Ялос-2016. Сборник Ялтинского международного литературно-музыкального фестиваля - Сборник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
17.03.09
Я ведаю…
Я ведаю, чем это кончится —Антихрист сорвётся с цепи.Крылатая русская конницаРастает в бескрайней степи.
Мы мечемся в поисках истины,А истина рядом, мой друг.И пусть эта жертва бессмысленна,Но я отправляюсь на Юг.
Туда, где с колами и виламиГрядёт восемнадцатый год.Где Белая стая КорниловаУходит в Ледовый поход.
Прервать сатанинские оргииБок о бок, навстречу беде,Идут кавалеры «Георгия»И девочка Софья Боде.
Туда, где в тропической зелениЗакаты под цвет кумача.Где выход в моря средиземныеГотовил мечтатель Колчак.
А ныне в тельняшке заштопанной,Не веря в счастливый исход,В укрытии бухт СевастополяСтоит всеми преданный Флот.
Так есть в поднебесной обители.Так будет и впредь, с, est la vie.Признаться, мне жаль победителей —Они захлебнутся в крови.
Они не учили истории,«Блистая» своей простотой.И будут дымить крематорииРабоче-крестьянской мечтой.
Мы словно из Времени выпали.Нам видится странный мираж:Кресты на утёсах Галлиполи,Безерты унылый пейзаж,
Немыслимый век одиночества,В клинок перекованный плуг…Я ведаю, чем это кончится.Но я отправляюсь на Юг.
03.09.2011
Георгию Иванову
Как хрупок этот мир, который,Пугливо спрятавшись в норуИ окна занавесив шторой,Ведёт наивную игру!
Мы пьём под звуки фортепьяноСреди простуженных снеговИ вздрагиваем постоянноОт скрипа собственных шагов.
Подвластна заданному ритмуВолна вальсирующих тел.И кто-то подбирает рифмуДля слова страшного «расстрел».
Не каждый убедить сумеетВ том (и себя первей всего),Что это слово не имеетК нам ровным счётом ничего.
Полна тоскою неизбывнойПевица в траурном манто.Поэт читает заунывноСвоё блестящее «ничто».
Его лицо как маска в пудре,Лишь рот кривится в такт речам,И не расчёсанные кудриСпадают вяло по плечам.
Невразумительный и странный,Порой коверкая слова,Он манит нас за океаны,На золотые острова.
И нас его призыв уноситВ пределы дальних берегов,А дым дешёвой папиросы —В туман предутренних лугов.
И экзотические звериВдруг мчат на нас во весь опорСквозь плотно запертые двериИ складки обветшалых штор.
Вот южный город, солнца полный,Всегда беспечен, сыт и пьян.И бьют лазоревые волныВ борта фрегата «Сан-Хуан».
По трапам бегают матросы,Таская толстые тюки.Хозяин – жёлтый и раскосый —Следит за всем из-под руки.
Что моряку – лишь ром да юбка!Иначе жизнь его пуста.– А ну, прижмись ко мне, голубка! —Иной бродяга даже трубки
Не вынимает изо рта!В одной руке – хмельная кружка,И зуб акулы на груди,В другой – весёлая подружка,
Таких в порту – хоть пруд пруди!Узлом завязана рубаха,В такт песне топает нога,Торчит за поясом наваха
(Видать, моряк не знает страха!),А в ухе – жёлтая серьга.Здесь нет зимы. Здесь все богаты!А не богаты – не беда!
Здесь потрясающи закаты!Здесь все твои мечты – крылаты,А твой покой хранит звезда!Вот папуасы в белых перьях
Вокруг костра пустились в пляс…Вдруг кто-то громко хлопнул дверью —И иллюзорный мир погас.Опять война, разруха, голод,
Лишений, бед роится сонм,И леденящий душу холод,И неуверенность во всём.Ожесточение без меры,
В душе – мышиная возня,И надоевшие портьеры,И в них гуляющий сквозняк.И вьюга за окошком воет,
По крыше ветками шурша…Эх, одеялом с головоюУкрыться б, лечь и не дышать!Чтоб трубы больше не трубили —
«Ура! Вперёд! На бой и труд!»Чтоб все вас начисто забыли —И кто, и где, и как зовут!Но вновь поэт читает строки,
Сгущая сумрак голубой,И вновь бегут по телу токи —И отступает мир жестокий,И затихает в сердце боль.
Ноябрь 2001
Посвящение восставшим военнопленным в Бадабере
Нам не будет никогда тридцати.Наши матери не встанут с колен.От отчаянья не даст им уйтиБезысходное, как стон, слово «плен».Им не вынести в домах тишины.Никаким теплом нельзя их согреть.И уже не разогнуть им спиныДо свистящего, как хрип, слова «смерть».
Нас два десятка молодых и сильных,Но до смерти измученных парней,Познавших «прелесть» тесноты могильнойВ одном из пакистанских лагерей.Не все, наверно, побывали дажеВ атаках, быстротечных и лихих.Но кто и как сюда попал – не важно!Мы кровью смоем все свои грехи.
А где-то по утрам еще морозыТончайшим льдом хрустят на мостовых.Но в белых рощах тонкие березыУже готовят ветви для листвы.
Надежда – тот последний свет, которыйТропинку дарит путнику во мгле.Мгновение – и сорваны запоры,И корчится охранник на земле.Пусть будет наш парад без предисловий,Но это будет с музыкой парад!И вот уж руки, липкие от крови,Чужой перехватили автомат.
А где-то снова грозы разыгрались.И хлеба ждет весенняя земля.И, как ефрейтор, длинноногий аистВышагивает важно по полям.
Сейчас не до речей сентиментальных.Пощады нам не ждать – война не спорт.Уже не будет коек госпитальных,Не подоспеет краснозвездный борт.Но есть Москва, есть Ленинград и Волга,И сердце есть, которое стучит…А «духам» мы запомнимся надолго:Чему-то ж нас успели научить!
А где-то жизнь, далекая, как звезды,Спокойная, как чистый детский сон!И в дымке голубой прохладный воздух,И у причала тихий шелест волн.
Нас будут долго выбивать из склада —В нем импортной взрывчатки сотня тонн.Для фейерверка это то, что надо!Ведь это наш последний бастион.И на свою «ударную» работуМы напоследок поглядим с небес.Пусть в этом нам помогут вертолетыПаршивых пакистанских ВВС.
А где-то в мирном городке рабочем,Где старый дом и над трубой дымок,Вдруг женщина проснётся среди ночиИ сдавленно шепнёт: «Сынок… сынок…»
Нам не будет никогда тридцати.Наши матери не встанут с колен.От отчаянья не даст им уйтиБезысходное, как стон, слово «плен».Ни фамилий наших нет, ни имен…Что безвестности страшней для солдат!Неизвестно, кто и где погребён.Неизвестно, кто и в чем виноват!
1988
Прощай, ХХ век!
Прошелестит настенный календарь,Перевернув последнюю страницу.Листков пронумерованные птицыУмчатся в историческую даль.
Но жизнь на этом не закончит бег,Иных земных хлопот добавив людям.Ну что ж, прости-прощай, двадцатый век!Мы никогда тебя не позабудем.
Покуда нас не подвела бедаК последнему прощальному застолью,Ты с нами остаёшься навсегдаСвоим величьем и своею болью!
За то, что был победный фейерверк,За то, что ты дарил надежду людям,Благодарим тебя, двадцатый век!Мы никогда тебя не позабудем.
Бывали мы у роковой черты,Когда в умах безверье и разруха,Свидетелями общей слепоты —И взлёта человеческого духа!
За дым костра, сулящего ночлег,За долгий путь, что был суров и труден,Благодарим тебя, двадцатый век!Мы никогда тебя не позабудем.
За жар пустынь! За белизну снегов!За синеву обители небесной!А также за друзей! И за врагов!Ведь жизнь без них была б довольно пресной!
Пока весна – светла и горяча —Из-подо льда высвобождает реки,Мы будем часто по тебе скучатьВ чужом и непривычном новом веке.
Ну что ж, прими последнее «прости»Под монотонный плач январской вьюги.Мы будем часто о тебе грустить,Как об ушедшем самом близком друге!
За звездопад, за самый первый снег,За свет любви, согревший столько судеб,Благодарим тебя, двадцатый век!Мы никогда тебя не позабудем.
Пока весна – светла и горяча —Из-подо льда высвобождает реки,Мы будем часто по тебе скучатьВ чужом и непривычном новом веке.
Ноябрь 2000
Марк Шехтман
Марк Шехтман родился в Таджикистане в 1948 году. Имеет два образования: филологическое и физико-математическое. Основная сфера его деятельности – преподавание истории и теории литературы. Интересы – фантастика и теория чисел. В свет вышли несколько сборников его стихов и книга комедий-миниатюр. Его поэтические подборки печатались во многих странах, в различных альманахах и журналах. Критики и читатели отмечают в стихах М. Шехтмана сложную образность, метафоричность и следование классическим традициям.
