Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Что касается финансов, то Карфаген располагал бесспорно более значительными государственными доходами, чем Рим; но это преимущество уравновешивалось отчасти тем, что источники карфагенских доходов, состоявшие из дани и из таможенных пошлин, истощались гораздо скорее и именно тогда, когда в них всего более нуждались, отчасти тем, что карфагенские методы ведения войн обходились несравненно дороже римских. Военные средства римлян и карфагенян были далеко не одинаковы, хотя во многих отношениях были почти равноценны. Карфагенское гражданство еще во время взятия города римлянами состояло из 700 тысяч человек, включая женщин и детей 180 , и, вероятно, было по меньшей мере столь же многочисленно и в конце V века [ок. 270—250 гг.]; в случае крайности оно было в состоянии выставить в V в. [ок. 350—250 гг.] гражданское ополчение из 40 тысяч гоплитов. Такое же гражданское ополчение Рим был в состоянии выставить при столь же крайней необходимости еще в начале V века [ок. 350—340 гг.], а после происшедшего в течение V века огромного расширения территории число способных носить оружие полноправных граждан должно было, по крайней мере, удвоиться. Но на стороне Рима был перевес не столько по числу способных носить оружие людей, сколько по наличному составу гражданского ополчения. Как ни старалось карфагенское правительство привлекать граждан к военной службе, оно не было в состоянии ни наделить ремесленников и мастеровых физической силой земледельцев, ни преодолеть врожденное отвращение финикийцев к военному ремеслу. В V в. [ок. 350—250 гг.] еще сражался в рядах сицилийской армии «священный отряд» из 2500 карфагенян, служивший гвардией для главнокомандующего; в VI в. [ок. 250—150 гг.] в карфагенских армиях, как например в испанской, уже не было ни одного карфагенянина, за исключением офицеров. Напротив того, римские крестьяне не только значились в рекрутских списках, а находились налицо и на полях сражений. То же следует заметить и о соплеменниках обеих общин; между тем как латины оказывали римлянам не менее важные услуги, чем римское гражданское ополчение, ливийские финикийцы были так же мало годны для военной службы, как карфагеняне, и, понятно, шли на войну с еще меньшей охотой, чем последние; вследствие этого они уклонялись от службы в карфагенских армиях, а города, которые были обязаны поставлять вспомогательные войска, по всей вероятности, откупались от этой обязанности деньгами. В только что упомянутой испанской армии, состоявшей приблизительно из 15 тысяч человек, был только один отряд конницы из 450 человек, да и тот лишь частью состоял из ливийских финикийцев. Главную силу карфагенских армий составляли ливийские рекруты, из которых можно было под руководством способных офицеров создать хорошую пехоту, и легкая кавалерия, которая оставалась в своем роде непревзойденной. К этому следует присовокупить военные силы более или менее подвластных ливийских и испанских племен, знаменитых балеарских пращников, которые, по-видимому, занимали промежуточное положение между союзными контингентами и наемными отрядами, и, наконец, в случаях крайности — навербованную в чужих краях солдатчину. По своему численному составу такая армия могла быть без труда доведена до желаемых размеров, а по достоинству своих офицеров, по знанию военного дела и по храбрости она была способна помериться с римлянами; но между набором наемников и их готовностью к выступлению проходил опасный для государства длинный промежуток времени, между тем как римская милиция была по всякое время года готова выступить в поход; еще более важное различие заключалось в том, что карфагенские армии были спаяны вместе только честью знамени и денежными выгодами, между тем как римских солдат объединяло все, что привязывало их к общему отечеству. Рядовой карфагенский офицер дорожил своими наемными солдатами и даже ливийскими земледельцами почти так же, как в наше время дорожат на войне пушечными ядрами; этим объясняются такие позорные дела, как, например, в 358 г. [396 г.] предательство ливийских войск их начальником Гимильконом, имевшее последствием опасное восстание ливийцев; недаром же вошло в поговорку ироническое выражение «пуническая верность», причинившее немало вреда карфагенянам. Карфаген вполне изведал на опыте, каким бедствиям могут подвергать государство армии из феллахов и наемников, и его наемные слуги не раз оказывались более опасными, чем враги. Карфагенское правительство, конечно, сознавало недостатки такой военной системы и всячески старалось их исправить. Его денежные кассы и военные склады были всегда полны, чтобы во всякое время можно было удовлетворить наемников. Оно обращало особенное внимание на то, что заменяло у древних народов нашу артиллерию — на устройство военных машин (в чем карфагеняне постоянно превосходили сицилийцев) и на содержание слонов, с тех пор как эти последние вытеснили древние боевые колесницы; в карфагенских казематах были устроены стойла для 300 слонов. Оно не решалось укреплять подвластные города и потому должно было мириться с мыслью, что всякая высадившаяся в Африке неприятельская армия могла занять вместе с незащищенной местностью и все города и местечки; совсем иначе было в Италии, где большая часть покоренных городов сохранила свои городские стены и где господствовала над всем полуостровом цепь римских крепостей. Что же касается укрепления столицы, то на этот предмет тратилось все, что только могли доставить деньги и искусство, и государство не раз было обязано своим спасением только прочности карфагенских городских стен, между тем как положение Рима было настолько безопасно и в политическом и в военном отношении, что ему даже ни разу не пришлось выдержать настоящую осаду. Наконец, главным оплотом карфагенского государства служил его военный флот, который и был предметом особых забот. Как в сооружении кораблей, так и в уменье ими управлять карфагеняне превосходили греков; в Карфагене впервые стали строить суда с более чем тремя палубами для гребцов; карфагенские военные корабли имели в то время большей частью по пяти палуб; они быстрее ходили под парусами, чем греческие суда; гребцами на них были только государственные рабы, никогда не сходившие с галер и отлично обученные, а капитаны были искусны и неустрашимы. В этом отношении Карфаген имел решительный перевес над римлянами, которые располагали лишь несколькими кораблями союзных греков и еще меньшим числом собственных кораблей и потому не были в состоянии выйти в открытое море, где их мог встретить карфагенский флот, господствовавший в западных водах. Сравнение военных сил двух великих держав приводит нас к общему выводу, что мы должны признать обоснованным мнение одного проницательного и беспристрастного грека, что в то время, когда Карфаген и Рим вступили между собой в борьбу, их силы были в общей сложности одинаковы. Но мы должны к этому добавить, что хотя Карфаген и употребил в дело все, что ум и богатство могли сделать для создания искусственных средств нападения и обороны, он все-таки не был в состоянии сколько-нибудь удовлетворительно исправить коренные недостатки своей собственной армии и плохо организованной симмахии. Нетрудно было догадаться, что на Рим можно было серьезно напасть только в Италии, а на Карфаген только в Ливии и что Карфаген ненадолго огражден от такого нападения. Мореплавание еще переживало в то время свое детство, и флоты еще не составляли прочного наследственного достояния наций, а могли быть созданы повсюду, где были дерево, железо и вода; что даже могущественные морские державы не были в состоянии помешать высадке более слабого на море врага — было для всякого очевидно, а в самой Африке было не раз доказано на опыте. После того как Агафокл указал туда дорогу, ее мог найти и римский полководец, и в то время как в Италии с вторжением неприятельской армии война только начиналась, в Ливии она в подобном случае кончалась и превращалась в осаду, которая без вмешательства какой-нибудь особой случайности была способна в конце концов сломить даже самое стойкое мужество.

ГЛАВА II

ВОЙНА МЕЖДУ РИМОМ И КАРФАГЕНОМ ЗА ОБЛАДАНИЕ СИЦИЛИЕЙ.

Вражда между карфагенянами и владетелями Сиракуз опустошала прекрасный сицилийский остров уже более ста лет. Оба противника вели войну, с одной стороны, при помощи политической пропаганды, для чего Карфаген поддерживал сношения с аристократически-республиканской оппозицией в Сиракузах, а сиракузские династы — с национальной партией в обязанных платить Карфагену дань греческих городах, с другой стороны, при помощи наемных армий, во главе которых сражались как Тимолеон и Агафокл, так и финикийские полководцы. И не только средства борьбы обеих сторон были одинаковы, но столь же одинаковыми были и те оставшиеся беспримерными в истории Запада бессовестность и вероломства, с которыми она велась с обеих сторон.