Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли

– С Фридой купался. Она вскочила в пять утра, ни свет, ни заря. До сих пор плещется, – он вгляделся в пляж, – но сейчас прибежит, потребует шоколадного молока с булками… – он принес Анне и кофе, и вареных яиц, и творога:

– Насчет вашей с Ханой экспедиции на юг… – доктор Судаков щелкнул зажигалкой, – я подумал, и решил, что отправлюсь с вами… – Анна отставила чашку, он повел рукой:

– Погоди. Я на следующей неделе улетаю в Европу… – больше Авраам ничего не хотел говорить, – возможно, что надолго. Я хочу… – он хотел сказать, что хочет побыть с Анной, но оборвал себя:

– Это ей слушать ни к чему. Фантазии одинокого мужчины на пороге старости… – он выпустил клуб дыма:

– Я хочу быть уверен, что у Аарона все в порядке. Мне надо сделать доклад его матери. Женщина недавно овдовела, она волнуется… – Анна, робко заметила:

– Но конвой военный, а вас нет в списках… – доктор Судаков поднял бровь:

– Я могу позвонить Старику, но не хочется отвлекать премьер-министра мелочами. Думаю, нынешний глава армии, мой бывший боец, генерал Ласков, не откажет мне. В конце концов, я не прошу отправить меня в Эйлат за государственный счет. То есть пока не прошу, разумеется… – подмигнув Анне, он подвинул ей кофейник:

– Сейчас прискачет Фрида, дети поднимутся. Ешь бурекасы, пока сюда не явилась толпа ребятишек… – вытянув ноги, он принялся за сладости.

Пустыня Негев

После выезда из кибуца Саад, где конвой напоили чаем, дорога стала совсем плохой.

Сто километров на юг до нового города, или, вернее, рядов времянок, с табличкой «Сдерот» на обочине, колонна сделала за три часа. Миновав кибуц Яд Мордехай на северной границы Газы, грузовики заскакали по выбоинам шоссе. Хана обернулась. Статуя Мордехая Анилевича, героя восстания в варшавском гетто, тонула в прохладной, белесой дымке. Пятничным утром с моря на прибрежную равнину поползли тяжелые тучи. Пока дождь только собирался, но сюда, в пустыню, доносилось далекое громыхание.

Девушка удивилась:

– Разве в марте случаются дожди… – доктор Судаков, усевшийся за руль военной машины, кивнул:

– И в марте, и в апреле, и даже в мае. В мае, это редкость… – высунувшись из окна, он вгляделся в небо, – но сейчас вполне может разразиться гроза или даже ураган… – в затянутых брезентом кузовах покачивались картонные ящики с наклейками: «Веселого Пурима». Они везли сладости, сушеный инжир и финики, орехи, бутылки виноградного сока. В каждом кибуце по дороге их снабжали свежими фруктами:

– Для наших солдат, – улыбались работники столовой, – и вы тоже поешьте… – Хана грызла крепкую морковку, из корзины, полученной в кибуце Саад. В Сдероте колонна остановилась на перекур рядом с единственными в городе постоянными домами, серого бетона. Грузовики облепили местные мальчишки из восточных семей. В городе жили почти одни выходцы из Северной Африки:

– Сдерот заложили девять лет назад, как транзитный лагерь, – объяснил Хане дядя Авраам, – Эстер сюда часто ездила. Теперь здесь настоящий город… – в настоящем городе оказалось несколько лавок, шиферная автобусная остановка и барак с надписью «Почта Израиля». Над крышей, как и на их грузовиках, бился бело-голубой флажок. Анна разговаривала с матерями мальчишек по-французски:

– Скоро шабат, – обернулась она, – весь город готовит. У многих тоже старшие дети в армии… – женщины несли к грузовиками румяные халы, пирожки с мясом, судки с кускусом и фаршированными овощами, пакеты истекающих медом сладостей. Мальчишки бежали за колонной:

– Передавайте приветы… – они кричали имена, – мой брат тоже служит на юге! Веселого Пурима… – паренек лет пяти упоенно вертел трещоткой. Помахав ему, доктор Судаков усмехнулся:

– Он мне поставил на вид, что я не в военной форме, а я ответил, что здесь как доброволец. Объяснил, что я вообще-то не шофер, а профессор. Тогда он заявил, что тоже станет профессором… – бросив в рот сигарету, Авраам подытожил:

– Станет, как Инге. Кто мог подумать, что сын фермеров из горной глуши защитит диссертацию, что его назовут надеждой современной физики… – Авраам не разбирался в технических науках, но говорил с учеными из института Вейцмана:

– Израиль построит свой реактор, – подумал он, – то есть программа уже началась… – неподалеку от Беер-Шевы, на окраине еще одного города развития, как их называли, Димоны, возводился засекреченный научный центр:

– Поэтому сюда зовут Инге, – вздохнул Авраам, – Сабина еврейка, Инге лоялен Израилю. Он не продаст секреты страны каким-нибудь арабам… – по мнению Авраама, такое было смешно, однако он понимал Моссад:

– Мы сейчас не воюем, но мир долго не продлится. Не надо нашим соседям знать, что у нас есть ядерный реактор, а, может быть, даже и бомба… – он напомнил себе, что Инге, как и покойная Констанца, отказывается от военных проектов. Из-за туч в кабине совсем стемнело, посверкивали огоньки сигарет женщин:

– Ладно, пусть он приезжает… – Авраам вгляделся в пыльные камни рядом с шоссе, – на месте разберемся, что называется. Мне самому еще надо вернуться домой… – доктор Судаков напомнил себе:

– Иначе и быть не может. Близнецы взрослые, но у меня двое детей на руках, их надо вырастить… – черное небо осветилось всполохом молнии. Анна встрепенулась:

– Дядя Авраам, указатель на Нахаль Оз… – не сворачивая на грунтовку, колонна пошла дальше:

– Там кибуц, – объяснил доктор Судаков, – а нам надо на базу с таким же названием. Здесь еще километров пятнадцать, сначала мы должны пересечь вади, то есть сухое русло реки… – дождь хлынул на них мощной стеной. Желтые потеки сползали по ветровому стеклу, дворники не справлялись:

– Вокруг глина и песок, – Авраам крепче взялся за руль, – поэтому ливень такого цвета, как в русской песне про желтые дожди. Как я выжил, будем знать только мы с тобой. Эстер знала, она меня ждала, верила в меня. Я хочу, чтобы и Анна ждала… – он велел себе не думать о таком:

– Потом, все потом. Сначала надо довести колонну до базы… – вади превратился в грохочущий поток. Дождь все не ослабевал, Авраам крикнул:

– Держитесь крепче, попробуем прорваться на тот берег… – вода бурлила вокруг колес грузовика, ливень хлестал по брезенту:

– Черт, только оползня нам не хватало… – успел подумать доктор Судаков. Мотор взревел, машина покачнулась под напором грязи. Подхватив грузовик, сель понес его вниз, по руслу бывшего вади.

Официально тренировочный марш новобранцев должен был закончиться в пятницу днем.

На построении в шесть утра, сержант, здоровый детина, расхаживая вдоль ряда солдат, пообещал:

– К шабату вернемся на базу. Рядовой Горовиц скажет кидуш… – ребята расхохотались, – поедим халы, выпьем виноградного сока… – столовая в Нахаль Оз не отличалась поварским искусством. За почти неделю на курсе молодого бойца, Аарон понял, что здесь не стоит ожидать кого-то вроде кузена Шмуэля:

– Лучший повар Цахала теперь готовит для будущих священников в Риме, а потом отправится дальше… – утром он получил обычную порцию омлета из яичного порошка, и кусок белого хлеба с маргарином. Салат выносили в большом алюминиевом баке. В такой же посудине подавали и какао. Машгиахом на базе служил замотанный военный раввин. Кроме Нахаль Оз, у него под началом было два близлежащих тренировочных лагеря. Увидев бороду и пейсы Аарона, рав Яаков обрадовался:

– Очень хорошо. После тиронута я подам рапорт, заберем тебя в военный раввинат. Хотя бы не придется разрываться между тремя базами… – на завтраке рав Яаков громко объявил:

– Рядовой Горовиц сегодня заменит меня для кидуша… – пережевывая хлеб, Аарон пробормотал:

– Любой может сказать благословение, наука невелика… – ребята, соседи по столу, зашумели:

– Ты учился в ешиве, тебе и карты в руки… – Аарон оказался единственным религиозным бойцом на всем тиронуте:

– И единственным американцем… – он вытер рукавом рубашки грязное лицо, – здесь мало ашкеназов, больше репатриантов из Северной Африки. Они все хорошо говорят по-французски, это помогает… – многие ребята еще нетвердо знали иврит. Товарищи по казарме часто расспрашивали Аарона о Париже. Он рассказывал об Эйфелевой башне и Лувре, о Монмартре и мосте Понт-Неф: