Рейдовый батальон - Николай Прокудин

Я присел на стул в уголке и решил дожидаться начальника политотдела. Наверное, он все знает, по его приказу выдернули меня из района боевых действий. Вызвали словно на пожар.

В приемную заскочил второй заместитель начальника политотдела (а может, первый заместитель, кто их разберет) — Жонкин.

— Лейтенант! Ты чего тут расселся? Тебя инструктор Семенов с ног сбился разыскивать! Сказано прибыть в двенадцать часов, а сейчас уже час дня! Ростовцев, непорядок!

— У меня БМП завязли напротив поста командира второго батальона, я пешком сюда добрался, — смущенно оправдывался я в ответ на гневную тираду подполковника.

— Ну, ладно! Молодец, что прибыл! — перестал возмущаться Жонкин. — Беги в клуб быстрее! А где твой повседневный китель?

Глупее вопроса я не ожидал и, естественно, растерялся.

— Китель? А зачем?

— Как зачем? Фотография нужна в повседневной форме! Тебя что не предупредили?

— Нет. Но даже если и предупредили бы, то кто его в кишлак из моего шкафа, который в полку, привезет? Каким образом? — усмехнулся я.

— А, ну да… Мы об этом не подумали. Да, вид у тебя неподобающий. Не побрит, не помыт, в масхалате. Черт! Ладно, беги к капитану Семенову, приводи себя в порядок, и вдвоем что-нибудь там придумайте. Времени на все, в том числе и на проявку, и печать, — полтора часа! — нахмурившись, произнес Жонкин и отправился по своим делам.

Инструктор — «балалаечник» от моего вида просто потерял дар речи. Вообще-то, Балалаечник — это кличка. А все потому, что является инструктором политотдела по культурно-массовой работе и заведует средствами пропаганды дивизии, в том числе и музыкальными инструментами. Капитан глубоко вздохнул, покрыл всех матом, не забыв и о непосредственном начальстве.

— Бл…!

— А что я? В чем моя вина? — поинтересовался я, мысленно готовясь вступить в диалог на матерках.

— Уф-ф-ф! — выдохнул капитан и скомандовал, постепенно успокаиваясь:

— Раздевайся! Сейчас принесу бритвенный станок, вызову парикмахера и, конечно, разыщу тебе китель. Взвалили на меня чужие проблемы. Я как всегда крайний! Какой размер формы?

— Сорок восьмой. Третий рост, — ответил я, раздеваясь.

— Хоть пятый. Ты мне еще размер обуви и головного убора назови! Фото ведь делаем по пояс. Мне бы китель лейтенантский найти! Вокруг одни майоры, подполковники и полковники!

Семенов, продолжая громко ругаться, убежал. Вскоре пришел сержант — киномеханик и вручил мне станок с тупым лезвием и кусок мыла.

— Солдат, ты лезвие дал, словно палач заключенному перед казнью. Когда человек бреется в последний раз перед экзекуцией. Я сейчас плакать начну навзрыд от боли. Другого чего-нибудь, более острого у тебя нет?

— Есть, но лезвие совсем новое, для себя. Затупите, чем я после бриться буду? А про то, что нужно хорошее лезвие принести, мне никто не сказал.

— У-у, — завыл я, продолжая соскребать неподдающуюся щетину, в некоторых местах удаляя ее вместе с кожей и формируя волевой подбородок багрового цвета, как бы обветренный в боях старым фронтовиком-окопником. Лицо заметно преобразилось. Щеки пылали огнем, шрам на подбородке кровоточил. Этот же солдатик достал машинку для стрижки, накинул мне на плечи простынку и взялся ровнять всклоченные вихри.

Возвратившийся Семенов, взглянув на меня удовлетворенно, кивнул головой и начал устанавливать фотоаппарат на штатив.

— Виктор! Ты посмотри, что сделалось с моей физиономией после кошмарного бритья! Она красная, как перезрелый помидор! — возмутился я.

— Ничего страшного! Фотография черно-белая. Румянец сойдет за южный загар. Меня больше волнует, куда это медик запропастился с кителем.

Вскоре вошел скромный лейтенант-двухгодичник с кителем, висящим на вешалке плечиках.

— О-о-о! Я буду медиком? — ухмыльнулся я.

— Черт! Не подумал. Сейчас привинтим другие эмблемы в петлицы и добавим звездочек. — Семенов грубо надорвал петлицы, скрутил «змею в стакане» и заменил на «сижу в кустах и жду героя». Затем шилом проткнул погоны и привинтил еще по звездочке.

— Товарищ капитан! Вы что делаете? Я пиджак всего один раз одевал, в штаб округа, а вы его дырявите и рвете? — взвыл лейтенант.

— Не писай кипятком, медицина! Не пиджак, а китель! Это ты у нас «пиджак»! Звание тебе через год присвоят, и звездочка пригодится. Не скручивай. А пехотная эмблема или медицинская, какая тебе разница?

— Но я только на два года в армию попал, мне его придется на склад по увольнению сдавать!

— Сдашь. Был бы китель, а на эмблему и не посмотрят. Сейчас вкрутим покрепче, иголочками петлицы пришпилим. Готово. Хорош! Ох, как хорош! — Закончив подготовку формы, Семенов принялся суетиться, бегая от штатива ко мне. — Очень даже неплохо! Садись на стул, руки на колени. Выпрями спину, да расслабься, не лом же проглотил! Не хмурься. Теперь убери эту дурацкую улыбку! И не делай страшную рожу! Уф-ф-ф. Устал я с тобой, Ростовцев.

— Это я устал от маскарада. Лучше бы у дувала лежал и мух от себя отгонял, жуя виноград, чем терпеть вот это издевательство надо мной.

— А где виноград? — встрепенулся Балалаечник. — Привез?

— Нет. Я пешком до штаба добрался, через кишлаки. Машины застряли у поста.

— Ну, ладно, будь другом, ящичек набери для меня. Я после рейда заскочу к вам в полк, тебе фото на память завезу! — пообещал капитан.

— А мне виноград будет за эксплуатацию кителя? — оживился медик.

— Тебе? — задумчиво произнес я. — Тебе сколько угодно. Сейчас быстро переобуваешься в кроссовки, получаешь автомат, набираешь патронов, гранат и айда со мной. А там в «зеленке» жри сколько угодно, пока не лопнешь! — засмеялся я, хлопая по плечу лейтенанта.

Откуда ни возьмись, в аппаратную ворвался взмокший Артюхин.

— То-о-о-в-а-арищ капитан! Здравия желаю! Вы откуда? Наверное, в «зеленку» вместе поедем? — ухмыльнулся я.

— Иди к черту! — огрызнулся замполит батальона. — Я за тобой. Бегом к начальнику политотдела, скорее!

— Так к черту или к начальнику политотдела? — спросил я, рассмеявшись. — Или он это и есть черт?

— Хватит юмор разводить и шуточки шутить! Дело серьезное! За мной! — Григорий сильно потянул меня за руку.

— Стой! Стой! — взмолился я. — Дай переодеться! Чего я буду туда-сюда пугалом по полку ходить? Китель не по росту с длиннющими рукавами и вместо брюк — массетка! Целый день сегодня бегом и бегом!

— Ладно, быстрее! Севастьянов больше часа нас ждет! Еле-еле тебя нашел! — пожаловался Артюхин.

— Повезло, что нашел. Через пять минут я бы взял ноги в руки и убежал отсюда к батальону. Интересно, зачем меня вызывает высокое руководство?

— Скоро все узнаешь! — загадочно произнес Григорий.

Я быстро переоделся, и мы поспешили в политотдел.

Начальник политотдела сидел за длинным столом, уставленным телефонами и сувенирами. На стенах кабинета висели графики, таблицы, лозунги и плакаты. Настоящий центр политграмотности и эпицентр перестройки.

— А-а-а! Ростовцев! Заходи, дорогой, заходи! — встретил меня полковник протяжным восклицанием. Аркадий Михайлович вскочил, поздоровался, пожав руку, и усадил нас с Артюхиным на стулья. Сам он начал энергично ходить по кабинету из угла в угол, быстро при этом разговаривая. Вскоре шеф стал носиться по кабинету, словно сгусток энергии, только не понятно какой: отрицательной или положительной! — Товарищ старший лейтенант! У командования о вас за год сложилось хорошее мнение, вы это, наверное, заметили.

— Так точно, товарищ полковник! — ответил я, смущаясь. (То, что они знают о моем существовании, я понял всего месяц назад).

— У нас возникла сложная ситуация. Сменщик капитана Артюхина куда-то пропал. Точнее, Артюхин полгода назад занимал должность секретаря комитета комсомола полка, а кадровая машина не поворотлива. Нам прислали молодого лейтенанта. Мы решили вас, Никифор Никифорович, выдвинуть на вышестоящую должность. Было три варианта с разными батальонами. Но возникла блестящая идея — убить двух зайцев разом. Мы назначаем вас, Ростовцев, заместителем командира родного батальона, а Григорий Николаевич благополучно и своевременно, без дальнейших проволочек, едет домой. В результате — все довольны. Я и командир дивизии уверены, что вы справитесь!

— Ох! — охнул я. — Прямо огорошили меня этой новостью. Даже не знаю, что и сказать. Справлюсь ли… Вчера с лейтенантами-взводными я из одного котелка ел, вместе с ними шутил, анекдоты травил, а завтра командовать… Как-то мне не по себе.

— Все будет хорошо. Вы, товарищ старший лейтенант, знаете этот батальон, его проблемы, быт. Досконально изучили людей. Батальон «рейдовый», сложный, я бы даже сказал, тяжелый. Тут не только политические вопросы решать надо, но и постоянно участвовать в боевых действиях. Нужны молодость и здоровье, молодецкая удаль! Значит, так и порешим! Принимайте дела, и в процессе службы будем вас учить, поправлять. Так что перестраивайтесь! Вся страна перестраивается! — Начпо пожал нам обоим руки, похлопывая по спинам, довел до дверей кабинета и еще раз попрощался.