Пушкин и 113 женщин поэта. Все любовные связи великого повесы - Литагент «АСТ»

Еще до выхода своей сестры Натальи замуж за Пушкина Александрина знала наизусть многие его стихотворения и была в него заочно влюблена. После свадьбы Наталья Николаевна решила забрать сестер к себе, чтобы вывести их в общество и «устроить судьбу». Пушкин к этому отнесся скептически: «Мое мнение: семья должна быть одна под одной кровлей: муж, жена, дети — покамест малы… А то хлопот не наберешься, и семейственного спокойства не будет», — писал он жене 4 июля 1834 года. Однако противиться решению жены поэт не стал и не мешал переселению ее сестер в свой дом. Александра вместе со своей старшей сестрой Екатериной с большим удовольствием переехала к Пушкиным в Петербург.

Поэту, постоянно испытывавшему финансовые проблемы, Александрина отдала для заложения свое столовое серебро и брегет. Вещи эти так и не были выкуплены и пропали. Правда, после смерти Александра Сергеевича опекой ей был уплачен долг в размере 2500 руб.

Пушкин очень сдружился с Александриной. Только ей в семье он показал второе письмо барону Геккерну, вызвавшее затем кровавую развязку, но предотвратить дуэль она оказалась не способна, так как дала поэту слово молчать об этом и, к сожалению, его сдержала. Александрина принимала деятельное участие в хозяйственных и материальных делах семьи Пушкина, заботилась о его детях. Характер у нее был очень непростой и неуравновешенный. Иногда безудержно веселая, ироничная, язвительная Александрина замыкалась в себе и могла упорно молчать целыми днями и неделями.

В 1831 году в Александрину был влюблен знакомый Пушкина А. Ю. Поливанов, даже пытался свататься к ней, но безуспешно. В 1835–1836 годах ею увлекся Аркадий Россет. Но, видимо, до него дошли слухи о сожительстве поэта с Александриной, и свадьба расстроилась. О том, что такая связь имела место на самом деле, говорили и писали Идалия Полетика, В. Ф. Вяземская, А. П. Арапова и П. В. Нащокин.

Вот приведенное С. Н. Карамзиной описание вечера в доме у ее сводной сестры Екатерины Николаевны за два дня до дуэли (24 января 1937 года): «В воскресенье у Катрин было большое собрание без танцев: Пушкины, Геккерны [Дантес и Екатерина Николаевна], которые продолжают разыгрывать свою сентиментальную комедию к удовольствию общества. Пушкин скрежещет зубами и принимает свое всегдашнее выражение тигра, Натали опускает глаза и краснеет под жарким и долгим взглядом своего зятя [Дантеса] — это начинает становиться чем-то большим обыкновенной безнравственности; Катрин [Карамзина] направляет на них обоих свой ревнивый лорнет, а чтобы ни одной из них не оставаться без своей роли в драме, Александрина по всем правилам кокетничает с Пушкиным, который серьезно в нее влюблен и если ревнует свою жену из принципа, то свояченицу — по чувству. В общем, все это странно…»

Известна история о нательной цепочке с крестиком Александры Николаевны, в поисках которой она перевернула весь дом, а нашел ее дядька поэта Никита Козлов в простынях дивана Пушкина и затем передал ему. В последние минуты жизни поэт достал этот крестик и попросил В. Ф. Вяземскую вернуть его без свидетелей Александрине, что было выполнено уже после его смерти. При этом Вяземская заметила, как свояченица поэта густо покраснела и стушевалась. После смерти самой Александры Николаевны среди ее вещей нашли эту цепочку, но без крестика. Очень вероятно, что по ее просьбе он был захоронен вместе с ней.

Кстати, до сих пор пушкинисты недоумевают, почему, несмотря на настойчивые просьбы Александрины встретиться с умирающим Пушкиным, тот, поочередно простившись со всеми присутствующими в его доме друзьями, а затем с членами своей семьи, не захотел ее видеть. Но она все равно нашла способ оказаться в комнате умирающего поэта, приведя туда его детей для последнего прощания.

Если верить сведениям Араповой, то Наталья Николаевна в 1852 году обсуждала с сестрой Екатериной, как лучше поставить в известность жениха Александрины барона Фризенгофа об имевшей ранее место любовной связи сестры с ее мужем: «Перед свадьбой Александрины сестрицы долго совещались, как ловчее сообщить жениху, что невеста не девица, и что ее любовником был Пушкин». Свои сложные отношения с Александрой Гончаровой Пушкин, по-видимому, отразил в стихотворении «Странник» (1835). На рукописи этого стихотворения Пушкин дважды нарисовал профиль Александры Николаевны.

«В ряду женских образов пушкинской биографии, — писал пушкинист Л. Гроссман, — Александра Николаевна Гончарова заслуживает, быть может, самого почтительного упоминания. Ее любовь к поэту была по-настоящему жизненной и действенной. Она не ждала от любимого человека мадригалов или посвящений, но старалась всячески облегчить ему жизнь».

После смерти Пушкина она продолжала жить с сестрой Натальей, помогая ей растить детей. Евпраксия Вревская писала в письме Алексею Вульфу 2 сентября 1837 года: «Сергей Львович [отец Пушкина], быв у невестки [Натальи Николаевны], нашел, что сестра ее [Александра] более огорчена потерею ее мужа». Остается, правда, непонятным ее поведение, когда она, в отличие от других ближайших знакомых поэта, возненавидевших его убийц, продолжала доброжелательно общаться с Дантесом.

В 1852 году Александра Николаевна вышла замуж за чиновника австрийского посольства барона Густава Фризенгофа (1807–1889) и уехала с ним за границу. В гостях у нее в Венгрии бывали Наталья, братья, Арапова, Дантес, его жена и дети. Дети А. С. Пушкина, воспитанные при участии Александры Николаевны, поддерживали родственные отношения с Дантесом и его семьей: Александр и Григорий Пушкины ездили к «дяде Жоржу» в Сультец; Мария и Наталья постоянно переписывались с эльзасскими кузинами. В доме Александрины Арапова познакомилась с дочерью Дантеса графиней де Вандаль и т. д. И что уже совсем непонятно: в замке Фризенгоф (до 1940 года) висел портрет Дантеса, но не было ни одного портрета Пушкина.

Полетика Идалия Григорьевна

Идалия Григорьевна Полетика (между 1807 и 1810–1890) — дочь португальской графини д’Ега, жены камергера испанской королевы Марии I и русского посла в Испании графа Г. А. Строганова. Родилась она до их официального брака (в 1828) и носила девичью фамилию д’Обортей. Ее мать, бросив своего мужа, уехала со Строгановым из Испании в Россию. Здесь они обвенчались, и она стала Строгановой Юлией Павловной, но Идалия продолжала считаться «воспитанницей» графа Строганова.

Она была очень музыкальна. В Томском университете сохранилось большое собрание принадлежащих ей нотных тетрадей. Кроме этого, она отличалась острым языком и свободным от норм морали поведением. Уже в 16 лет она встречалась со страстно влюбленным в нее наполеоновским генералом Жюно и с другими знатными фигурами своего времени. В Петербурге молодые офицеры буквально «носили ее на руках» и были готовы из-за нее стреляться. Так, кавалергард Савельев «взял за грудки и слегка придушил» своего командира полка генерал-майора Р. Е. Гринвальда, когда тот нехорошо отозвался об Идалии. Причем за этот проступок Савельев первоначально был даже приговорен к расстрелу, но затем разжалован в солдаты и сослан на Кавказ под пули горцев.