Окно выходит в белые деревья... - Евгений Евтушенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
КАРТИНКА ДЕТСТВА
Работая локтями, мы бежали, —кого-то люди били на базаре.Как можно было это просмотреть!Спеша на гвалт, мы прибавляли ходу,зачерпывали валенками водуи сопли забывали утереть.
И замерли. В сердчишках что-то сжалось,когда мы увидали, как сужалоськольцо тулупов, дох и капелюх,как он стоял у овощного ряда,вобравши в плечи голову от градатычков, пинков, плевков и оплеух.
Вдруг справа кто-то в санки дал с оттяжкой.Вдруг слева залепили в лоб ледяшкой.Кровь появилась. И пошло всерьез.Все вздыбились. Все скопом завизжали,обрушившись дрекольем и вожжами,железными штырями от колес.
Зря он хрипел им: «Братцы, что вы, братцы…»толпа сполна хотела рассчитаться,толпа глухою стала, разъярясь.Толпа на тех, кто плохо бил, роптала,и нечто, с телом схожее, топталав снегу весеннем, превращенном в грязь.
Со вкусом били. С выдумкою. Сочно.Я видел, как сноровисто и точнолежачему под самый-самый дых,извожены в грязи, в навозной жиже,все добавляли чьи-то сапожищис засаленными ушками на них.
Их обладатель — парень с честной мордойи честностью своею страшно гордый —все бил да приговаривал: «Шалишь!..»Бил с правотой уверенной, весомой,и, взмокший, раскрасневшийся, веселый,он крикнул мне: «Добавь и ты, малыш!»
Не помню, сколько их, галдевших, било.Быть может, сто, быть может, больше было,но я, мальчишка, плакал от стыда.И если сотня, воя оголтело,кого-то бьет, — пусть даже и за дело! —сто первым я не буду никогда!
20 апреля 1963 Коктебель«Хочу я быть немножко старомодным…»
Хочу я быть немножко старомодным —не то я буду временностью смыт,чтоб стыдно за меня не стало мертвым,познавшим жизни старый добрый смысл.
Хочу быть щепетильным, чуть нескладными вежливым на старый добрый лад,но, оставаясь чутким, деликатным,иметь на подлость старый добрый взгляд.
Хочу я быть начитанным и тонкими жить, не веря в лоск фальшивых фраз,а внемля гласу совести — и только! —не подведет он, старый добрый глас.
Хочу быть вечным юношей зеленым,но помнящим уроки прежних лет,и юношам, еще не отрезвленным,советовать, как старый добрый дед.
Так я пишу, в раздумья погруженный.И, чтобы сообщить все это вам,приходит ямб — уже преображенный,но тот же самый старый добрый ямб…
22 апреля 1963 КоктебельСКАЗКА О РУССКОЙ ИГРУШКЕ
В. А. Косолапову
По разграбленным селамшла Орда на рысях,приторочивши к седламрусокосый ясак.
Как под темной водоюмолодая ветла,Русь была под Ордою.Русь почти не была.
Но однажды, — как будтовсе колчаны без стрел, —удалившийся в юрту,хан Батый захмурел.
От бараньего сала,от лоснящихся женчто-то в нем угасало —это чувствовал он.
И со взглядом потухшимхан сидел, одинок,на сафьянных подушках,сжавшись, будто хорек.
Хан сопел, исступленнойскукотою томясь,и бродяжку с торбенкойввел угодник толмач.
В горсть набравши урюка,колыхнув животом,«Кто такой?» — хан угрюмоткнул в бродяжку перстом.
Тот вздохнул («Божья матерь,то Батый, то князья…»):«Дел игрушечных мастерВанька Сидоров я».
Из холстин дыроватыхв той торбенке своейстал вынать деревянныхмедведей и курей.
И в руках баловалсяпотешатель сердец —с шебутной балалайкойскоморох-дергунец.
Но, в игрушки вникая,умудренный, как змий,на матрешек вниманьеобратил хан Батый.
И с тоской первобытнойхан подумал в тот миг,скольких здесь перебил он,а постичь — не постиг.
В мужичках скоморошных,простоватых на вид,как матрешка в матрешке,тайна в тайне сидит…
Озираясь трусливо,буркнул хан толмачу:«Все игрушки тоскливы.Посмешнее хочу.
Пусть он, рваная нечисть,этой ночью не спити особое нечтодля меня сочинит…»
Хан добавил, икнувши:«Перстень дам и коня,но чтоб эта игрушкапросветлила меня!»
Думал Ванька про волю,про судьбу про своюи кивнул головою:«Сочиню. Просветлю».
Шмыгал носом он грустно,но явился в свой срок:«Сочинил я игрушку.Ванькой-встанькой нарек».
На кошме не кичливовстал простецкий, не злой,но дразняще качливыймужичок удалой.
Хан прижал его пальцеми ладонью помог.Ванька-встанька попался.Ванька-встанька — прилег.
Хан свой палец отдернул,но силен, хоть и мал,ванька-встанька задорноснова на ноги встал.
Хан игрушку с размахавмял в кошму сапогоми, знобея от страха,заклинал шепотком.
Хан сапог отодвинул,но, держась за бока,ванька-встанька вдругвынырнул из-под носка!
Хан попятился грузно,Русь и русских кляня:«Да, уж эта игрушкапросветлила меня…»
Хана страхом шатало,и велел он скорейот Руси — от шайтана —повернуть всех коней.
И, теперь уж отмаясь,положенный вповал,Ванька Сидоров — мастер —у дороги лежал.
Он лежал, отсыпался —руки белые врозь.Василек между пальцевнатрудившихся рос.
А в пылище прогорклой,так же мал да удал,с головенкою гордойванька-встанька стоял.
Из-под стольких кибиток,из-под стольких копытон вставал неубитый —только временно сбит.
Опустились туманына лугах заливных,и ушли басурманы,будто не было их.
Ну а ванька остался,как остался народ,и душа ваньки-встанькив каждом русском живет.
Мы — народ ванек-встанек.Нас не Бог уберег.Нас давили, пласталистолько разных сапог!
Они знали: мы — ваньки,нас хотели покласть,а о том, что мы встаньки,забывали, платясь.
Мы — народ ванек-встанек.Мы встаем — так всерьез.Мы от бед не устанем,не поляжем от слез…
И смеется не вмятый,не затоптанный в грязьмужичок хитроватый,чуть пока-чи-ва-ясь.
20-22 июня 1963 Гульрипш«Пришли иные времена…»
Пришли иные времена.Взошли иные имена.
Они толкаются, бегут.Они врагов себе пекут,приносят неудобстваи вызывают злобства.
Ну, а зато они — «вожди»,и их девчонки ждут в дождии, вглядываясь в сумрак,украдкой брови слюнят.
А где же, где твои враги?Хоть их опять искать беги.Да вот они — радушнокивают равнодушно.
А где твои девчонки, где?Для их здоровья на дождеопасно, не иначе —им надо внуков нянчить.
Украли всех твоих врагов.Украли легкий стук шагов.Украли чей-то шепот.Остался только опыт.
Но что же ты загоревал?Скажи — ты сам не воровал,не заводя учета,все это у кого-то?
Любая юность — воровство.И в этом — жизни волшебство:ничто в ней не уходит,а просто переходит.
Ты не завидуй. Будь мудрей.Воров счастливых пожалей.Ведь как ни озоруют,их тоже обворуют.
Придут иные времена.Взойдут иные имена.
10 октября 1963 ГульрипшЛЮБИМАЯ, СПИ…
