Но прежде совершил поступок, изрядно смутивший Хельги, — тяжело опустился на одно колено, прижал руку к груди и опустил голову, будто вассальный рыцарь перед сюзереном.

— Я повинуюсь тебе, о Великий. Я разомкну контур Соламина. Но заклинаю! Молю тебя — выслушай! Только выслушай!

— Выслушаю, — поспешно согласился демон — а что ему оставалось? — Но только в свободном состоянии. Немедленно встань и выпусти меня, я не люблю замкнутых пространств! — Тут он погрешил против истины, соврал для пущей важности. На самом деле его отношение к замкнутым пространствам было совершенно нейтральным, и с освобождением он торопил лишь для того, чтобы старик сменил коленопреклоненную позу на ту, что больше соответствует его возрасту и чину.

Лорд с видимым усилием поднялся на ноги. Один изящный жест, короткое заклинание шепотом — и Хельги понял, что внутри пентаграммы его больше ничто не удерживает.

— О! Так-то лучше! — объявил демон, покинул свой плен и по-хозяйски плюхнулся в грязных походных штанах прямо на драгоценную бархатную обивку низкого восточного диванчика. — Реки, смертный, да будешь услышан! — Очередная фраза из дамского романа пришлась как нельзя кстати.

— Ответствуй, демон, — в тон ему молвил старый маг, — назван ли ты богом, поклоняются ли тебе смертные?

— А как же? — ответил Хельги не без гордости, которую позже, на страницах дневника, назвал «идиотской». — Мне целая куча народу поклоняется! — Правда, уточнять, какого именно свойства этот народ он не стал.

— Скажи, какие жертвы они приносят тебе?

«Неужели он ради этого меня вызвал?» — удивился подменный сын ярла про себя, но отвечать вопросом на вопрос не стал, признался прямо:

— Убийц мне приносят. Самых страшных, каких только найдут.

И тут старик снова пал на колени, молитвенно сложил руки, заговорил истово и страстно:

— Великий! Внемли мне, заклинаю! Исполни просьбу мою, не откажи! А я принесу тебе богатую жертву, я затоплю Старые Земли кровью убийц!

— Нет!!! Не надо! Это уже лишнее! — поспешил отказаться «грозный и могучий». — Говори, что ты хочешь, а там посмотрим. Заранее ничего не обещаю. — А как он мог обещать, если выполнять традиционные просьбы, с какими смертные обычно обращаются к богам, просто не умел?

Но то, что он услышал, превзошло самые скверные ожидания. Не силы, не власти, не здоровья, не богатства или удачи хотел старик. Он хотел невозможного!

— Я прошу тебя, Великий, я молю! Остановись сам и отзови спутников своих! Не стой у меня на пути, не препятствуй мне вершить справедливость!

— Это ты насчет ритуала с девами и духом Карола Освободителя? — уточнил «Великий». — Извини. Рад бы, да не могу. — Тут он был абсолютно искренен. — И знаешь что, маг? Пока дело не дошло до кровопролития, будет лучше, если вы остановитесь сами! Поверь?

Несколько минут длилось тяжелое молчание, противники смотрели друг на друга, и Хельги готов был сквозь землю провалиться, лишь бы не видеть горестного выражения лица старого мага, его выцветших глаз, наполненных так и не пролившимися слезами. Когда, дряхлое, немощное телом существо обращается к тебе, молодому и сильному, с унизительной мольбой, отвечать отказом очень нелегко.

А потом лорд Ллевелис заговорил снова, медленно, устало. Не как с пленным и не как с богом — как с равным.

— Послушай, ведь ты урожденный спригган… Знаешь, я знавал твоих предков… Квесты, Райдеры, Эрнигдейлы, Ингремы — славные, благородные имена, достойные легенд… Помню, с бабушкой твоей по материнской линии… нет, пожалуй, прабабушкой… Дэйла Райдер звали ее… Однажды мы с ней танцевали на балу… Ах, как же она была мила! Юная, грациозная, блестящая! Она казалась самой прекрасной женщиной на свете… Ты очень похож на нее лицом… Тебе неизвестно, что с ней сталось? Какова была ее судьба, после Исхода?

— Известно, — кивнул Хельги равнодушно. Спригганская родня значила для него еще меньше, чем человечья. — Мать рассказывала, бабке ее в бою надвое раскололи череп боевым топором. Не то в Первую Мировую, не то во Вторую — не помню. Я в истории не силен.

По лицу мага пробежала тень скорби.

— Да, — вздохнул он печально, — войны, войны… Сколько их было? Не удержишь в памяти… Жестокое, злое время… Скажи. Мать твоя — как ее звали?

— Анна Ингрем.

— Анна… Человеческое имя… Она рассказывала тебе про Эмайн? Про родину нашу?

— Рассказывала, — подтвердил урожденный спригган. — И она и другие. В нашем дольмене всех детей заставляли учить про Эмайн. — И добавил нарочно, чтобы позлить старика, чья осведомленность в вопросах семейных начинала раздражать: — Тоска смертная! Я не жалею, что он замерз.

Но собеседник обижаться не стал, только взглянул с жалостью, как на больного или глупого, и возразил мягко:

— Ты не говорил бы так, если бы видел наш архипелаг воочию.

— А я видел! — усмехнулся демон с вызовом. — Я бывал в прошлом, видел и замок королевы Мэб, и саму королеву, и еще этого… как его? Желтенький такой? Господин Пурцинигелус!.. Короче, ничего особенного! Мне не понравилось!

— О, да, да, — часто закивал старик. — Я запамятовал. Пророчество о Странниках, Грааль, спасение Мира… Но не суди о целом по малой его части. Вы посетили Сад Грез — плод королевской магии. Он был великолепным, но слишком искусственным и идеальным, чуждым жизни… А теперь я покажу тебе подлинный Эмайн! Узри, Великий!

Тонким и длинным, как у музыканта, указательным пальцем маг вычертил в воздухе затейливый огненный символ. И свет померк, будто наступила ночь. По углам зашевелились странные тени, послышались тихие голоса… А потом в самом центре лаборатории ярко вспыхнул хрустальный шар, покоившийся на низком столике с гнутыми ножками… И Хельги увидел.

Это было как во снах, только гораздо более реально, почти осязаемо. Плоские равнины с огромными кольцами дольменов, озера — то ледяные, кристально-прозрачные, то теплые, клубящиеся паром. Длинные трещины рассекали земную твердь, будто молнии — ночное небо, и жидкий огонь плескался в них. Фонтаны горячей воды били высоко, до самых облаков, и в брызгах их рождались невиданной яркости радуги. Он видел великолепные дворцы среди зеленых лугов, вековые дубовые рощи, вересковые пустоши, розовые от обилия цветов, и фей, кружащихся над ними в танце. Он видел табуны черных коней, пасущихся среди холмов, яблоневые сады, утопающие в весеннем цвету, безбрежную морскую гладь и огромные корабли с белыми парусами, летящие над ней… Это было невыносимо прекрасно! Даже во рту пересохло от восхищения, и стало трудно дышать…