Ликуя и скорбя - Федор Шахмагонов

«Назад! Назад!» — трубил рог великого князя. Но кровавым был этот путь назад. Те, кто успевал оторваться от ордынца, получали тут же стрелу в спину. Иные не хотели уходить из боя и никак не могли понять, что победа в беге, в быстром беге.

Но сила ломит солому. Теряя витязей, полк левой руки начал медленно пятиться под нажимом новых ордынских сотен.

Арапше трудно окинуть взглядом поле боя, но опыт ему подсказывал: только опрокинув здесь русов, он сможет повернуть ход всей битвы. Вперед, в обход русской пешей рати, ударить со спины на нее, и тогда рухнет сила московского войска. Он рвался вперед, не ведая, что не к победе рвется, а к полному поражению. Орда помогала русской победе, но победа давалась обильной русской кровью. Полк погибал...

— Боже, боже! — шептал Владимир.— Не дай погибнуть! Боже!

Боброк видел, что князь на пределе терпения и может свершить непоправимое. Не всякому дано оценить соотношение всех частей битвы.

— На коня, князь! На коня! Час близок! — крикнул Боброк, успокаивая Владимира.

Владимир чуть не спрыгнул с полатей, пал в седло. Боброк поднял шестопер. Когда опустит, входить в бой засадному полку. Шестопер не опускался, тысячи глаз следили за ним.

Ордынцы погнали полк левой руки. Боброк облегченно вздохнул. Многие падали в этом беге, то был не заманный бег, то был бег разбитых, израненных, измученных витязей. То там, то здесь они останавливались небольшими кучками, рубились и падали, рубились и падали...

Арапша бросил в бой последние сотни второй линии правого крыла и повел за ними отборных воинов Орды, тумен Мамая. Чингисхан учил — правое крыло войска должно захватить и подрубить знамя противника.

Рассеянный полк левой руки оторвался от левого фланга Большого полка. За спину Большого полка вломились ордынские всадники, однако пеший полк, что стоял под прямым углом к Большому полку, опустил свои длинные копья и отбросил всадников. Ордынцы гнали полк левой руки, точнее россыпь русских всадников, что осталась от полка левой руки, к Непрядве.

Князь Владимир Андреевич не спускал глаз с шестопера воеводы. Он плакал, плакали те, что стояли рядом в бессильном нетерпении. Но воины московской дружины, московского конного полка помнили, как гнали они Ольгерда под Любутском, подчиняясь знакам этого шестопера, помнили Переяславскую битву с Суздальцем, помнили, как спускался с городской стены тверской князь Михаил, помнили Вожу. Ждали.

Ждал и Боброк. Он умел ждать, он двадцать лет ждал этого часа.

В горловину между дубравой и копьями пешего полка втекали ордынские сотни. Чем больше их втечет, тем страшнее будет разгром Орды.

Русские всадники бросались в Непрядву, иные успели повернуть коней и скакали к стягу великого князя. А вот этого им не следовало делать. Стрелки второго ряда повернулись спиной к Большому полку, лицом к Княжьему Двору, к стягу.

Ордынцы мчались к стягу, но мчались к стягу, чтобы стать у него, и русские всадники. Стрелки не могли поднять самострелов. Поражая врага, они поразили бы и своих.

Московский конный полк был обучен в такую минуту пасть с коней и лечь ничком на землю, витязи не были этому обучены, они спешили к конной сотне, что охраняла княжеский стяг.

Не так было задумано, надо поправлять на ходу. Еще несколько минут, и русское войско онемеет, если ордынцы достигнут Княжьего Двора и подрубят стяг. Там трубачи русского войска.

Шестопер Боброка не опустился, а чуть отклонился вправо.

Затрубила одинокая труба в дубраве, и высоким тоном откликнулись ей трубы под стягом. То Боброк призывал к стягу Дмитрия Ольгердовича с его кованой дружиной. Всадники, закованные в доспехи, отделились от полка правой руки и устремились к стягу. Но им надо пройти два поприща нешибкой рысью.

С крутого берега Дона, там, где стояли обозы, не видно было хода сражения. Доносились крики и визг ордынцев, когда они бросались в бой, доносились стук мечей, конское ржание, докатилась тяжкая поступь пешей Орды. Слышали в обозе гром, когда столкнулись пешие рати. Увидели из обозов, как ордынцы погнали всадников полка левой руки.

Игнат знал, что в дубраве стоит засадный полк, что в дубраве Боброк, он не видел, вступил ли в бой засадный полк, но видел, что в Непрядву скатываются русские всадники. В бою и он подчинен наибольшему воеводе, но знаков Боброка ему не предназначалось, он не видел шестопера воеводы, за которым следили тысячи пар глаз засадного полка. Обозники вооружены, как издавна вооружались ополченцы. У кого рогатина, у кого копье, топоры и луки у всех. А разве обозники не подмога? Игнат бросил в бой обозников. Они быстро перешли по переправам и осыпали стрелами всадников Арапши.

Арапша мгновенным взглядом оценил силу этой подмоги русским всадникам. Гортанный вскрик, сотни из Мамаева тумена кинулись к переправам. Но не так-то легко иссечь отчаявшихся, разъяренных русов даже и Мамаевым «неистовым». Ордынцев валили с коней, рубили топорами, кололи рогатинами, вспарывали ножами брюхо коням. Кровавый клубок скатился в Непрядву, не разнять ордынцев и русов.

Игнат рубил топором, пока не обрушился ему на голову ордынский кривой меч. Потемнело в глазах, кровавый туман застилал глаза, успел схватить ордынца за ногу и, падая, стянул с коня в реку...

Михаил Бренка знал, что конница встречает конницу боем, а не стоя на месте. Он устремил свою сотню навстречу Арапше.

Сшиблись. Тяжелые копья ордынцев раздвинули Арапше дорогу к воину в серебристых доспехах. Михаил Бренка был молод, искусен в рубке, но в поединке с ордынскими богатурами не испытан.

Бренка нанес удар мечом, этот удар рассек бы и железный шишак, но пришелся в пустоту. Арапша исчез под конем, тут же вновь взвился в седло и, откинув руку с острой, как огонь, саблей, скользнул ею по сочленению шлема с броней. Бренка пал с коня.

Впереди гридня со стягом, то безоружный враг, не отбиваться же ему древком стяга. Арапша срубил его и рубанул скользящим ударом по древку стяга. Пересек надвое древко, и стяг упал.

Ордынцы взвыли в восторге, вырвался крик бессильной ярости в русских рядах.

Опустился шестопер Боброка. Не падение стяга его опустило, а развертывающиеся сотни кованой рати Дмитрия Ольгердовича, широкой броней охватившие всадников Арапши.

Первым вырвался конь Владимира Андреевича, но князя тут же обошли и оттеснили назад. Разворачивался для боя конный московский кованый полк. Всадники опустили длинные и тяжелые копья. Шла первая тысяча на удар.

Под князем Дмитрием было убито три коня. Доспехи выдержали много ударов, были помяты, но топоры Капусты, Осляби и стрелы Мостыря оберегали князя. Поредели ряды княжьих телохранителей, устлали поле его гридни от Смолки и до Непрядвы. Мостырь давно обучился бою на всех видах оружия, но всему предпочитал самострел. На взвод стальной пружины воротком у него уходило восемь секунд. Каждые восемь секунд он пускал железную стрелу, и она всегда находила цель. Он прятался в рядах княжеских телохранителей, и лишь только ордынец заносил над князем саблю или топор, его тут же поражала железная стрела.