Холодные медные слезы. Седая оловянная печаль - Глен Кук

Ничего не помогало. Я присел на край могилы, прямо в грязь. Я сидел и оплакивал ее, а она, почти прозрачная, невесомая, сидела напротив с тем же заботливым, участливым видом, с каким склонялась над поверженным горе-сыщиком.

– Ах, если б все было иначе, если б ты жила в мое время или я жил в твое…

Элеонора протянула руку. Прикосновение ее было нежным и легким, как лебяжий пух. Она улыбнулась слабой, грустной, всепрощающей улыбкой. Я хотел улыбнуться в ответ – и не смог.

В мире много зла. Наверное, так и должно быть, но примириться с этим нелегко. Безвинные страдания Элеоноры Стэнтнор – не обычное, рядовое зло. Не люди, боги в ответе за него. Потому я и стал безбожником. Я не желаю поклоняться небесным хищникам, которые наводнили мир незаслуженными мучениями. Возмездие настигло генерала Стэнтнора, но вина не целиком на нем. И, конечно, не на родителях Элеоноры. Мать просто старалась защитить ее. Никто из смертных не виновен, виновны боги, и они, только они заслуживают равных страданий.

Я поднял глаза. Рок, видимо, заканчивал работу. От Элеоноры мало что осталось. Она бледнела, испарялась, но улыбалась, улыбалась мне. Наверное, никто не относился к ней так хорошо. Можете представить себе мои чувства.

– Мир и покой тебе, Элеонора. – Я махнул рукой.

А потом она исчезла. Я копал как одержимый, будто хотел докопаться до ада и столкнуть в него все людские горести. Вырыв могилу на фут глубже, чем следовало, я немного успокоился, выбрался наружу и направился к дому. Я весь перемазался и боялся, что кто-нибудь примет меня за вылезшего из болота мертвеца.

41

Я остановился поболтать с Дожанго и парнями, но мысли мои были далеко. Через пять минут я оставил их и пошел дальше. Морли взволнованным голосом что-то сказал Дожанго и побежал за мной. Дожанго тяжко вздохнул, я вспомнил, что у него это означало крайнюю степень изнеможения, подтянул штаны и припустил за нами. Какого черта они лезут? Проходя мимо мрачных предков Стэнтнора, я погрозил им кулаком и высказал все, что думал об их роде, особенно о последнем его представителе. Морли догнал меня.

– Ты в порядке, Гаррет?

– Нет. Чувствую себя препогано, хуже быть не может. Но я приведу себя в порядок.

Иногда просто терпение лопается, сил нет переносить творящиеся на свете безобразия. Ничего, все будет нормально.

– Вот это да! Гаррет в чистом виде. Гаррет, мечта которого расстроиться, чтобы принимать в три раза больше участия в чужих неприятностях.

Я слабо усмехнулся:

– Что-то в этом роде.

– Нельзя же все взваливать себе на плечи…

Нельзя. Но я никак не затвержу этот урок, никак не привыкну быть просто сторонним наблюдателем.

Из главного холла донесся ужасный металлический грохот, а вслед за тем пронзительный вопль – так кричит подстреленный кролик. Отпихивая друг друга, мы бросились на крик.

Кид лежал в нескольких шагах от места гибели Чейна, зашибленный сброшенным сверху панцирем. Он был еще жив, еще чуть подергивался и напомнил мне раздавленного жука.

Прежде чем мы успели освободить его, Кид затих совсем. Я опустился рядом на колени, но свет уже померк в его глазах.

– Все, остался один вариант, выбора больше нет, – шепнул мне Морли.

– Теперь я знаю, кто это.

Я готов был возненавидеть себя. Я должен был догадаться раньше. Доктор Рок прав: с самого начала я подошел к делу не с той стороны. Нам свойственно закрывать глаза на то, чего видеть не хочется. Я слишком сосредоточился на поиске мотивов и был ослеплен тем единственным, который сумел найти. Я не учел, что мотивы безумцев нормальным людям кажутся бессмысленными.

– Да. – Морли тоже знал, теперь это не вызывало сомнений. Но он ни словом не упомянул об убийце, он сказал: – Ты больше ничего не можешь для него сделать, сейчас тебе вообще делать нечего, пойди почистись и умойся.

– Зачем? Все равно придется копать еще одну могилу.

– Это подождет, а тебе надо помыться. Я за всем присмотрю.

Может, Морли прав. Может, он, дьявол его побери, знает меня даже слишком хорошо. Ванна не поможет, но она как бы символ покоя и нормальной жизни. Я прошел на кухню. Питерс с кухаркой заканчивали приготовления к ленчу. Как ни странно, они не слышали грохота. Я не стал рассказывать им о случившемся, я просто набрал горячей воды и потащил бадью к себе в комнату. Они, в свою очередь, не стали задавать вопросов: наверное, вид у меня был устрашающий.

Вниз я спустился уже чистым и переодетым. Но самочувствие мое не улучшилось. Не всякую грязь можно смыть водой.

– Ну что слышно? – спросил я. Морли покачал головой:

– Ничего. Только Рок хочет видеть тебя. Я вошел в комнату, в которой оставил доктора Рока. Он-то слышал грохот, но при виде меня у него глаза на лоб полезли.

– Неважно выглядите. Я ввел его в курс дела.

– Я подозревал это, – изрек он. – Миссия моя здесь почти закончена, осталось только свести Элеонору с мужем.

Я рассказал ему о свидании с Элеонорой. Под безобразной внешностью доктора скрывалась добрая душа.

– Я понимаю вас. Я несколько раз попадал в такое положение. В вашем бизнесе, как и в моем, не обойтись без болезненных переживаний. Но я дам вам еще одну возможность проститься с ней.

– Так пошли.

– Не сейчас. Вы еще не готовы, вы слишком взбудоражены, необходимо успокоиться. Я было заспорил.

– Я в ваши дела не вмешиваюсь, не указываю, что, где и когда. Не вмешивайтесь и вы в мои. Дело не в вас. Мы не можем работать в неспокойной обстановке. Лишние эмоции искажают картину.

И Рок прав. Пора мне научиться не смешивать личные переживания с делом.

– Хорошо. Я буду сдержан. Морли просунул голову в дверь:

– Ленч подан. Гаррет, тебе надо подкрепиться.

Поразительно, как все пекутся о моем рассудке и душевном здравии. Мне захотелось завопить, затопать ногами, послать всех куда подальше.

– Хорошо, иду, – сказал я.

Думаю, выглядел я немногим лучше, чем час назад. Во всяком случае. Черный Пит не сводил с меня глаз.

– Что-нибудь случилось? – спросил он.

– Да. Кое-что случилось. С Кидом. Его раздавило панцирем, сброшенным с четвертого этажа. Насмерть.

Питерс нахмурился. Секунд пять они с кухаркой молча смотрели друг на друга. Потом она тихо заплакала.

– После еды пойдем к старику, – обратился я к присутствующим. – Пора кончать.

– Теперь уже не о чем волноваться, – сказал Питерс. – Я почти жалею, что пригласил тебя.

– А я уж точно жалею. – Я отодвинул тарелку, не проглотив ни кусочка. Остальные не торопились. Морли с опаской поглядывал на меня: опасался взрыва. – Я в порядке, – успокоил я его. – Гаррет холоден и невозмутим, как айсберг. – С внутренним кипением я и в самом деле справился. Но так и с трупом бывает – сначала перестает работать сердце, и лишь постепенно холодеют конечности.