Красные листья - Паулина Симонс

Спенсер вспоминал, как Конни повторяла: «Я не делала этого, не делала», — и слова эти отдавались в его голове, как звон церковных колоколов, а то вдруг неожиданно срывались на визг, и это терзало Спенсера.

Хуже того, начала страдать его работа.

В конце концов, однажды после острого приступа этой «болезни», которая длилась все дождливое мартовское воскресенье, Спенсер не выдержал и отослал Конни короткое письмо, в котором сообщил, что собирается приехать к ней. Спустя несколько недель, то есть когда, по его расчетам, она наверняка уже получила его письмо, Спенсер собрался в Нью-Хэмпшир.

Последний раз он видел Конни два года назад, и, надо сказать, она сильно изменилась. Той молоденькой девушки, которая сидела напротив него в студенческом кафе «Коллиз», больше не существовало. Ее лицо вытянулось, щеки ввалились, в уголках рта появились не очень значительные, но все же заметные горестные складки. Исчезла беззаботная улыбка, длинные белокурые волосы поблекли. Она стала худее, бледнее и казалась огрубевшей. Конни было двадцать три года. Еще два с половиной года, и можно ожидать досрочно — условного освобождения. Вроде бы она под него подпадала. Теперь она много курила и по старой привычке нервно теребила волосы.

— Как ты здесь, Конни? — спросил Спенсер, садясь напротив. Они были разделены стеклянной перегородкой, но видеть и слышать друг друга могли без телефона.

— Прекрасно, как видишь. А ты изменился.

Спенсер прошелся рукой по волосам и уточнил:

— Ты имеешь в виду мои волосы? Да, я их теперь коротко не подстригаю.

— Да, вот так вот. Но теперь ты зато не выглядишь таким крутым, как прежде, но все равно очень симпатичный.

— Шутишь, конечно, — улыбнулся Спенсер.

— Нет, правда. Ты выглядишь отлично.

Но Спенсер проехал три сотни миль не для того, чтобы вести подобные разговоры.

— Тебя навещают? — спросил он.

— Конечно. Все время ездят родители. Брат приезжает, примерно пять раз в год, что очень много для него, так как он живет в Лос-Анджелесе, поэтому сам понимаешь. — Она сделала паузу. — Но ты ведь не о них спрашиваешь. Правда?

Спенсер кивнул.

— Мой адвокат приезжает тоже. Не так часто. Если бы были другие обстоятельства и можно было подать апелляцию, тогда бы я виделась с ним много чаще. Теперь же апеллировать не о чем, и поэтому одним визитером у меня меньше. — Она снова сделала паузу. — А это здорово, что ты приехал.

Он махнул рукой и повинился:

— Ничего здорового нет в том, что я так долго не приезжал.

— Но почему ты должен был приезжать? — сказала Конни мягко. — Например, окружной прокурор и его помощники, они же не приезжают.

— Конечно, они не приезжают. Но они… — Спенсер запнулся. Что — они? Они не просыпаются среди ночи в поту?

— Что-то не дает спать, детектив?

— Спенсер. Зови меня Спенсер.

— Хорошо, Спенсер, — сказала Конни. — Зачем ты приехал?

— Я приехал… — Он посмотрел на серую поверхность барьера, разделяющего их. — Хм, ты знаешь, я в последнее время много о тебе думал.

— Думал? — Она улыбнулась. — Хорошо или плохо?

— Не в этом дело. Я вспоминал тебя, какой ты была в Дартмуте. Кстати, ты встречаешься со своими старыми друзьями?

— Ты знаешь, я как раз собиралась задать тебе тот же самый вопрос. Ты с тех пор хоть раз встречался с моими старыми друзьями?

— Нет, не встречался. После суда я даже ни разу не был в Нью-Хэмпшире.

Конни замолчала, видимо не находя нужных слов, чувствовалось, что она хочет что-то сказать, но не может.

Спенсеру хотелось ей помочь, но он тоже не мог найти нужных слов. Годы работы приучили его вести допросы, к диалогам он привычен не был. Годы же сделали его осторожным и замкнутым.

Ему показалось, что они сидели так очень долго, и все это время Спенсер боролся с собой. Наконец он посмотрел на нее и тихо произнес:

— Ты ведь этого не делала? Верно, Констанция?

— Нет, — проронила она, и ее голос осекся. Спенсер кивнул. По какой-то причине он сейчас поверил ей — сразу и безоговорочно.

— А за год до этого ты действительно пыталась ее убить? — В своей привычной шкуре детектива Спенсер чувствовал себя более уверенно.

— Что-то вроде, но не так уж прямо.

— Так почему же тогда ты согласилась на согласованное признание вины [44]?

— Лучше так, чем перспектива получить пожизненное заключение. Ты же понимаешь, пять лет — это все-таки ещё не вся жизнь. — Конни наклонила голову.

— Конни, если ты этого не совершала, тебе следовало вести себя иначе. Ведь суда, по существу, не было. А ты могла бы пройти через суд, защищать себя. Отрицать свою вину. Бывали случаи — и не так уже редко, — когда суд присяжных оправдывал невиновных.

— А иногда совсем наоборот. И ты это знаешь.

— Иногда бывало наоборот, — согласился Спенсер.

— Спенсер, послушай, мне нечего тебе сказать, кроме старого, но ты, наверное, еще с тех пор устал это слушать.

Спенсер, в ушах которого все это старое звучало последние два года день за днем, кивнул.

Конни подалась к нему и, почему-то переходя на шепот, посоветовала:

— Детектив О'Мэлли, поезжай и посмотри, как там Альберт. Узнай, как он сейчас?

Лицо Спенсера отвердело. Не скрывая своего к нему отношения, он сказал:

— Вот уж с кем бы не хотелось встречаться.

— Навести его, детектив. Пожалуйста, выясни, что представляет собой сейчас Альберт Мейплтоп.

Спенсер положил руки на стол ладонями вниз и задал вопрос, что называется, в лоб:

— А ты как думаешь, Конни, что он сейчас собой представляет?

— Не знаю, — ответила она, — Но он так ни разу ко мне и не приехал.

— Ты считаешь, что он должен был приехать?

— Да, я считаю, что должен был. — И она почти начала плакать, но глаза оставались сухими, только губы слегка скривились. — Я тебе сейчас кое-что расскажу, детектив, кое-что, чего я не рассказывала до сих пор никому, даже брату, родителям, Джиму. Понимаешь, никому. — Она сделала паузу. — В ту ночь, когда погибла Крисси, я выбежала на улицу. Фактически я обезумела от ревности и от злости. Только что мы с Кристиной подрались, причем по-крупному. Я искала Альберта, но его нигде не было, не видно было и Кристины. Слишком уж это было странное в кавычках совпадение, но такое случалось уже не раз и не два. Когда куда-то исчезает она, то жди, что одновременно исчезнет и он, и наоборот. И теперь опять все снова.

— Во сколько это было?

— После часа. Может быть, в час десять — час пятнадцать.

Спенсер весь трепетал и поторопил ее:

— Продолжай.